Ниже достоинства

Разбитые в кровь костяшки дёргало тупой болью. Фукузава поднёс было руку к губам, чтобы зализать содранную до мяса кожу, но получил шлепок по запястью. Глаза Мори сияли незамутнённой яростью. Таким Фукузава видел его впервые и предпочёл бы не вызывать этот острый, холодный гнев снова. — Занесёте инфекцию, Фукузава-доно, и мне придётся ампутировать вам всю руку. — Я думал, ты сам их оближешь. — Если мне и захочется полизать что-нибудь, — отрезал Мори, промакивая костяшки спиртовым тампоном, — то явно не ваши пальцы. Они не выглядят вкусными, простите за прямоту. — А что выглядит? Мори рассмеялся, руки у него не дрогнули, но взгляд смягчился. Его волосы пахли спиртом, резкий запах стерильности щекотал ноздри. К нему трудно было привыкнуть, но в подпольной клинике Фукузава проводил времени больше, чем дома, и уже принюхался. Порой он ловил себя на мысли, что слишком внимательно наблюдает за Мори, запоминает ненормально много деталей о нём. О них. — Впервые за долгие месяцы вы проявляете любопытство. Или просто неловко соблазняете? — Нет. Фукузава сам не знал, зачем начал этот странный разговор. В нём не было необходимости; Фукузава убивал тех, кто угрожал Мори, Мори обрабатывал его раны и заговаривал зубы. Привычный алгоритм дал сбой, когда Фукузава сломал нос клиенту, предложившему в качестве оплаты развлечь молодого доктора вполне определённым образом. Фактически клиента он спас от мучительной и долгой смерти на разделочном столе со скальпелем в глазнице, но досады на себя и на Мори (который раздумывал над предложением целую секунду!) это не отменяло. — То, как вы ринулись защищать мою честь, заслуживает награды, — задумчиво протянул Мори, с интересом поглядывая на пояс кимоно. Скулы Фукузавы порозовели. — Я ни на что не намекал! — А я пока ничего не предложил, — парировал Мори со сладкой улыбкой. Он тщательно забинтовал костяшки и накрутил сверху хитрый бант. Волокна бинта торчали во все стороны, кожу под повязкой щипало, однако это были мелочи по сравнению с тишиной, что повисла в операционной. Элиза молча сидела в углу и выводила на плотном картоне каракули, раздирая молчание скрипом новых красных туфелек и шелестом платья. Фукузава сосредоточился на этих звуках, чтобы не думать о ловких пальцах Мори на поясе, и совершенно упустил из виду Мори реального. — Фукузава-доно. — Что? — грубее, чем хотелось, ответил Фукузава. Теперь пылали уши. — Давайте сходим на фестиваль в эти выходные? Я знаю, у вас нет никаких планов и встреч. Просто погуляем... вне работы. Нечто в голосе Мори подцепило Фукузаву на очень острый крючок. Он бился на нём, как рыба, пытаясь вырваться из ловушки, но вместо резкого отказа с губ срывалось невразумительное бульканье. Фукузава прокашлялся в кулак, отвернулся, только было уже поздно. Симптомы согласия Мори определял по положению звёзд на небе и морщинках в уголках глаз, не иначе. Фукузаве не пришлось даже говорить, что во время фестиваля принято надеть юката и притворяться друзьями. Мори догадался сам, нечитаемо улыбнулся и сложил в аптечку остатки бинта. — Вот и славно. А что до предложения клиента, которое так вас возмутило... Я не собирался принимать его. Заниматься любовью с людьми, которые лапают меня за зад, ниже моего достоинства. Слышать от Мори про любовь было до того дико, что мозг Фукузавы заскрипел, натужно переваривая информацию. За это время Мори успел прибрать в операционной, вручить Элизе новые карандаши и снять медицинский халат. Он остался в чёрной рубашке и перчатках, на которых быстро высыхали бурые потёки крови. Со скрипом сдирая их с руки, как вторую кожу, Мори делал вид, будто не замечает тяжёлого взгляда Фукузавы ниже своего достоинства. Мори ждал у ворот. Светлое юката очень ему шло, но Фукузава скорее откусил бы себе язык, чем признался в этом вслух. Зато у Мори проблем с общением не было никаких. — Вы прекрасно выглядите! — воскликнул он, окинув оценивающим взглядом всего Фукузаву с головы до традиционных гэта. — Неужели готовились к нашей встрече? — Взял первое, что попалось под руку, — неуклюже соврал Фукузава, который примерно час выбирал одежду и придумывал, как протащить на территорию храма катану. Пришлось ограничиться складным ножиком за широким поясом и веером, который он почти впихнул Мори в руки с единственной целью: отвлечь его от собственных горевших щёк. За ними шла красивая, как живая кукла, Элиза, и лишь по её спокойствию Фукузава догадался, что Мори тоже не пять минут занимался сборами и уговорами. Строптивый нрав Элизы он прочувствовал на себе не один раз, потому мысленно восхитился той выдержкой, которую Мори проявил, чтобы первый нерабочий выход прошёл идеально. — Вам что больше нравится: банан или осьминог? Фукузаве нравилось и то, и другое, но стоило представить, как Мори будет медленно есть банан, слизывать карамель и вбирать кончик в рот липкими губами, как весь голод упал тяжёлым камнем в пах, да там и остался. Навязчивые мысли и желания обычно легко изгонялись самодисциплиной и медитацией, но с Мори такой фокус не сработал. — Значит, осьминог, — по-своему истолковал его молчание Мори. Элиза получила сразу два банана на палочке, деньги и была отправлена «погулять», а Фукузаве вручили приличных размеров осьминога. — Разве не принято покупать их, когда приходишь на фестиваль с другом? — Так и есть, но... — Но что? — наивно выпучил глаза Мори, чем выдал себя: он знал про дурацкое значение осьминога и откровенно над ним, не осьминогом, а Фукузавой, глумился. — Неважно. Спасибо. — И вы не возражаете, что я назвал вас другом? Мори ненавязчиво взял его под локоть и увлёк в толпу прежде, чем Фукузава успел придумать причину отказаться. Возразить он честно хотел, но постепенно забыл об этом. Грыз своего осьминога, вместе с Мори рассматривал золотых рыбок и вспоминал, когда в последний раз вообще отдыхал и расслаблялся, как нормальный человек. Давно, настолько давно, что уже и забыл о том, насколько прекрасен фейерверк на тёмном небе и как приятно вжимать горячее тело в дерево вдали от любопытных глаз. Во всём виноват осьминог, без вариантов. Мори улыбался той искренней улыбкой, за которой не пряталось двойного и тройного смысла, шарил ладонями за поясом Фукузавы и ожидаемо наткнулся на нож. С мгновение он разглядывал хищно блеснувшее лезвие, а затем неторопливо облизал его, глядя прямо в лицо Фукузаве. — Отрежешь язык — я не пришью обратно. — У вас есть занятие куда интереснее, — пояс развязался легко, в отличие от повязки на руке. Глаза Мори потемнели, когда Фукузава приподнял его за бёдра и толкнулся пальцами между влажных ягодиц. В голове набатом стучало: «Он подготовился и тут?», но думать об этом было некогда — руку обхватили ледяные пальцы, дрожь которых передавалась через кожу в сплетение нервов. Фукузава укусил Мори в шею, стремясь оставить синяк побольнее, и прижался членом к подтянутой заднице. — Секс со мной не уронит твоего достоинства? — хрипло спросил Фукузава, пока ещё мог соображать. — Если вы не уроните меня, пока болтаете, то нет, — огрызнулся Мори. Фукузава хотел пообещать, что не уронит, но увидел во взгляде Мори тот самый ледяной гнев и поспешил заняться делом. Взрывы фейерверков заглушали стоны, что хорошо, ведь Мори оказался ужасно громким и вёртким, он цеплялся за плечи Фукузавы и плавно опускался на его член, не позволяя задавать собственный ритм. Наверняка грубый секс, в который неизбежно скатывался вспыльчивый Фукузава, Мори легко выдержал бы, но то ли нарочно, то ли случайно никуда не торопился. Недовольным он, впрочем, не выглядел, даже когда нащупал длинную царапину от древесной коры на правой ягодице и два новых синяка-укуса на шее. Фукузава развернул его спиной, надавил горячей ладонью на поясницу, вдумчиво слизав каплю крови и потёки спермы с дрожавших бёдер. — Нагулялись? — капризно спросила Элиза, когда они торопливо сбежали с фестиваля, чтобы не светить помятыми юката и опухшими от поцелуев губами. — Будешь должен мне торт, Ринтаро, дурак! Я ждала вас на целых полчаса дольше, чем ты обещал! — Мы очень... увлеклись, изучая границы нашей дружбы, — нашёлся Мори и пихнул Фукузаву локтем в бок. Тот нахмурился, но ничего не сказал закатившей глаза девочке. — На шее у тебя дружеские засосы? — усмехнулась Элиза, а когда Мори напустил на себя вид строгого отца, весело рассмеялась. — Ладно, мне это неинтересно. И она убежала вперёд, громко стуча каблучками красных туфель. Фукузаву охватил стыд за неподобающее поведение, за нарушение сразу четырёх правил телохранителя и двух — кодекса самурая. Вариться в собственном соку он мог долго, напуская на лицо зверское выражение, вот только расслабленный после секса Мори терпеть рядом угрюмого молчуна не хотел. Он хитро улыбнулся и прижался к Фукузаве, обняв того за талию, а когда отстранился, то за поясом Фукузава обнаружил складной нож, про который совершенно забыл там, под деревом. — Надеюсь, вы надолго запомните мою благодарность, Фукузава-доно. За веером Фукузава не видел улыбки, но не сомневался: Мори будет изо всех сил нарываться на несмертельные неприятности, чтобы Фукузава спасал его — и достоинство заодно, как бы низко оно ни упало.