Личная жизнь

В квартире Фукузавы слишком просторно для одного и тесно для двоих. Ещё в молодости он снял небольшую студию на седьмом этаже дома в старом районе Йокогамы. Хозяйка не разрешала держать животных и выращивать бонсай, тщательно следила за чистотой и явно подозревала, что Фукузава занимался не только составлением букетов для магазина флористики по соседству. На её подозрения в ту пору ему было глубоко плевать, а потом старая женщина умерла, и Фукузава без угрызений совести купил квартиру навсегда с условием, что родственники не будут беспокоить его по пустякам. Район был не самый дорогой и удобный, лифт отсутствовал как вид, поэтому на седьмой этаж приходилось подниматься пешком, что для скорбящих внуков оказалось непосильной задачей. Получив на руки документы, Фукузава наконец обставил квартиру на свой вкус: разбил на крошечном балкончике сад, поменял шторы ужасной кричащей расцветки, поставил по центру кухни любовно выращенный бонсай и завёл кота. Которого из чувства глубокого искреннего злорадства назвал Ринтаро и каждый вечер прочувствованно рассказывал, как тот неправ. Неловкая ситуация произошла в первый раз, когда Мори пришёл по личному делу и наткнулся на кота. Их взгляды встретились, атмосфера накалилась, и Фукузава, стараясь сохранять каменное лицо, ровным тоном произнёс: — Знакомься, это Ринтаро. Мори посмотрел на Фукузаву как на восьмое чудо света, шмыгнул покрасневшим носом и полез в карман плаща за таблетками от аллергии. С Ринтаро они удивительно легко сошлись характерами, несмотря на причудливые перемещения Мори по квартире: он отползал от кота, а кот следовал за ним всё из того же искреннего чувства, поскольку не привык, чтобы его игнорировали. Фукузава наблюдал за их молчаливым противостоянием с наслаждением профессионального созерцателя: читал «Семейство Абэ», ел восхитительные роллы с тунцом и желал Мори долгого здоровья всякий раз, когда кот залезал к нему на руки и тёрся мордой о шею. В остальном их отношения были куда более здоровыми и полноценными, чем у самого Фукузавы с Мори-человеком. Кот великодушно разрешал себя гладить, мурлыкал и провожал гостя до порога, откуда после разражался какофонией звуков, символизировавшей, видимо, непроходимую тупость хозяина, который выпустил такое чудо из квартиры. Фукузава был бы рад свалить постоянные неудачи в личной жизни на кота, но это было нечестно по отношению к невинному животному, потому причина отыскалась сама: оба они, и Фукузава и Мори, были ужасно заняты жизнью. Жизнь натурально била их по головам, подкидывала новые проблемы и минимальный набор для их решения. Справлялся Фукузава на чистом упрямстве и убеждении, что кроме него некому, да и оставлять подчинённых (семью) на произвол жестокой судьбы не следовало: Йокогама была непростым, но красивым городом, который не заслужил полного разрушения от рук заскучавших сыщиков. Обязательство перед Рампо тоже висело над головой подобно гильотине, так что Фукузава вздыхал с искренним облегчением, когда выдавался хотя бы один свободный день в неделю, чтобы спокойно почитать. У Мори такое счастье, надо думать, случалось реже, чем у Дазая просыпалась совесть. Неудивительно, что после распределения сил в городе, Фукузава стал видеть старого врага (друга) только на официальных переговорах. В пятый раз «Семейство Абэ» читалось без участия мозга: глаза схватывали знакомые строчки, но смысл ускользал в открытое окно: прохладная осень не могла выгнать Фукузаву с балкона без боя, он всегда сражался до последнего и встречал закат под тёплым пледом и с кружкой чая. К девяти вечера книга благополучно откладывалась в сторону, а мозг просыпался достаточно, чтобы замечать что-либо, кроме родных фиалок. Фукузава прищурился, разглядывая стремительный чёрный росчерк, что в прямом смысле летел, а не шёл по улице — слишком знакомый, чтобы не подготовиться к его появлению в своей жизни хотя бы морально. Мори никогда не предупреждал о визитах, считая это дурным тоном. Больше его привлекали «непредсказуемость и элемент новизны», что-то в этом духе, за точность цитаты сложно было поручиться. Отчасти Фукузава соглашался с чужими доводами, но втайне ворчал, ведь они уже давно не вспыльчивые юнцы, можно и позвонить заранее, хуже от этого точно не будет. В голове Мори творились хаос и анархия, которые Фукузава до сих пор не сумел постичь и всякий раз удивлялся, как в одном человеке сочеталась жажда убийства и мания к красивым жестам. Будь его воля, он бы назначал Фукузаве свидания в самых странных местах Йокогамы, начиная с кладбища и заканчивая передвижным дельфинарием. Раньше подобная выходка могла взбесить и оставить очередную трещину на маске идеального Фукузавы Юкичи, однако с возрастом он научился склеивать разломы и получать удовольствие от всего, даже от присутствия в своей жизни босса Портовой Мафии. — Давно не виделись, — он стоял на пороге с неизменной улыбкой, бутылкой вина и коробкой отличных суши. Ничего не выдавало стремительного полёта над мостовой, словно за семь этажей над Мори успели поработать стилисты, приведя в порядок волосы и одежду. От внимательного взгляда не скрылся только лихорадочный румянец, стёкший с обычно бледных щёк на чувствительные уши. Сколько Фукузава помнил, Мори всегда носил именно такую причёску, чтобы скрыть индикаторы своего настроения. Ободки же для волос в огромных количествах дарили подчинённые; Мори порой жаловался, что никак не может выйти на склад с годовыми запасами этих чёртовых ободков. Умения крутиться и выживать у его ребят было не отнять. — Проходи, — посторонился Фукузава. — Тапочки на старом месте. Ванная тоже. Оба прекрасно знали, ради чего Мори безжалостно вычёркивал из расписания встречу с министром финансов, а Фукузава покидал офис раньше обычного, по-звериному чуя, что именно в эту ночь Мори придёт к нему. Пока шумела вода и мяукал Ринтаро, соскучившийся по тёзке, Фукузава аккуратно поставил вино и суши на стол, отключил мобильник и прикрыл окно. Мори был мерзляком и простывал от любого сквозняка (что благоразумно скрывал), потому в спальне всегда лежали второй плед и тёплая одежда на каждый сезон. В кухонном шкафчике стояла его кружка с надписью «Любимому боссу», которую Мори притащил с ехидной улыбочкой и байкой о том, как милашка Хигучи захотела сделать начальству приятное, но немного ошиблась датой. Применение лишней кружке нашлось быстро, как и многим другим вещам, которые неумолимо расползались по квартире Фукузавы после его спонтанных набегов. Зубная щётка, полотенце с котятами, личные тапочки и даже любимые книги, хотя вкусы в литературе у них были совершенно разными. Страшно подумать, над кроватью в спальне неожиданно появилась картина кисти Дега, выкинуть которую не вышло ни в тот день, ни через месяц, ни через годы. Фукузава подозревал, что Мори это забавляло и в определённом смысле радовало, поэтому он стабильно, раз в квартал начинал знакомую обоим песню: «Пора бы выкинуть это полотно, совершенно не гармонирующее с моим внутренним миром и цветом обоев». На что Мори искренне — до морщинок в уголках глаз — хохотал и обещал унести Дега на помойку до того, как Фукузава проснётся, но постоянно забывал это сделать. Из ванной Мори вышел в полной боевой готовности — ах да, был ещё его личный халат, — с мокрой после душа головой и с Ринтаро на руках, и выражения их лиц (лица и морды) напомнили Фукузаве любительские переделки Моны Лизы кисти Леонардо. Те самые, где женщина с портрета улыбалась так, будто размышляла: перегрызть вам горло или чуточку подождать. Живопись не впечатляла Фукузаву так, как поэзия, поэтому он отбросил в сторону ассоциации и одеяло. Мори отпустил кота и подошёл ближе, чтобы исходивший от него запах мыла и яблочного шампуня бил прицельно по обонянию. Мори терпеть не мог яблоки, но тем не менее не упускал возможности подразнить невозмутимого, как скала, Фукузаву. За поцелуем первым потянулся Мори — просто потому, что сегодня была его очередь. Когда-то давно, ради шутки, они распределили по дням недели, кто будет проявлять инициативу, и эта нелепая традиция продержалась долгие годы, то затухая, то вновь всплывая в памяти. Фукузаве льстило, что Мори помнил столько мелочей о его жизни и привычках, и он старался платить тем же — ненавязчиво и аккуратно, обходя с неизменной ловкостью все болезненные темы и вопросы. Почти так же он поступил во время первой встречи с Рампо, но Рампо уступал Мори как минимум в том, что не умел одним поцелуем вышибать почву из-под ног (будем откровенны, ни с кем из своих подчинённых Фукузава не завёл бы романа, будучи в здравом уме). — У тебя отличная кровать для убеждённого холостяка. Мори облизал губы и улёгся возле кота, который считал, что ночью следует спать, а не заниматься сексом. Полюбовавшись на сразу двух Ринтаро в своей безумной жизни, Фукузава вздохнул, снял домашнее кимоно и лёг рядом, не питая никаких надежд на страстное продолжение — Мори заснул сразу, едва его голова коснулась подушки. Как бы ему ни хотелось близости, уставший организм требовал отдыха и плевать хотел на трещавшую по швам личную жизнь. Снова вздохнув, Фукузава осторожно вынул из влажных волос ободок, накрыл Мори одеялом и переложил кота на свою половину кровати. Таблетки от аллергии не действовали вечно, а отпускать Мори на работу со слезящимися глазами и распухшим носом Фукузаве не позволяла совесть. Его квартира была слишком тесной для двоих, но для Огая Ринтаро в ней всегда находилось место.