Я с тобой наяву и во снах Я в твоих отражаюсь глазах Я сильнее Любви И хитрее Судьбы Поцелуй мой как лед на губах.
— Не понимаю, — жалобно пробормотала Эльза. — Почему нужно прятать свою силу? Больше я никому не сделаю больно! Эльза помнила, что сказали смешные каменные тролли: если она научится управлять льдом и снегом, то всё наладится, Анна поправится, снова будут игры, звонкий смех, добрая улыбка сестры… Эльзе ужасно их не хватало! Но папа смотрел строго, а мама — испуганно, только Эльза не понимала, чего она боится. Анна ведь уже в безопасности, а от снежной магии ей в подарок осталась красивая белая прядка. — Милая, послушай. То, что случилось… Ты не виновата, но сила может выйти из-под контроля. Нельзя научиться управлять ею за одну ночь. Мы с мамой хотим, чтобы ни ты, ни Анна, никто в королевстве не пострадал, понимаешь? Папа говорил мягко и вкрадчиво, обнимал Эльзу за плечи, но руки у него дрожали. — Д-да… Кажется, понимаю. Неприятно кольнуло это «ты не виновата», к чему оно вообще? У Эльзы и в мыслях не было навредить сестре, они просто играли! Если обычные дети кидали друг в друга снежки, их не отчитывали родители и не запирали в комнате. Эльзе об этом мальчик-слуга рассказал, он бы врать не стал. Слуги в замке знали про магию и не пугались, наоборот — они радовались красивым снежинкам, добродушно сетовали на скользкие полы и благодарили за прохладу жаркими летними вечерами. Ни разу на их лицах Эльза не видела отвращения и ужаса, никто не шептал ей в спину: «Монстр!» Может, слуги были слишком вышколены, чтобы опускаться до подобного, но Эльза не сомневалась: до этой проклятой ночи её магию считали чем-то вроде детской забавы, смешной шутки. Теперь настроение неуловимо изменилось, потяжелел воздух, и Эльза чувствовала кожей эти жуткие, необратимые перемены. Она шмыгнула носом. — Надень это, милая, — папа настойчиво протягивал ей плотные перчатки из оленьей кожи. Красивые и мягкие, они Эльзе всегда нравились. Будь ситуация иной, она бы со счастливым визгом повисла у папы на шее, но под его незнакомым властным взглядом Эльза покорно натянула перчатки и спрятала руки под мышками. Тепла она не почувствовала. Родители переглянулись, на их лицах проступило облегчение. — Мы любим тебя, — сказал папа и неловко поцеловал воздух рядом с щекой Эльзы. — Не выходи из комнаты, хорошо? Тебе принесут всё, что нужно. Дверь за ними закрылась тихо и глухо, как крышка гроба. Эльза, не боявшаяся (ей ведь целых восемь лет!) ни мышей, ни лягушек, ни страшилок, что рассказывали гувернантки, тревожно вгляделась в тёмные углы знакомой комнаты. Она никогда не оставалась здесь одна надолго, только чтобы поспать, потому что утро всегда начиналось с Анны, продолжалось Анной и заканчивалось ей. Времени на глупые детские страхи у них попросту не оставалось. Эльза падала на кровать совершенно без сил и только посмеивалась над жалобами Анны. Будто бы у неё на самом деле в шкафу кто-то сидит! Не к месту вспомнились и другие рассказы: про монстра, который утаскивал плохих детей в чёрную пещеру, откуда не было выхода; про живую руку без человека и человека без лица; про густые тени, в которых можно захлебнуться… Если Эльза плохая, монстр обязательно заберёт её этой ночью. Ладони горели под перчатками, кожа чесалась. Эльза не привыкла носить их в замке, но не могла ослушаться отца. Не так уж часто он о чём-то просил таким взволнованным тоном, разве сложно немного походить в перчатках? Они красивые. А папа что-нибудь обязательно придумает. Эльза сможет выходить наружу и вновь играть с Анной. На кровати она разложила книжки и читала до самого утра, боясь сомкнуть глаза. Почему-то ей казалось, что во сне магия перестанет слушаться и заморозит всю комнату, нет, весь замок и всех людей! Которые этого, конечно, не заслужили. Всю ночь вокруг кровати кружили тени, словно акулы, которые нашли спрятавшегося от них на льдине раненого морского котика. Книжка про подводный мир захватила Эльзу, богатое воображение услужливо пририсовало теням плавники и зубы, а себе — рану, невидимую, но очень-очень болезненную. Прямо в сердце. Когда сквозь плотно задёрнутые шторы прокрался первый рассветный луч, Эльза уже сладко спала: на перчатках и покрывале разрасталась корочка льда, медленно отвоёвывая себе всё новые территории. Одна из теней, что плавала вокруг, заинтересованно всколыхнулась и приняла форму высокого худого мужчины. Потрогав кончиком пальца хрустящий лёд, он одобрительно хмыкнул и исчез.***
Папа пришёл к Эльзе через три дня, когда она перечитала все книжки с картинками и взялась за те, что без них. До своего вынужденного заточения она и представить не могла, что в книгах столько всего интересного! Приключения, сражения, другие страны — они там, за порогом, надо лишь открыть дверь и выйти к людям, за которых так боялись родители и которым желала добра сама Эльза. Но папа сказал: — Мы приказали запереть главные ворота и прогнали слуг. Папочка, любимый и добрый папочка, который носил на руках и целовал коленки, читал сказки и шептал, что она самая любимая и хорошая, говорил чужим голосом странные и непонятные слова. — Будь сильной, милая, — он заметил изморозь на покрывале, и лицо у него сделалось совсем страшным. Такого Эльза никогда раньше не видела. — Поверь, так лучше для всех нас и для тебя — в первую очередь. — Папочка, я научусь контролировать это! — с жаром воскликнула Эльза, забыв про все уроки гувернанток. Истинные леди не плачут и не спрыгивают с кровати, чтобы обнять папу за колени. — Пожалуйста, не надо запирать меня. Мне страшно, я не хочу, прошу… Папа погладил её по голове, но затем отстранил твёрдой рукой и заглянул в глаза. В его взгляде Эльза увидела отражение собственного страха. — Нам всем сейчас тяжело. Но ты моя дочь, Эльза. Я уверен, если не пользоваться силой и держать себя в руках, всё будет хорошо. Постараешься? Эльза плохо понимала, что значит держать себя в руках и почему нельзя создавать изо льда снеговиков и красивые фигурки. Разве это плохо? Разве она — плохая? Нет, Эльза хорошая девочка. Она прошептала: — Как скажешь, папочка, — а когда он ушёл, села на краешек кровати и тихо заплакала.***
Эльзе тяжело давалось одиночество: в окно она видела жизнь подворья, детей, игравших в салки и прятки, радостный смех и разговоры о вещах, которые проходили мимо неё. Книги были единственной отдушиной, но и они не знали всего. Оказавшись предоставленной самой себе, Эльза с ужасом поняла, что думать — страшно. Стоило на мгновение отвлечься, как в голову лезли пугающие мысли, потаённые страхи оживали, а во снах приходили ледяные скульптуры и спрашивали, за что она их заморозила. Тогда Эльза решила читать так много, чтобы засыпать, коснувшись подушки щекой — и это помогало... сначала. Чтение стало отнимать всё меньше времени, Эльза хорошо училась; и вечерами, глядя в тёмный провал окна, она с грустью думала, как сложилась бы жизнь, не будь у неё этой отталкивавшей всех силы. Родители почти не заходили, занятые проблемами королевства, Анна скучала сидеть целый день под дверью, и Эльза всё глубже впадала в чёрную меланхолию, всё чаще «забывала» надевать по утрам перчатки. На полу и на стенах расцветали ледяные бутоны, от которых веяло холодным величием и одиночеством. То, что надо для будущей королевы Эренделла, с горечью думала Эльза, в самый раз для меня — живые цветы умрут, стоит к ним лишь прикоснуться. И люди тоже. Только липкий страх, обнимавший сотней крохотных лапок, мешал воспротивиться запрету и выйти из комнаты. Она не хотела причинять вред сестре и беспокоить родителей. Папа расстроится, если окажется, что Эльза недостаточно сильна и упряма, чтобы с гордостью нести эту ношу в одиночестве. Но она и не была одна. Однажды, почти заснув над книгой, Эльза краем глаза увидела странную тень. Тень стояла рядом с окном и любовалась снегопадом. Зима в том году началась раньше обычного и лютовала уже неделю, даря работу ледорубам и головную боль — отцу. Эльзе было десять, и она хорошо усвоила, что принцесса не должна показывать свои чувства на людях. И визжать от страха тоже. Хотя визжать как раз хотелось, потому что тень обернулась, окинула её пронзительным взглядом и отвесила издевательски низкий поклон. — К-кто вы? — стараясь скрыть дрожь в голосе, спросила Эльза. — И что делаете в моей комнате? — Я здесь живу, — спокойно ответила тень. — Вернее, под вашей кроватью, принцесса Эльза. Такой ответ вас устроит? — Честно говоря, не очень. — Другого у меня нет. Эльза сглотнула комок в горле; тень превратилась в худого мужчину с некрасивым большим носом и совиными глазами. Он пугал до дрожи. — В таком случае не могли бы вы… уйти? — робко попросила Эльза, удивившись тому, как красиво звучал голос мужчины-тени, в то время как её собственный напоминал писк полузадушенной мыши. Два года она почти ни с кем не разговаривала и успела забыть, зачем вообще нужно открывать рот и исторгать из него какие-то звуки. — Могу, — покладисто кивнул мужчина. — Но если вам захочется с кем-нибудь поговорить или поделиться своими страхами, принцесса, просто позовите меня. — Я не боюсь! — Эльза гордо вскинула подбородок. В ответ мужчина шелестяще рассмеялся и затёк под кровать. Свесившись вниз головой, Эльза собрала отросшей косой пыль, но не нашла ничего, кроме старых туфель, фантиков от конфет и паутины.***
В его появлениях не было никакой логики. Он то приходил с закатом солнца и уютно молчал, позволяя Эльзе говорить о чём угодно, то пропадал месяцами, посылая вместо себя кошмары, от которых Эльза просыпалась с криком и мокрой ночной рубашкой. Его звали Кромешник (одно из десятка имён, если верить его же словам), и в кошмарах, а также ужасах и страхе, он разбирался лучше, чем кто-либо другой. Первую встречу с монстром Эльза представляла совсем иначе и точно не рассчитывала остаться после неё в здравом уме. Рассказы гувернанток меркли на фоне удивительной — волшебной! — реальности. Кромешник не пытался затащить её в своё логово, съесть или превратить в лягушку. Он искренне хохотал, когда Эльза об этом думала, и терпеливо повторял: мне нужны лишь твои кошмары, маленькая принцесса. На вопрос «почему?» он улыбался загадочно и немного грустно. — У них особенно тонкий и нежный вкус. Кромешник знал намного больше, чем книга; он сам казался Эльзе изящной и немного пугающей книгой в чёрной обложке, сотканной из мрака и теней. Оценив её бесстрашие (или глупость), Кромешник иногда убаюкивал Эльзу тёмными, мрачными, но завораживающими сказками. Про дудочника и крыс, про прекрасную русалку, которая променяла голос на ноги и принца, про лихих пиратов и даже незнакомых Эльзе богов, слишком похожих на людей. Бледная худая ладонь во время таких сказок рисовала в воздухе причудливые узоры, и над кроватью восставали события, которым Кромешник явно был свидетелем. С восторгом Эльза провожала взглядом быстрый, как ветер, корабль с красными парусами, рассматривала незнакомые женские платья и удивлялась, как же крысы могут приготовить вкусный ужин? Засыпала Эльза после сказок Кромешника с уверенностью, что чудеса до сих пор случаются где-то очень-очень далеко, и когда-нибудь она тоже сможет стать их частью. Кромешник не обещал прийти снова, но всегда деликатно постукивал по днищу кровати в самые безысходные для Эльзы моменты. Протягивая ему руку для ещё детского и невинного поцелуя (подсмотренного у взрослых), Эльза искренне радовалась, что у неё появился такой хороший друг. Наверное, она не опечалилась бы даже в том случае, окажись Кромешник плодом её воображения, фантазией одинокой несчастной девочки. Лучше жить с фантазией и надеждой, чем ненавидеть себя и бояться неизвестности. Именно Кромешник однажды, целуя пальцы Эльзы, невинно предложил: — Почему бы вам не снимать перчатки во время наших встреч, принцесса? — Нельзя, — помрачнела Эльза и быстро отдёрнула руку. Позабытый страх причинить вред вернулся, и она вдруг отчётливо заметила, как хищно раздулись ноздри Кромешника и вспыхнули в темноте глаза. Он чуял страх. — Не бойтесь, — продолжал усыплять её совесть Кромешник, — мне вы не навредите. К тому же, разве вам самой не любопытно, каким может быть сочетание льда и тьмы? — А их можно соединить? — заинтересовалась Эльза и встала рядом с Кромешником, смехотворно крошечная, едва достающая ему до живота. Он складывался едва ли не вдвое, чтобы наклониться к ней, а она вставала на цыпочки, чтобы видеть его серое, но по-особому красивое лицо. Вместо пространных объяснений Кромешник взмахнул рукой — и возле Эльзы медленно проступил прямо из воздуха крошечный щенок, чёрный, как сама ночь. В отличие от живых щенков, этот вызывал оторопь и жуть, а ещё позорное желание запрыгнуть на письменный стол с ногами. Зубастый, с горящими глазами-угольками и колючей шерстью, щенок деловито принюхался, а затем негромко зарычал. — Фу, — осадил его Кромешник и повернулся к Эльзе. — Знакомьтесь, принцесса. Это — ваш страх, который родился после неудачной игры с сестрой. Вы не смогли защитить её, хотя и пытались, поэтому страх выглядит именно так. При желании я могу придать ему любую форму. — Он не кусается? Залезать на стол — это всё-таки перебор, Эльза уже взрослая девочка и могла держать себя в руках, как и хотел отец. Хотел ли он, чтобы его дочь общалась с монстром из страшилок и приручала собственные кошмары — другой вопрос. — Если прикажете, он сделает всё, что угодно, — с готовностью пояснил Кромешник. — Однако лучше просто его погладить. Представьте, что родители подарили вам настоящего щенка на Рождество. Название праздника Кромешник выплюнул, не жуя. Наверное, тоже терпеть его не мог, подумалось Эльзе. Раньше она вместе с семьёй наряжала огромную ёлку во дворе замка, создавала снеговиков и нетающие снежинки, а затем вместе с Анной каталась с горки под добродушными (как тогда казалось) взглядами папы и мамы. Теперь она не могла даже поздравить сестру с днём рождения: слушала через дверь счастливый смех, грохот падающих доспехов и велосипеда, на котором Анна штурмовала лестницы и стены. Нет, такое Рождество Эльзе совсем не нравилось. — Его подарили мне вы, — ровным тоном поправила Эльза и протянула щенку руку без перчатки. Почувствовав холод, щенок не убежал, жалобно скуля, а лизнул чёрным сгустком темноты дрожащие пальцы и потёрся о них широким лбом. Лёд мгновенно высеребрил игольчатую шерсть щенка, превратив его в чёрно-белый комок с по-прежнему красными глазами. Магия не причинила странному существу никакого вреда, наоборот — сделала его сильнее. Щенок принялся с энтузиазмом носиться вокруг Кромешника, играть с хвостом и прыгать Эльзе на живот, прося снежной добавки. Кромешник наблюдал за их вознёй с почти отеческим благодушием. В уголках его губ поселился намёк на живую человеческую улыбку, от которой Эльзе стало тепло и славно, будто не было в мире ничего важнее. — Тьма и лёд идеально подходят друг другу, принцесса, — сказал он наконец. — Ваша сила — не проклятие и не опасность, которую следует избегать всеми способами. Я могу научить контролировать её. Грех пропадать такой красоте! Эльза польщённо улыбнулась и впервые за годы затворничества без страха взглянула на снег, что пушистым ковром покрыл весь пол. Зима была прекрасна, она несла радость людям, и Эльза тоже будет — но немного иначе.***
Эльзе двенадцать, она нарушила приказ отца и невероятно, просто чудовищно этому рада. Идея принадлежала, конечно, Кромешнику. Появившись из густой тени, он протянул Эльзе букет подснежников и заметил, что принцесса могла бы собрать ещё больше цветов, так подходивших к её волосам. На вопрос, где же росли подснежники, Кромешник молча указал за ограду замка, в сторону густого леса за озером. Снега выпало в этом году немного, вода в озере тоже не промёрзла до конца, потому дети часто стали проваливаться под лёд, поверив его обманчивой надёжности. Эльзе это не нравилось, но все попытки поговорить с отцом наталкивались на неприступную стену: отец считал, что нельзя ни в коем случае использовать ледяную магию, даже если она могла помочь. — Вы хотите, чтобы я сбежала? У Кромешника всегда немножко светились глаза в темноте, как у кошки. Эльза не знала, как глубоко он заглядывал в темноту, и дрожала при мысли, что на свет могут появиться новые кошмары. Дрожала от предвкушения. — Назовём это прогулкой под Луной в компании друга. У вас прекрасная Луна, принцесса: совсем неразговорчивая. Я мечтал увидеть такую больше тысячи лет… Эльза давно поняла, что Кромешник старше не только отца, но и замка, всего мира; знала и о том, что в том мире, откуда он приходил, Луна обладала собственной волей и разумом сродни человеческому. По словам Кромешника, Луна могла разговаривать, передавать свои мысли другим волшебным существам и… принимать облик шестилетнего мальчика. Несмотря на огромную силу, этот ребёнок не ведал, что творил, и порой играл с людьми, как с плюшевыми кроликами. Услышав об этом, Эльза порадовалась, что их Луна нормальная, совершенно обычная и красивая. Мягкий свет лился на припорошенные снегом крыши домов и поля, превращая их в серебряные головы задремавших стариков. Из окна Эльза видела лишь склонённые к земле макушки и кусочки высоких деревьев, где водились волки и жили ледорубы. — Тогда проводите меня к озеру, — попросила Эльза, сердце которой сжалось от сладкого испуга. Когда-то они точно так же сбегали с Анной из замка или спускались тайком от родителей в зал для приёма гостей. Уже там появлялись снежки, снеговики и ледяные наносы, морозный воздух щипал за щёки, а на волосах застывал иней. Уговаривая Анну вести себя тише, Эльза неохотно уничтожала маленькие ледяные крепости и хрупких, звонких ледяных лошадей, чтобы родители ничего не заподозрили. На цыпочках сёстры возвращались в свои спальни и ворочались в остывших постелях до утра, не в силах сдерживать счастливый смех. Игры с Анной до сих пор грели Эльзу, пусть она и не общалась с ней нормально целых четыре года. — Ваше слово для меня — закон. С Кромешником выбираться из замка через запертые ворота оказалось проще, чем заморозить лужу воды. Стражники, дремавшие на постах, не просыпались от бесшумной поступи Кромешника и, кажется, видели совсем не добрые сны; темнота укутывала Эльзу лёгким покрывалом, подхватывала на руки и несла в стремительном полёте минуту, день, вечность. Весь мир сливался в непроглядную тьму, но Эльза не боялась собственной беспомощности, потому что была уверена: ей не причинят зла и сделают всё, что она попросит. Почти всё. Всё-таки Эльза была маленькой девочкой, а Кромешник — монстром, и требовать от него чудес как-то… неправильно, что ли. Вместо них Эльза получила свободу. Густая тень отпустила их на берегу озера. Твёрдый лёд у самого берега незаметно превращался в ломкую и опасную зыбь, что скрывалась под обманчиво прочной корочкой. Эльза наступила на неё и услышала отчётливый хруст. Ходить по такому льду ни в коем случае нельзя! Почему же отец не приказал оградить озеро или оповестить всех жителей города? Может, он уже сделал это, одёрнула себя Эльза, он умный и дальновидный, просто ей-то о приказах короля не рассказывали. Или отец забыл, у него слишком много более важных дел, чем какое-то озеро. Из тяжёлых мыслей Эльзу вырвал вопрос Кромешника: — Вы танцуете? Он склонился перед ней в изящном поклоне, высокий и острый, как циркуль. Тьма клубилась туманом в его ногах, а к Эльзе со всех лап нёсся щенок-кошмар, которого она назвала Тень. Погрозив ему пальцем, Эльза присела в реверансе и вложила свою маленькую ладонь в сильные пальцы Кромешника. Он (страх) всегда держал её крепче любых цепей и запретов. С ним она не боялась ничего. — Только не подскользнитесь! Несколько семенящих шажков по хрупкой корочке — и озеро заволокло толстым гладким льдом, отражавшим холодные звёзды и Луну. На такой опоре можно устраивать парад и не опасаться, что лёд треснет. А ещё можно танцевать, улыбаться и хохотать от восторга и пузырьков, что лопались прямо в животе и приподнимали Эльзу надо льдом, словно воздушный шарик. Кромешник прекрасно чувствовал момент и позволял увлекать себя в головокружительные повороты, не теряя при этом достоинства и снисходительной усмешки. — Не помню, когда танцевал в последний раз, — признался он вдруг, отпустил пальцы Эльзы и, плавно развернувшись, поймал её у самого льда. — Вам бы партнёршу по росту, — вздохнула Эльза в притворном сожалении. Ей хотелось побыстрее вырасти, чтобы станцевать с Кромешником нормально, а не как сейчас — неловко и странно, пусть и красиво до горящих щёк. — В таком случае, я дождусь вашего совершеннолетия и украду ваш первый взрослый танец, — серьёзным тоном пообещал Кромешник. — А пока меня всё устраивает, принцесса. Вы напоминаете мою дочь… Эльза споткнулась, налетела на подставленную Кромешником руку и сдавленно охнула. Встав ровно, она попыталась спросить абсолютно бесстрастно, словно ей было ничуть не интересно: — У вас есть дочь? Но обмануть можно кого угодно, только не Кромешника. Он погладил Эльзу по голове и грустно улыбнулся. — Была. Прошедшее время — самое печальное и невозвратное, что существует во всех мирах. Постарайтесь жить настоящим или будущим, принцесса. Так вам будет… — Не больно? — Больно будет всегда, — отрезал Кромешник, — но вы не захотите оглядываться назад, чтобы бередить старые раны. Слишком много тоски и безысходности было в его глазах, слишком отчаянно он сжал пальцы на плечах Эльзы, слишком кривой стала его улыбка — и Эльза, не поморщившись и не оттолкнув, молча потянула Кромешника в центр озера. — Я… не всё поняла, — тихо сказал она, глядя себе под ноги. — И не уверена, что когда-нибудь пойму. Но если я смогу как-то облегчить вашу боль, то постараюсь это сделать. Кромешник склонился к Эльзе и прижал её ладонь к губам в целомудренном, полном невысказанной благодарности поцелуе. — Давайте потанцуем ещё, принцесса, — попросил он. — Ваше общество для меня — лучшее лекарство.***
В комнату Эльза вернулась до рассвета. Благодаря Кромешнику она узнала, зачем нужно каждый день вытирать пыль под кроватью и не оставлять там мусор, огрызки яблок и шелуху от семечек. Раньше об уборке Эльза не задумывалась, за неё всё делали слуги, но теперь она была единственной владелицей комнаты и лишь от неё самой зависело, в каком виде вылезать из-под кровати. Она скинула башмачки и нырнула в холодную постель. Притворяться спящей не было смысла: отец обещал прийти только в конце недели, мать Эльза не видела уже полгода, а Анна не научилась ещё вскрывать замки. И хорошо, если не научится, подумала Эльза. Хоть кто-то из них должен быть правильной дочкой, к которой не противно прикасаться. Теперь она понимала, почему отец дрожал в тот день и почему всё реже брал её на руки и целовал коленки. Отец боялся её. Впрочем, больше плакать из-за этого Эльзе не хотелось. Она улыбнулась букету подснежников, что стоял в ледяной вазе у изголовья, прошептала: «Доброго дня вам, Кромешник», — и заснула быстро и сладко, без единого кошмара.***
На пятнадцатый день рождения Кромешник подарил Эльзе коня. О, что это был за конь! В книгах таких существ называли «дьяволом» и «вестником беды», а Эльза назвала его Подснежником, обняла за жуткую оскаленную морду и взъерошила густую гриву. Кромешник стоял неподалёку, по обыкновению скрестив руки за спиной, и выглядел довольным и гордым. В голову Эльзе пришла крамольная мысль, что Кромешник стал ей намного ближе, чем отец с матерью. Они-то просто зашли ненадолго, поздравили и оставили на кровати пышное платье — почему-то зелёное, какое подошло бы Анне, а не Эльзе. Ненавидеть их Эльза не могла, потому лишь грустно улыбнулась и повесила платье в шкаф, к трём таким же, только разных оттенков травы. Наверное, родители думали, что чем меньше вещи напоминали о снеге, тем быстрее Эльза могла превратиться в «нормальную», но разубеждать их и тем более в кого-то там превращаться Эльза не собиралась. — Это конь из Дикой Охоты, — сказал Кромешник. — Он два века верно служил мне, но устал и захотел перемен. Его невозможно убить и ранить никаким человеческим оружием, как и я, он способен перемещаться в тенях, и он… Подснежник с аппетитом захрустел яблоком, которое ему протянула Эльза. —…любит яблоки. Эльза рассмеялась, взмахнула руками и на вороном коне появилась ледяная упряжь, седло и уздечка. В гриву Эльза вплела несколько снежинок, а затем с помощью Кромешника забралась на коня, как на гору. Подснежник стоял неподвижно, пока Эльза усаживалась, и тут же сорвался в галоп, стоило ей об этом подумать. Привыкшая сдерживать эмоции Эльза не завизжала из чистого упрямства, стойко вынесла стремительный полёт в полуметре от земли и даже сама спустилась (стекла) с коня под насмешливым взглядом Кромешника. — Вы с ним подружитесь, — оптимистично заявил он, хотя у Эльзы на сей счёт было своё не слишком цензурное мнение. Она вздохнула, потёрла отбитый копчик и протянула Подснежнику ещё одно яблоко. Задабривать коня лучше сразу, ведь характер у него под стать бывшему хозяину.***
— Что мне делать, Кромешник? Я не понимаю… Эльзе восемнадцать, у неё коса до пояса и охапка ледяных цветов, а в груди — пустота. — Рано или поздно все уходят, принцесса, — откликнулась тьма ласково и чутко, как мать, которую поглотило жестокое море. — Я не хотела, чтобы они уходили! — Это решать не нам. Эльза злилась, но в злости своей не теряла ясного, холодного ума: Кромешник был прав. Родители погибли, ничего уже не изменить. Будь Эльза с ними на корабле, она бы заморозила море и весь мир с ним вместе; будь Эльза там — она показала бы папе, что научилась контролировать свою силу и больше никто и никогда не получит от неё сосулькой ни в голову, ни в сердце. Только если заслужит, конечно. — Вас ждут, принцесса, — Кромешник вышел из тёмного угла и протянул руку. Эльза схватилась за неё по привычке, не замечая уже, как на бледной коже расцветали ледяные узоры и струились выше, к плечам и груди. Против таких «украшений» Кромешник не возражал, всегда благодарил и отвечал взаимными маленькими подарками вроде чёрных птиц или будоражащих кровь снов со счастливым финалом. — Жаль, что вы всемогущи только в моих кошмарах, — печально вздохнула Эльза. В дверь поскреблись, послышался встревоженный голос Анны: — С кем ты разговариваешь, Эльза? — Ни с кем! Уходи, пожалуйста, — Эльза сжала руку Кромешника сильнее. — Мне нужно идти, да? Но я совсем не хотела быть королевой… так скоро. Что же мне делать? Кромешник пожал острыми плечами. Он был повелителем кошмаров, а не дворцовым интриганом. За его спиной громоздился опыт многих тысяч лет, и единственное, что Эльза от него услышала: — Для начала: не бойтесь своих советников. И докажите, что им стоит бояться вас, — ничуть не облегчало жизнь. Конечно, ей дали во всех смыслах королевское образование. Без сомнений, она разбиралась в экономике, политике и географии, знала наизусть все страны, с которыми их связывали политические и экономические отношения, и надевала вежливую улыбку в любой непонятной ситуации. Но она не ожидала, что самой большой её проблемой окажутся люди. Советник по экономике выглядел слишком упитанным для мужчины своей комплекции, а протянутые им отчёты о сборе налогов были подозрительно гладкими, словно их старательно причесали перед тем, как показать будущей королеве. Официально до коронации за Эренделл отвечал регент — троюродный дядя по отцовской линии, но тому перевалило за девяносто и слышал он каждое десятое слово, если очень повезёт. Потому перед Эльзой выстроились одухотворённые придворные советники, придворные льстецы и придворные завистники, о которых она ничего не читала в книгах и которые могли испортить ей не только правление, но и жизнь. От их улыбок Эльзе было неприятно и липко, потому она спряталась за отчётами. Цифры мелькали перед глазами в хаотичном порядке, не желая складываться во что-то осмысленное. На неё неприкрыто давили и ждали мудрых и добрых решений, как от старого всеми любимого короля. Об отце говорили только хорошее, что неудивительно: трудно отвыкнуть от безнаказанности и безделья, особенно если на трон претендует всего лишь девчонка без капли знаний о внешнем мире. Так они думали. Эльза глубоко вздохнула, расправила плечи и позвала Тень — щенок давно вырос в могучего волкодава, чёрно-снежного, безумно опасного и верного. До этого момента никто его не видел, потому по залу пролетел испуганный шёпот. Чутко улавливавший чужой страх Тень довольно оскалился и лёг у ног хозяйки. Эльза медленно гладила свой детский кошмар по загривку и читала отчёт, пытаясь вникнуть в скрытый от глаз смысл. — Я не понимаю, господа, — громко и чётко сказала она, прервав все разговоры не по теме. — По какой причине с моих подданных взимается налог в трёхкратном размере? — Для обеспечения королевской семьи всем необходимым нужно много средств, — откликнулся советник по экономике. — Нас всего две, мы не устраивали балов и встреч с иностранными послами, — возразила Эльза, чувствуя, что её дурят. — Покажите документы за прошлые годы. Советники недовольно заворчали, но высказаться вслух о наболевшем не рискнули. Тень отбивал у них всякое желание спорить. Эльза провела в зале больше шести часов: у неё болели глаза и голова, ломило всё тело, и ужасно хотелось сбежать в свою комнату, спрятаться под одеялом и ждать Кромешника. Когда Эльзе было плохо, он всегда приходил. Пусть с ней не сотворили ничего дурного, она прекрасно понимала, что за самоуправство потребуют ответ — и очень скоро. Пока епископ не даровал ей полную власть над королевством, Эльза фактически не имела права голоса и возможности хоть как-то повлиять на жизнь собственного народа. — Мне плохо, — пожаловалась Эльза темноте, когда оказалась за безопасной дверью. — Они не боялись меня, только Тень. Кромешник приласкал чудовищного пса и криво улыбнулся. — В таком случае вам следует показать им свою силу, принцесса, — сказал он. — После того, что случилось с Анной… В глазах Кромешника Эльза увидела свою бледную тень — и никакого страха. Странно, она спорила больше по привычке, чем действительно страдала от чувства вины. С Анной всё было в порядке, она выросла оптимистичной, милой и наивной девушкой, в отличие от замкнутой и холодной во всех смыслах Эльзы. Незачем больше волноваться о прошлом, надо думать о настоящем — вот что без слов напомнил ей Кромешник и что Эльза давно уже знала сама. — Вы можете оживить и другие мои страхи? Сделать их кошмарами наяву? — осторожно подбирая слова, спросила Эльза. Лицо Кромешника вытянулось. Размышлял он, однако, недолго: серьёзно кивнул и придвинулся ближе, почти вплотную. — Моя власть безгранична, если дело касается маленьких напуганных девочек, — прошептал он, и в голосе его звенела сталь, дробью стучал дождь по крыше, выл в пустом поле ветер. Он пытался напугать, вернуть в детство, отчего по спине Эльзы пробежал приятный холодок. — Но ты давно выросла, моя принцесса. Твой главный страх — за сестру — преданно заглядывает тебе в рот, готовый умереть за тебя. Чего я о тебе не знаю? Легко и естественно Кромешник перешёл на «ты», словно просьба Эльзы перерубила невидимую нить, что мешала им сблизиться все эти годы. Она тяжело вздохнула и погладила его по щеке, оставляя морозный узор. — Я боюсь, что меня возненавидят. — Так и случится… — Боюсь одиночества. — Никто не посмеет приблизиться к колдунье. — … мне снилось однажды, что все люди превратились в морозные статуи. Кромешник перестал кривляться (у него такое подвижное лицо!) и взглянул на Эльзу пристальнее, пытаясь проникнуть в её мысли. Не добившись никакого результата, он сбежал к окну, где бушевала яркая осень и опадали листья, но не пейзаж волновал его и не красота разноцветного ковра у подножья деревьев. Кромешник подышал на стекло и нарисовал в получившемся пятне злобную рожицу с короной на голове. — Если я сделаю то, что ты хочешь, Эльза… Тебя будут звать самой жестокой королевой в истории Эренделла. Ведь я не просто достану из твоего подсознания самые глубинные страхи, я подарю им подобие воли и разума, а значит, они больше никогда к тебе не вернутся. Уйдут навеки из твоей души сопереживание и сочувствие, ты превратишься в идеальную королеву, а за тобой вместо свиты будут шествовать кошмары, наводя на людей ужас. Эльзу передёрнуло. Богатое воображение послушно изобразило все описанные Кромешником кошмары, но паникующее сердце было остужено хлёстким ударом разума. Эренделлу нужна королева, а не перепуганная девчонка, не ведающая, с какой стороны подойти к незнакомому человеку и как вести себя с собственной сестрой. Если ради процветания страны ей придётся избавиться от чего-то важного, то пусть. Монстр, обещавший утащить её в своё логово, опоздал на десять лет. — Отец когда-то сказал, что я должна быть сильной. И ничего не бояться. Ты ведь напомнишь мне, какой на вкус настоящий ужас, если я заиграюсь в Снежную Королеву? Кромешник повернулся к ней с полынной улыбкой. — Я существую, чтобы пугать. А ты — чтобы править. Эльза понимала, как нелегко дались Кромешнику эти слова, но ничего не могла изменить. Она хотела вырасти хорошей девочкой на радость отцу, только вот отец забыл ей сказать, что хорошие девочки не делают страну великой, а людей — сытыми.***
До официальной коронации Эльза вела себя тихо: вежливо отклоняла возмутительные предложения советников, разбиралась с бумагами и ночами выгуливала Тень по коридорам дворца. С Анной она почти не пересекалась — то ли случайно, то ли советники уловками и сладкими речами отвлекали падкую на всё новое Анну от мысли встретиться с сестрой. На это Эльза лишь пожимала плечами и приходила к Анне сама, тоже ночью. Бесшумно проникала в спальню, сломав льдом замок, присаживалась на край кровати и гладила крепко спавшую сестру по голове. Она выросла в счастливом неведении обо всём, что творилось за воротами замка, она была такой наивной и светлой, что у Эльзы сжималось сердце от мысли, что кто-то злой и жестокий (любой человек) попробует обмануть Анну и использовать для собственной выгоды. Значит, надо избежать этого всеми возможными способами, оградить, защитить — сделать так, чтобы ни у кого не возникло даже мысли обидеть сестру королевы Эренделла. Приняв от епископа символы власти, Эльза спокойно осмотрела людей, собравшихся в зале. На коронацию съехались представители разных стран и благородных семей: принцы и короли, графини и тайные советницы, герцоги с любовницами… У всех на лицах читалось ожидание и беспокойство, ведь никто из них не знал, чего можно ожидать от новой королевы и как на политической арене будет себя вести Эренделл. Эльза заглянула дальше — глубже — во тьму и увидела там, у колонны, высокую худую фигуру. Кромешник отсалютовал ей бокалом, усмехнулся и щелчком пальцев создал на своей голове маленькую корону. «Я всегда у тебя за спиной» Жезл и кубок под изумлёнными взглядами гостей покрылись толстой коркой льда. Словно ничего странного не произошло, Эльза отдала их епископу, выпрямилась и послала в зал обманчиво ласковую улыбку. Она сказала: — Я безмерно скорблю по родителям, что оставили меня и сестру в столь сложное время. Она шагнула на следующую ступеньку — гости волной откатились назад. — Но, как и мой отец, я желаю процветания Эренделлу, потому клянусь править достойно и честно, пока не настанет момент передать корону моим детям или сестре, Анне. Она улыбнулась с жуткой кротостью, от которой у принца Ханса и герцога Варавского замёрзли пальцы. — У кого-нибудь есть возражения? Возражений не было.***
Во время праздничного бала Эльза ощущала на себе подозрительные, испуганные, напряжённые и злые взгляды. Кто-то её откровенно избегал, кто-то стыдливо опускал взгляд, кто-то храбрился и лез с приветствиями, а кто-то пытался произвести впечатление даже на королеву-колдунью. — Так вы… просите руки моей сестры? Эльза насмешливо изогнула правую бровь, скопировав любимый жест Кромешника. — Верно, — без тени сомнений громко сказал тринадцатый принц Южных Островов, Ханс Вестергорд. — Я люблю Анну и готов сделать для неё всё! Вцевпившаяся в руку своего спутника Анна выглядела решительно, как цыплёнок, что прибился к первой попавшейся курице. Сердце Эльзы кольнуло жалостью, и только. Она смерила Ханса высокомерным взглядом и поманила за собой. — Решение о женитьбе нельзя принимать сгоряча, — мягко сказала сестре. — Сперва я должна поговорить с принцем Вестергордом и узнать, насколько серьёзны его намерения в отношении тебя. Анна сжала кулаки и явно собралась высказать всё, что копилось в ней все эти годы, но за её спиной, невидимый для всех, появился Кромешник. Он положил ледяные руки на гневно дрожавшие плечи, подул в макушку и зашептал на ухо что-то, от чего Анна побледнела и всхлипнула. — Рада, что ты понимаешь, как всё непросто, Анна, — спокойно произнесла Эльза и вышла из зала с идеально прямой спиной и чувством, что любить её, как отца, народ не будет. Ну и пусть. — Тринадцатый сын, младший брат, несчастливый жених, — Ханс присел на край предложенного стула и на удивление сносно изобразил положенное в такой ситуации смирение. Эльза оценила. — Вы не можете рассчитывать на трон по праву наследования просто потому, что не доживёте до этого счастливого момента. Потому женитьба для вас — единственный способ выбиться в люди. Я понимаю. Но для Анны я желаю большего, чем просто тринадцатый сын. Ханс вскинул на Эльзу горящий ненавистью взгляд всего на секунду, всего на мгновение за маской милого парня мелькнуло настоящее лицо, отвратительное в своей обыденности. Люди эгоистичны, говорил Кромешник, люди алчны, трусливы и жестоки, люди порой настолько страшны, что мне не приходится никого пугать: они прекрасно справляются сами. Кромешник говорил про людей, потерявших человеческий облик, про чудовищ, притворявшихся верными мужьями, добрыми отцами и любящими братьями. Кромешник говорил — и Эльза ему верила, потому что нет голоса правдивее и честнее, чем вкрадчивый шепоток страха. Во взгляде Ханса было столько злости и жажды власти, что Эльза поморщилась и заморозила его целиком. Обошла ледяную статую, погладила по сведённым судорогой плечам, потрогала сжатые в плотную нить губы… — Если ты кого-то и любил, принц Ханс, то лишь себя. Статуя отправилась в трюме корабля к Южным Островам на следующее утро. Анна не разговаривала с Эльзой больше месяца. Потом всё-таки пришла, робко поскрёбшись в дверь. Простоволосая, в длинной ночной рубашке и с влажными от слёз щеками. Она не видела Кромешника в постели Эльзы, потому что давно не верила в чудовищ и призраков, зато она от всего сердца хотела помириться и начать сначала хоть что-нибудь. Прижимая к груди рыдающую Анну, Эльза взглядом извинилась перед Кромешником и протянула ему руку для поцелуя. У изголовья кровати стояла ледяная ваза с чёрными подснежниками.***
Королева Эренделла, Эльза, ехала в дальние уголки королевства, чтобы проверить, как выполнялся её последний указ. Отец раньше выезжал на подобные прогулки с помпой и шиком, за ним тянулся караван из придворных, слуг и весельчаков-менестрелей, скрашивавших досуг монарха, но с этой традицией Эльза покончила одним взмахом руки. Советник по экономике три недели стоял ледяной скульптурой, являясь примером для остальных. Смилостивилась Эльза только после удовлетворившего её отчёта о состоянии земель в провинциях и личной встречи с некоторыми жителями, которые рискнули прийти во дворец. Советник не умер, разумеется, но до самой старости ему не удавалось ничем согреться: вечный холод будто проник внутрь тела и поселился там вместе с липким, приставучим страхом. Королеву Эльзу боялись — она ездила на огромном коне откровенно демонического вида, вся упряжь которого была сделана из чистого льда. Королеву Эльзу ненавидели придворные подхалимы и завистники — она недрогнувшей рукой затыкала рты, вежливо улыбалась в любой непонятной ситуации и делала всё, чтобы её народ процветал, а подхалимы затягивали пояса потуже. Королеву Эльзу… любили. Мало кому понятной странной любовью, что рождалась в душе, когда люди смотрели на искрящийся снегом замок и замёрзший пруд, по которому в лунные ночи сплетались в танце две чёрно-белые фигуры.