ID работы: 6117052

От Миядзаки до Токио

Слэш
PG-13
Завершён
27
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
25 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
27 Нравится 9 Отзывы 5 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Ойкава был трудным подростком того потерянного поколения, которое почему-то росло не без проблем.       У них было счастливое детство без интернета, с догонялками и прятками, потом они познали блага цивилизации, и, наверное, вся проблема в том, что они по обе стороны. Они и не дети индустриальной эпохи, но и не информационной. Они оказались на стыке времён, а это играет какую-то роль в том, что они растут странными. Они глупые максималисты, гонящиеся за модой, как ослик за морковкой, старающиеся отхватить свой кусок молодежного движения, и, вроде бы, заслуживающие внимание сверстников, но им всё мало. Они стараются быть особенными, покупая дорогую одежду с крутыми надписями, выпивая или выкуривая по пачке сигарет в день под предлогом «меня это расслабляет», они вешают на себя ярлыки, в которых никто не нуждается, надумывают из житейских проблемы жизненные трагедии и страдают из-за них, позёрствуют, но они не особенные.       Потому что, стараясь выделиться, стараясь окрасить себя в цвет поярче, юнцы опять тонут в толпе. Уже не серой, а разноцветной, но в такой же массе. И каждый из них думает, что он не такой, как все, какое-то время. Пока не начинает оглядываться по сторонам и видеть свои отражения в лицах людей. Тогда-то эти люди ломаются. И превращаются в очередного Ойкаву Тоору, который в шестнадцать лет вроде бы не плохой ребёнок, но и хорошим его не назвать. Он прилежно учится и не создаёт проблем в школе, зато с такой лютой ненавистью ругается с отчимом и беспощадно режет руки, на которых уже на всю жизнь останутся глубокие рубцы и шрамы.       Когда у него спрашивали, зачем он это делает, Тоору, будто по бумажке, отвечал заученный текст: «Мне очень больно на душе, а так я хотя бы не делаю плохо другим людям, а себя не жалко». Но если разобраться серьёзнее, то он и сам не знал. Просто вновь и вновь берет канцелярский нож и линует кожу, наблюдая, как на месте прорезов выступают маленькие капли крови, и даже… что ли любуясь этим. Ему нравилось. Он попробовал раз, и это оказало на него специфическое приятное воздействие. Не исключено, что у него какое-нибудь расстройство, но разве не у каждого третьего проблемы с головой?       Чтобы то ни было, но остановиться Тоору не мог, хоть и понимал, что "self-harm" - это плохо, что нужно любить себя. А с другой стороны, как нелюбимый ребёнок может себя полюбить? Если тебе уделяют мало внимания, нет ничего странного в том, что ты растешь отрешённым.       Ойкава был не единственным ребёнком в семье. И хоть он и был младшим, почему-то правило «маленьких любят больше» не работало в этом случае. То ли потому, что он не был желанным ребёнком, то ли ещё по какой-то причине. Хорошо хоть, что он не вырос озлобленным, просто грустным и потерянным, зато не агрессивным, не циничным.       Грустный с незнакомцами, но мягкий с близкими людьми.       Стоит вспомнить, что Ойкава подросток из того поколения, которое оказалось ни там ни сям. Его можно было бы даже назвать лишним, но это достаточно грубое слово. И, как любому из этого самого поколения, технологии пришли к нему не сразу, но дошли, может, потому так и полюбились, что были в его грешных руках не с самого начала.       В любом случае, Ойкава находил утешения на просторах интернета, ведь там он мог назваться кем угодно и слить кому-то всю свою грусть и печаль, в сети можно доверяться незнакомым людям, ты ведь все равно никогда их не встретишь, а если и встретишь, то не узнаешь, что это тот самый парень с драконом на аве.       Анонимность — прекрасный дар интернета, ведь даже в самых глобальных сетях никто не заставит тебя выкладывать именно твои фотографии и писать именно твое имя. Ты можешь называться каким-нибудь MilkBread69 или UFOmen и не иметь ни одной фотографии со своим лицом.       Тоору с радостью пользовался этими благами, потому что так ему было комфортнее.       Не то, чтобы природа его обделила красотой, наоборот. У него были мягкие пышные волосы цвета блеклого каштана, а на свету: кофе с молоком, светлая ровная кожа, без прыщей или ещё каких-нибудь волдырей, в этом плане он уже счастливчик. У Ойкавы были и красивые выразительные глаза: самые обычные карие, но очаровательные по-своему, если приглядеться. Тоору их, конечно, не любил. Они ведь такие обычные; не голубые, так что их не сравнить с морем или небом, не зеленые, так что не трава, а карие — у всех они такие! В попытке выделиться, он надевал линзы, и ему очень нравились эти ненатуральные цвета, что получались из его обычного карего. У Тоору было лаконичное телосложение, он был действительно красив, но он не умел этого признавать и искал в себе изъяны. И всегда ведь находил, этакий дурачок.       А ещё в этой истории есть другой подросток-максималист. Он тоже дитя этого поколения, не знающего, куда себя деть, но он другого типажа.       В отличии от Ойкавы, токийского ранимого мальчика, Хаджиме куда более взросло думает. У него нет этой фигни с ванильными фразочками о том, как он страдает, и что никто уже не залечит его душевные раны, что никому его не понять и не принять. В нем нет напыщенного пафоса, глупости, попыток казаться взрослее, он на сто процентов состоит из своего мнения и благоразумия. О Боже, какой это редкий человек! Сам он даже не представляет, что редок хотя бы тем, что не ведётся за модой, как придурок.       Иваизуми никогда не считал себя особенным, он всегда говорил себе, что такой не один, и он этому радовался. Как было бы сложно нам жить, если бы все мы были разными — мы бы не понимали друг друга, а когда мы похожи, то нам самим легче. Мы можем найти единомышленников, тех, кто столкнулся с такой же проблемой, как у нас, тех, кто смог решить эту проблему, тех, кому интересно то же, что и нам.       «Это хорошо, что мы не особенные по отдельности, - считал Хаджиме, - в этом не было бы смысла, зато вместе мы становимся нечто волшебным».       Иваизуми хмур по натуре, но в его голове всегда крутятся миллиарды мыслей, он самый настоящий мечтатель. Бывает, он идёт по улице или сидит в кафе, смотрит на толпу, и он видит в ней живой организм, одно целое, которое прекрасно по своей натуре. Оно движется и живет своей жизнью, часто частичкам этого одного кажется, что в любой момент они могут что-то поменять, но как же они ошибаются. Куда бы они не свернули, как бы они не хотели обособиться, они все равно остаются частью организма. Рассматривать каждого по отдельности — не интересно, но если всматриваться не в лица, а в фигуры, это занятие обретает смысл.       Хаджиме — это человек тонкой душевной организации, завёрнутый в грубую кожуру. С юношей есть о чем поговорить, если вы хотя бы осмелитесь начать разговор. Потому что выглядит он слегка устрашающе: высокий, широкоплечий, его лицо чаще всего выражает одну эмоцию — спокойное созерцание, в других случаях - злость. Его изогнутые густые брови, кажется, всегда нахмурены, а глаза слегка прищурены то ли в призрении, то ли в раздражении. Но не спешите делать выводы: этот парень далеко не злюка, просто имидж такой. От неаккуратного бритья на его лице редкие красные пятнышки, на левой щеке вовсе маленький шрам. Его волосы выглядят, как колючки, кажется, проведи по ним ладонью, обязательно уколешься, но на самом деле они достаточно приятные на ощупь, все этому почему-то так удивляются. Иваизуми действительно выглядит, как взрослый мужчина в свои шестнадцать, да и ведёт себя подобающе; он спортсмен, староста класса, почти показательный ученик, только вот вспыльчив. Но родители ему многое доверяют, он ответственный, а бесится иногда только потому, что ещё подросток, гормоны и не более. Вырастет - совсем умницей будет. Он подает большие надежды, и его мать думает, что тот пойдёт по стопам отца, станет специалистом при АЭС, но сам сын не очень-то горит желанием. Ему куда интереснее собаки, нежели ядерные установки. Хаджиме хочет стать кинологом — это профессия его мечты, потому что Иваизуми очень сильно любит собак и завёл бы десятка два, если бы мама не была категорически против.       Когда он был маленький, неугомонный мальчишка иногда приносил щенков с улицы и пару дней тайно от матери выхаживал тех, пока его проказы не обнаруживали. Тогда, несмотря на мольбы и слезы, щенятам находили хозяев, и, когда очередное прелестное создание у мальчика отбирали, он ненавидел мир и хотел заделаться кем-нибудь очень большим, чтобы разнести к черту город или всю страну! Стать гигантским монстром, извергающим пламя, а лучше стреляющимся лазерами, и крушить, крушить, крушить! Но единственное, что мог маленький Хаджиме, это нахмурится при матери, а наедине выплакаться, пока не останется сил плакать.       Сейчас же он просто имеет достаточно ума проходить мимо бездомных собак, хоть сердце и сжимается, болезненно покалывая.       Эти двое достаточно разные, и кажется, что они не могут пересечься, учитывая хотя бы тот факт, что живут в тысяче километров друг от друга. Ойкава — в Токио, в столице, Иваизуми — в Миядзаки, тоже сравнительно большой город на берегу реки Ойодо, регион Кюсю.       В жизни им не встретиться, потому что вряд ли у них есть общие знакомые, тем более родственные связи. Но, кроме так называемой «жизни», есть второе измерение, где пространство и время искажено и не имеет никакого значения, где ты можешь сказать «Привет» человеку в сотни километров от тебя за пару кликов.       Именно.

Интернет.

      Ойкава и Иваизуми познакомились в сети.       Хоть Хаджиме и не был приверженцем подростковой темы, можно сказать «не шарил», но и ему технологии не чужды. Никто не мешал писать ему в фейсбуке что-то типа «Сходил на выставку» и прикреплять пару нелепых фотографий, или же давать свои рецензии к фильмам, событиям, высказывать глубокие мысли в твиттере.       И посчастливилось же разуму Иваизуми выдать идею того, что если бы Годзилла и Чужой пересеклись в поединке, то первый безоговорочно одержал бы победу.       И иди дела своим чередом, как всегда, то его твит остался бы без внимания, ибо кому какое дело, но в матрице явно произошёл сбой.       По непонятному стечению обстоятельств этот твит увидел Ойкава, и его задело до глубины души, что прекрасных чужих посмели оскорбить, он не смог оставить такое без внимания. 17:34 UFOking: Но-но-но! Уж кто, а чужой точно круче этой ящерицы!       Именно так и началось их продуктивное общение — с перепалки. 17:42 Hajime_Iwaizumi: Годзилла просто бы сожрал этого жука, он ему на зуб был бы! 17:43 UFOking: Ага, посмотрел бы я, как у твоего Годзиллы разъест все внутренности от крови чужого! Смирись, что земные формы жизни не такие совершенные, как инопланетные. Чужой побеждает просто потому, что он пришелец, у него наверняка свой туз в рукаве. 17:43 Hajime_Iwaizumi: Это не аргумент, ты просто не знаешь, что ещё сказать. А пришельцы — отстой.       Ответ за ответом, каждый не мог оставить свою точку зрения после ее критики, каждому хотелось, чтобы последнее слово осталось все-таки за ним, и спор, бессмысленный и беспощадный, не затихал, а в какой-то момент вовсе поменялась тема, и в конце концов Ойкава яростно защищал всех инопланетян, вместе взятых, говоря «Это все Голливуд вдолбил в ваши умы, что пришельцы злые! Откуда вам знать?! Может они придут с миром», а Иваизуми в свою очередь ответил: «Но если они будут злыми, то Годзилла их убьёт». На этом они и порешили.       Ребята бы разошлись, никогда больше не связываясь, а вскоре и забыв об этом инциденте, но что-то их зацепило друг в друге, и Тоору спросил, как Хаджиме зовут в фейсбуке, а тот ответил.       У них появилось больше поводов для дебатов, и Иваизуми почему-то даже не думал, что Ойкаву можно просто добавить в чёрный список, и этот приставучий парнишка отвяжется от него со своими спорами.       Ему самому было интересно, хоть тогда Хаджиме ещё и не признавал этого.       Но пока они ругались и спорили, они даже не заметили, как умудрились поладить! Да-да! Это какой-то странный вид взаимоотношений, но, благодаря разборкам по вопросам: «Кто же все-таки лучше: кошки или собаки?» или «Кола или пепси?», парни сблизились. И вскоре кроме галдежа по расписанию, они стали рассказывать друг другу о себе. 15:06 Tooru_MilkBreadawa:… Нет, я из Токио. Знаешь такой город, деревенщина? 15:07 Hajime_Iwaizumi: Сам деревенщина, а Миядзаки — это тебе не деревня, необразованный. Между прочим, у меня самый настоящий мегаполис. 15:07 Tooru_MilkBreadawa: Да ты мегаполиса-то не видел. 15:08 Hajime_Iwaizumi: Почему? Я был в Токио на экскурсии, так что не строй из себя просвещённого. Я знаю, как выглядят большие города.       И от простых разговоров о том, кем же работает твоя мама, медленно, да верно, они переходили к беседам о личном, и первым стал раскрываться Ойкава, потому что он достаточно доверчивый и считает, что пара недель бесед — достаточно, чтобы открыться человеку.       Было поздно, и Тоору не мог уснуть, он ворочался в кровати, думая о всякой чепухе, и эти мысли угнетали его, он смотрел в окно на тёмное небо, вслушивался в шум на улице, и ему вдруг стало так печально, так тоскливо, что он не нашёл выхода лучше, чем поделиться с кем-нибудь этой печалью, чтобы его поддержали и успокоили. Он был любителем поныть, и его нытьё было скорее попыткой получить поддержку и принятие, нежели действительно выражение его бессилия. «Я больше не могу! Я так устал!», — простой способ получить внимание. 22:57 Tooru_MilkBreadawa: Хей, ты спишь?       Ойкава отправил сообщение и с замиранием сердца ждал ответа. 23:02 Hajime_Iwaizumi: Нет, доделываю домашнюю работу. 23:04 Tooru_MilkBreadawa: Ты не против, если я кое-что тебе расскажу? 23:05 Hajime_Iwaizumi: Да нет, валяй.       Иваизуми даже отвлёкся от английского и уставился в мобильник, ожидая, пока придет сообщение от Тоору. Его заинтересовало, что решил этот идиот рассказать, ведь вроде теперь они друзья по сети. Так это называется?       Они пообщались недолго, но Хаджиме уже сумел понять, из чего Ойкава слеплен: это высокомерный и самоуверенный человек, он частенько грубо шутит, но при том сам обижается, не дай бог ты скажи что-нибудь не так. Это очень раздражало. Хаджиме вообще не любил обидчивых людей, они в его глазах казались глупыми манипуляторами. Ведь они будто бы просят, чтобы ты извинялся. Не манипуляция ли это?       Ещё, видимо, Тоору любит космос и все, что с ним связано. И кошек. Фу, как можно любить этих эгоистичных продажных злюк. Иваизуми был истинным собачником, ему было не понять.       Хаджиме подумал о жирном, орущем коте и поморщился, но быстро отвлёкся на сообщение. 23:09 Tooru_MilkBreadawa: Я надеюсь, ты не будешь злиться на меня за то, что все это рассказываю тебе, но мне так грустно. Я не знаю, что делать. Я лежал в кровати и вспоминал папу, он ушёл из семьи, когда мне было десять, и я ненавижу его за это. Потому что моей маме было очень непросто обеспечивать меня, себя и брата в те годы, а в последнее время отец все чаще пытается с нами куда-то сходить, приходит в гости, даже деньги маме хотел дать. Выглядит так, словно он хочет загладить вину, и от этого мерзко. Где он был, когда мама работала по ночам?       Хаджиме внимательно прочитал и ненадолго задумался. В его семье не было такого рода проблем. Его семья полная, и он любит и отца, и мать, потому что они прекрасные люди. Папа бывает строг, но он ведь это во благо сыну, тот просто прекрасный отец. Это редкий вид папы, который играл с сынишкой, когда тот был маленький, который вывозил того на рыбалку, а сейчас знакомит его с людьми, работающими в разных сферах, даёт сыну возможность подрабатывать на каникулах, чтобы найти свою ношу когда-нибудь, определиться с работой.       Иваизуми так-то уже определился, но отец все настойчивее и настойчивые намекает, что тому явно стоит пойти по его стопам. 23:11 Hajime_Iwaizumi: А что плохого? Он осознал свои ошибки и пытается их исправить. 23:12 Tooru_MilkBreadawa: Поздновато уже. 23:13 Hajime_Iwaizumi: Как говорится, никогда не поздно. И чего ты только загоняешься? Это вообще не проблема, наоборот ведь хорошо. Господи, ты грустил из-за того, что твой отец стал проводить с вами больше времени? 23:14 Tooru_MilkBreadawa: Да, потому что я не люблю его. Он ветреный человек и встречи с ним — скорее тяготы, нежели принятые моменты. Да к тому же моя мать вышла замуж уже давно, так что он тут явно лишний. 23:14 Hajime_Iwaizumi: Я считаю, что его нужно любить просто за то, что он именно твой отец. 23:15 Tooru_MilkBreadawa: Просто даже мухи не трахаются, Ива-чан. Я не должен любить его только потому, что шестнадцать лет назад по стечению обстоятельств его семя оказалось в моей матери! Так делают все, это не геройство. 23:16 Hajime_Iwaizumi: Но ведь именно благодаря ему ты появился на свет. Если бы не твой отец, тебя бы не было. 23:17 Tooru_MilkBreadawa: Чтобы ты знал, начинать аргумент с «если» — самое тупое, что может быть. Ведь уже не «если» и нам не узнать никогда, что было бы «если». Смотри на происходящее трезво. 23:17 Hajime_Iwaizumi: Ты дебил, Ойкава, и ты меня бесишь. А твои взгляды слишком утрированы. 23:17 Tooru_MilkBreadawa: Взаимно.       Иваизуми думал на этом и закончить, но его преследовало чувство, словно он не досказал, и это чувство было таким противным, что спустя минут десять раздумий, он вновь схватил в руки мобильник. Хаджиме не мог это просто так оставить. Он придерживается весьма не изувеченных этими новыми свободолюбивыми мыслями взглядов. Иваизуми считал, что отца нужно уважать просто за то, что он отец, и если уж не любить, то простить Тоору его должен. 23:32 Hajime_Iwaizumi: И все же ты не прав. Каким бы он ни был плохим, он твой папка, попробуй принять его. 23:32 Tooru_MilkBreadawa: Сними свои розовые очки, «он твой папка» — опять-таки не аргумент. 23:33 Hajime_Iwaizumi: Я не пытаюсь тебе что-то доказывать, просто отнесись к своему отцу хотя бы с уважением, засранец. Почему ты на таком пафосе? Это отвратительно. Ты неплохой парень, но что это за подростковая фигня? 23:34 Tooru_MilkBreadawa: Не переходи на личности, и это не пафос. Давай закроем тему. Наш спор бесполезен, ведь я не полюблю своего отца, и ты не обдумаешь мою точку зрения. 23:34 Hajime_Iwaizumi: Скажу тебе больше: все наши споры бесполезны. Может просто не будем спорить? 23:34 Tooru_MilkBreadawa: Но ты сам начал! 23:34 Hajime_Iwaizumi: Больше начинать не буду. Это был последний раз. 23:35 Tooru_MilkBreadawa: Смотри у меня! Давай так: тому, кто начинает спор — щелбан. У тебя уже один. 23:35 Hajime_Iwaizumi: И как ты мне его дашь? Ментально? 23:35 Tooru_MilkBreadawa: Почему же? Когда встретимся, тогда и дам. 23:35 Hajime_Iwaizumi: Ты думаешь, что мы когда-нибудь встретимся? 23:35 Tooru_MilkBreadawa: Не исключаю. Кстати, давай завтра в скайп? Хотел бы поболтать с тобой более-менее в живую. Что думаешь? 23:35 Hajime_Iwaizumi: Можно. 23:36 Tooru_MilkBreadawa: На фотографиях ты не такой уж и страшненький, думаю, не испугаюсь. 23:37 Hajime_Iwaizumi: А сам то лица не показываешь, даже имена у тебя везде разные. От кого скрываешься? От ФБР или ЦРУ? 23:37 Tooru_MilkBreadawa: смешно. Ну, а вообще, зачем лишним людям знать обо мне слишком много? 23:38 Hajime_Iwaizumi: Рад понимать, что я не лишний. 23:38 Hajime_Iwaizumi: Странный ты, Тоору. 23:38 Hajime_Iwaizumi: Пока не забыл! Ты где-то меня назвал Ива-чаном! Что это ещё такое? 23:38Tooru_MilkBreadawa: Хыы, а на мой взгляд тебе идёт. 23:38 Hajime_Iwaizumi: Это какая-то ласкательная кличка, ну или детская, я тебе не ребёнок, чтобы меня звать «чан», и точно уж не возлюбленный. 23:39 Tooru_MilkBreadawa: Зануда ты, Ива-чан. 23:39 Hajime_Iwaizumi: Может быть, но не зови меня так, я же не зову тебя Тоо-чан. 23:39 Tooru_MilkBreadawa: Я не запрещал. 23:40 Hajime_Iwaizumi: И если уж ты сегодня откровенен, то Тоору твоё имя или фамилия? 23:41 Tooru_MilkBreadawa: Имя. Полное мое имя — Тоору Ойкава. 23:42 Hajime_Iwaizumi: Теперь я могу тебя сдать ФБР. 23:42 Tooru_MilkBreadawa: А я тебя тем более ;)       Ойкава начинал беседу с грустинкой, но к последнему сообщению был уже повеселее, даже слегка улыбался. Он уставился в экран и ждал очередного ответа.       Чего-то долго, до этого быстро приходили, а здесь пять минут ждёт, десять. Ойкава перевернулся с живота на спину, положил телефон рядом и иногда поглядывал, нет ли там ответа. Тем временем давал глазам отдыхать, закрывал те и думал: «Я только прикрою ненадолго, потому что сил держать веки уже нет, но не усну.» В конце концов Ойкава и не замечает, как засыпает с мобильником рядом на подушке.

***

      Ойкава глупый, как незнамо кто. Он сам себя ругает, когда переодевается, уходя из школы. Ну уж мог догадаться или хотя бы посмотреть прогноз погоды.       Сезон дождей начался, а он, как всегда, словно впервой.       Тоору ненавидел этот период, потому что пасмурная погода заставляла чувствовать его себя одиноко и отрешенно. Ты сидишь в школе, потом дома, и такой день сурка сильно удручает, к тому же, много времени на раздумья, а это плохая штука, опасная.       Когда человеку нечем заняться, он начинает думать. Это логично: либо ты что-нибудь делаешь, либо мозг найдёт себе занятие поинтереснее, но не факт, что оно тебе понравится.       И проблема таких раздумий не в самом процессе, а в последствиях. Процесс же может быть очень даже полезен: осознание своей аморфности и инертности, слабости, ошибок, того, что ты недостаточно хорош. Умный человек, возможно, и результат получит хороший — повысит свою продуктивность, наконец-то запишется в зал, но большинство людей это загонит в депрессии и иного рода расстройства. А Тоору не был умным человеком, так что несложно догадаться, до чего его доводят долгие думы.       Тоору возвращался домой, слушал шум дождя, и его мозг уже начинал думать.       «Что со мной не так? Все живут, а у меня все не как у людей», и в голове всплывали картинки того, как на предпоследнем уроке он сидел на задней парте и наносил новые порезы на бледную кожу. Он резал уже по старым шрамам и понимал, что в этом занятии нет смысла, но какой-то мнимый романтизм происходящего не давал ему остановиться.       Тоору пришёл домой промокший до нитки, с него буквально можно было выжимать, потому, дабы не заболеть, он отправился в ванную и долго сидел, смотрел на изрезанные руки, думал.       Он просидел бы и ещё дольше, потому что никому нет до него дела: отчим возвращается раньше мамы, часов в шесть, он даже не здоровается с пасынком, потому что не в ладах, а мать дома только к девяти. Брату уже двадцать с лишним, он предпочитает компанию однокурсников и тоже возвращается поздно, в иной день вовсе ночует у девушки или друзей. Вот и выходит, что Тоору сам себе семья до тех пор, пока не вернётся с работы мама.       Кстати, мать Ойкава любит, он ещё тот маменькин сынок, но в хорошем понимании этого слова, проблема лишь в том, что они не могут проводить вместе много времени из-за её загруженного графика, а Тоору очень бы хотелось.       Ну все, хватит валяться, пора бы уже поесть, да и к тому же он планировал связаться с Хаджиме, поболтать с этим парнем. Ведь они друзья, а у Ойкавы друзей немного, нужно ценить каждого, кто продолжил с ним общаться после не самых-то тёплых приветствий.       Где-то только ближе к восьми Тоору написал Иваизуми, спросил его аккаунт в скайпе и с замиранием сердца и дрожью в пальцах скорее того нашел, чтобы наконец-то поболтать.       Гудки, гудки, не берет. Ойкава звонит снова и терпеливо ждёт, кусает губы, шкрябает заживающие ранки на руках. И вот он слышит, что связался.       Появляется картинка: Хаджиме шелестит фольгой и что-то жуёт. Тот, будто бы не сразу понимает, что его видят, и где-то с две секунды смотрит в сторону, а после устремляет взгляд на экран.       — Привет! — Ойкава добродушно улыбается и принимает весьма неуверенную позу — сжимает плечи, руки скрещивает на груди.       Иваизуми же первое, что говорит, так это:       — И чего ты стесняешь выкладывать свои фотографии? Не страшный ведь, — он не сразу замечает руки Тоору, потому что рассматривает его лицо.       — Сказал же: не хочу, чтобы не понятно кто знал меня в лицо, — и он недовольно надувает щеки, мол, глупый Ива-чан такой твердолобый.       — Ладно, ладно, я понял, что ты скрываешься… так… как у тебя дела?       — Ну, могло бы быть и лучше. В Токио начались дожди, и сегодня я изрядно промок. Я какой-то неудачник, постоянно одно и тоже. Начинается сезон дождей — я без зонта, — Тоору разводит руками, а после поправляет футболку.       — У нас уже пару дней льёт. Понимаю.       — Я не люблю сезон дождей, знаешь, не погулять, да и вообще скучно.       — Тоже не люблю. Некоторые находят ливни чем-то романтичным, но, на мой взгляд, романтики здесь столько же, сколько в "Чужом", — Иваизуми улыбнулся, потому что знал, что Тоору поймёт шутку, и от Ойкавы последовал одобряющий смешок. Прекрасно.       Тишина. Хаджиме просто рассматривал юношу, потому что видит того впервые и хочет получше запомнить его внешность, как двигаются его губы, глаза, Тоору, в свою очередь, тоже пытался понять для себя: все-таки Иваиузми красивый, если не приглядываться, или слишком обычный.       Но тишина начинала давить, и пора бы уже сказать что-нибудь, дабы не было так неловко.       — Кстати, Ива-чан, ты выглядишь старше своих лет.       — Я не Ива-чан! Но спасибо.       — Тебе точно 16?       — Да.       — Ты уверен? Может быть ты какой-нибудь дядька-извращенец, совращающий таких мальчишек, как я? Добьёшься доверия, узнаешь, где я живу…       — Нет, у тебя нет сисек, а так неинтересно.       — Да ну! То есть, самое главное в человеке — это сиськи?       — Нет, конечно, — Хаджиме неловко чешет затылок, задумывается. — Важнее всего, какой он в душе.       — Да ну! Что ты врешь? Каждый сначала смотрит на внешность.       — Мне неважна внешность.       — Да ну! Врунишка! Не строй из себя хорошего человека. Тебе не будет интересен внутренний мир человека, который выглядит, как конская залупа! Никому не будет интересен! Если партнёр тебе не нравится внешне, то о душе нет смысла говорить.       — Звучит лицемерно.       — Но ведь так и есть в жизни. Так… мы говорили о сиськах. У тебя есть девушка?       Девушка? Какая тут девушка! Иваизуми усмехается и мотает головой. У него много дел: нужно хорошо учиться, плюс занятия в клубе, к тому же он староста, а это ещё заботы класса, организационные моменты и помощь учителям. Если уж быть честным, то он недавно домой вернулся, и ещё даже не садился за уроки, так что ему чисто технически не выделить время на какую-то там девушку. Вообще не до этого.       Опять молчат, а Хаджиме выдаётся ещё одна возможность посмотреть на Ойкаву, ибо качество картинки неплохое — почему бы не разглядеть до мельчайших деталей.       — У тебя глаза зеленые? Необычно.       — Ага, правда здорово?! — Тоору улыбается и указательными пальцами похлопывает себя по скулам, призывая обратить особое внимание на его достаточно реалистичные линзы. Долго искал ведь такие, чтобы и яркие были, и натурально выглядели. — Мой настоящий цвет! Редкий!       Тогда-то только Иваизуми и замечает, что с руками его собеседника что-то не так. Он присматривается, а потом щурится, и Ойкава в непонимании глупо хлопает глазами:       — Что такое?       — Твои руки.       — Ты о чем…? А-а-а! Да, это я режусь, — поясняет он совершенно спокойно.       — Чего? — Хаджиме сначала просто неодобрительно смотрит на Тоору, а потом ещё и хмурится. Его мнение об Ойкаве слегка подпортилось после такого заявления. - Ты дурак что ли?       — Почему? Мне просто очень больно на душе, и я-       — Да мне пофиг, что там у тебя на душе, зачем ты это делаешь?! Подумай о своей маме, она наверняка за тебя беспокоится.       — Ей, мягко говоря, не до моих рук. Да и к тому же — уж лучше я буду резать себя, чем пойду вредить другим людям. Знаешь, это глушит мои… страдания, — Ойкава в миг меняет роль, и уже настоящий sadboy: опустил взгляд, сжал губы и всем своим видом выражает крайнюю степень печали и одиночества.       — Как бы не было плохо. Я считаю, что накладывать на себя руки — последнее дело. Ты хочешь покончить с собой?       — Что?! Нет! Я же говорю, так мне легче! Я не хочу распрощаться с жизнью, или что-то типа того. Мне просто приятно, вот и всё, так мне легче. Если бы я хотел умереть, то резал бы не поперёк, а вдоль. Ты вообще знаешь, что такое селфхарм?       — Да, знаю я. Просто большинством своим все эти «страдающие» позерствуют, ненавижу таких. Они меня бесят.       — Мне вправду плохо! Тебе не понять! Ты не знаешь, какого мне, так что не имеешь права клеймить меня! — Ойкава откликнулся весьма агрессивно и посмотрел в камеру настолько свысока, насколько мог. Хаджиме вздохнул.       С одной стороны добрый человек в нем требует помочь Тоору, он так и кричит: «Выслушай! Дай совет! Поддерживай его!». Но с другой стороны он видит, что Ойкаве не нужна его помощь, ему нужно лишь утешение. И он бы даже пожалел, но он знает, что таких людей нет смысла утешать, потому что они именно этого и ждут. Для них сожаления — как вкусная конфетка, они не могут без этой вкусняшки, а их по-хорошему нужно, как можно жёстче послать со своими пиздостраданиями, чтобы они не высасывали твой мозг. Но и этого он делать не будет, потому что лоялен, мягок.       — Давай сменим тему, — это лучшее, что Хаджиме мог ему предложить.       — У тебя когда-нибудь была девушка?       — Чего ты заладил-то со своей несчастной девушкой? — Иваизуми слегка нервно ответил, и Ойкава тут же понял, в чем дело.       — Так ты не то чтобы не девственник… — он говорил слегка неуверенно, ведь есть вероятность, что он ошибается. Но Тоору следил за лицом Иваизуми, и убеждался в том, что прав. — Ты даже нецелованный. Весь из себя такой взрослый и ни разу не целовался?       — Когда это взрослость стала определяться наличием отношений? — Хаджиме очень недовольно хмурится, кажется, ещё немного, и у него взбухнут вены на лбу, ему явно неприятен такой разговор.       — Ну, это логично. Чем больше у тебя был опыт в отношениях, тем легче тебе понять людей, а это тоже часть взросления.       — Людей можно учиться понимать и без затаскивания их в кровать. Ты глупый что ли? Может, ещё бухать и курить круто? Ведь так ты кажешься взрослее, ой, прости, «становишься» взрослее.       Ойкава недовольно надул губы. Его называет глупым какой-то деревенщина. Да как он смеет?       Тоору усиленно думает, что ответить, а в конце концов строит просто отвратительную довольную морду и заявляет. — Тебе не понять. Ты слишком приземлённый. Наверняка, ты не задумываешься о смысле жизни, вселенной и бытие, Ива-чан.       Ну всё. Иваизуми взбешён. Он сохраняет внешнее спокойствие и непоколебимость, но готов уже сквозь монитор задушить этого бесящего полоумного мальчишку.       — Господи, — Хаджиме показательно накрывает лицо ладонью и мотает головой из стороны в сторону. — Не говори больше нечего, ты просто разочарование какое-то.       — Хей! Ты не моя мамка, чтобы решать, хороший ли я ребёнок!       — Да я не об этом, тупица! Ты разочарование, потому что ты ходячий стереотип крутого подростка!       Ойкаву очень задели эти слова, ведь он считает, что каждый особенный, и он тоже особенный, какого рожна этот грубиян зовёт его стереотипом?! Он вообще не представляет, как Тоору сложно! Он даже близко не прочувствует то, что испытывает Ойкава каждый день. Хаджиме не почувствует этого давления. У него дома все хорошо, когда же Тоору возвращается не домой, а на место проживания. Иваизуми, как Тоору понял по его рассказам, очень любит отец, когда же их отец бросил, его отец — ужасный человек! И парнишка предпочёл бы, чтобы тот вообще умер и не мозолил глаза своим жалким существованием.       — Да ты ничего не понимаешь! У тебя все хорошо, тебе легко говорить! Тебя любят дома, тебя там ждут, ты знаешь, куда пойдёшь учиться, а я растерян и без понятия, что будет дальше! Ты знаешь, чего ожидать от завтра, а я нет! Мне кажется, что даже мама меня не любит, то ли дело Широ! Он умный, он хороший мальчик! Он себе руки не режет и не пьёт всякую дрянь, «бери с него пример, Тоору!» — по идее говорить это Ойкава должен бы с плачем, как минимум жалостливым голосом, но по факту он чуть ли не кричал. Даже его отчим поднялся к комнате пасынка и деликатно постучал в дверь. Тоору отвлёкся от монитора, разворачивая мордашку в сторону двери, а мужчина покрутил пальцем у виска и с презрением глянул на орущего дурака, уходя прочь.       Ойкава вновь уставился на экран: теперь он чувствовал легкость в груди, но страх перед тем, что ему ответят.       Хаджиме молчал.       — Чего? — Тоору чувствовал на себе угнетение со всех сторон: отчим, Иваизуми, кажется, даже стены на него начинали слегка давить, грудь вновь болезненно сковало давление. — Чего ты молчишь?!       — Фух, — кажется, Хаджиме было сложно сдерживать себя от того, чтобы не наорать на Ойкаву в ответ, поэтому он сделал очень глубокий вдох и закрыл глаза на пару секунд.       — Скажи что-нибудь уже!       — Ты глупый. Нет, ты очень глупый! Хватит думать, что вселенная крутится вокруг тебя.       Ойкава, перебивая, нервно отвечает:       — Я и не думаю.       — Такое чувство, будто у других людей не может быть проблем, а ты весь такой святой мученик. Хватит строить из себя жертву.       — Я и не строю! — вновь встревая.       Иваизуми с большим усилием удаётся расслабить брови, чтобы его лицо не выражало такую крайнюю степень презрения.       — У меня тоже не все гладко. У каждого есть какие-то проблемы: у кого-то больше, у кого-то - меньше. Это неважно. Просто пойми, что ты не один такой. Живет сотни людей с похожей ситуацией, и ты мог бы найти кого-нибудь похожего и спросить у того совета, ты мог бы записаться на курсы профессионального ориентирования, найти себе какое-нибудь хобби, но вместо этого ты выливаешь накопившееся на меня. Вместо того, чтобы что-то делать, ты ноешь. И знаешь, чем мы принципиально отличаемся — я ищу решения, а ты ищешь утешения. Это не поступок сильного человека, не поступок мужчины, Тоору, а мне сначала казалось, что ты сильный парень.       Иваизуми буквально добил бедного мальчишку, тот крепко-крепко сжал губы, обдумывая услышанное, и Хаджиме даже испугался, что перестарался, но после он увидел, как глаза Тоору обратились в камеру чистым светом. Понимал ли тот до этого? Конечно, исповедь Иваизуми не стала для Ойкавы чем-то новым, он и сам прекрасно знал это, но ему высокомерно казалось, что люди такие тупые, что они не раскусят его механизма.       — Я не ищу утешения, я ищу поддержку, — и Ойкава слегка улыбнулся, сдавленно, сжато, не оголяя зубы, но Иваизуми увидел именно улыбку, это была она — улыбка человека, который с ним согласен, хоть и в силу своей гордости не говорит того вслух. А после вовсе стали происходить какие-то невообразимые вещи.       Иваизуми одернуло. Чего этот дебил улыбается? Фу, блин. Ведёт себя странно, но и Хаджиме нельзя назвать молодцом.       — Прости, Хаджиме.       — За что это?       — За то, что разозлил. И за то, что слаб.       — Да… не надо, все в порядке, Тоору, ты можешь рассказывать мне о том, что тебя беспокоит, если хочешь. Мне тоже стоит перед тобой извиниться… за излишнюю напористость что ли, — видимо, Ойкава так разжалобил Хаджиме, что он последовал его примеру - попросил прощения, раскраснелся.       — Ты хороший парень.       — Хах, и ты неплохой, — и вроде как запахло душевным разговором, но Ойкава вдруг насторожился, слегка приподнялся, как сурикат, прислушиваясь, а потом сконфуженно улыбнулся.       — Мама вернулась, я пошёл ужинать, пока, Иваизуми, — и он быстро сбросил. Правда ли вернулась его мать или что-то другое случилось, было уже неважно.       После беседы Хаджиме ещё пару минут сидел с наушниками в ушах и проматывал в голове свои реплики, додумывая, что ещё можно было сказать, но он этого не сделал.       Впечатление от Тоору осталось весьма неоднородное: с одной стороны, Ойкава — идиот, такой идиот, что просто ужас! Режет руки, придумал себе, что его это успокаивает, да ещё и нервный такой, плюс к этому нытик. Но с другой: он приятной внешности, улыбается красиво, хоть и редко, и произошедшее в конце… оно как-то задело Иваизуми, он подумал, что, даже несмотря на свою глупость, Тоору хороший парень и интересный человек. Хаджиме захотелось узнать о нем побольше.       И ему это желание показалось каким-то неправильным, хотя в нем и не было ничего плохого или неприличного.       Где-то ближе к ночи Ойкава написал Иваизуми. 22:17 Tooru_MilkBreadawa: Хей! Спасибо за беседу, ты крутой чел, хоть и хмурый :з 22:19 Hajime_Iwaizumi: Кто бы говорил, суицидник. 22:19 Tooru_MilkBreadawa: Я не суицидник! Это селфхарм, Ива-чан, а не суицид! 22:20 Hajime_Iwaizumi: Идиот. 22:20 Tooru_MilkBreadawa: Грубиян.       А после, видимо, Иваизуми уснул. Во всяком случае, ответа Тоору не дождался, но он не сильно расстроился. Ойкава был вполне доволен их разговором по скайпу. Он даже чувствовал себя… счастливо? Ему сложно было сказать, что это за чувство, но настроение было неплохое, за это стоило выпить.       Отчим с матерью уже спали, и Тоору решил, что сможет незаметно пробраться в гостиную, достать из стеллажа бутылку коньяка и налить себе совсем чуть-чуть.       Миссия выглядела вполне себе выполняемо. Он делал так не раз.       Ойкава спустился вниз, на цыпочках прошёл мимо родительской комнаты прямиком к цели. И вот он на месте. Юноша слышит сердце в своих висках, а попытки себя успокоить не особо то успешны. «Ну чего ты трясёшься, Тоору? Будто что-то неправильное делаешь?» Он вправду уже не чувствовал своё пристрастие к алкоголю чем-то плохим, наоборот, считал, что ему полезно, глупый мальчишка. Ойкава открыл дверцы стеллажа и потянулся за стопкой на верхней полке. Стекло слегка звякнуло, но он был уверен, что этого не хватит, чтобы его услышали. Тоору поставил стопку рядом с бутылкой и спешно стал откручивать крышку.       — Ах ты маленький алкаш! Я-то я думал, кто у меня коньяк отпивает!       Тоору чуть не взвизгнул, когда услышал мужской голос, но взял себя в руки и послал отчима куда подальше.       — Ишь чего удумал! Иди сюда, говнюк! — мужчина громкими шагами стал приближаться, а Ойкава не мог найти пути к отступлению. Его схватили за ухо и болезненно потянули.       — Ай-ай-ай! Отпусти, блин! Отпусти!       — Ну уж нет! Теперь ты у меня узнаешь, где раки зимуют!       На шум пришла мать, и Тоору застыдился только ее, потому что всегда пытался быть в ее глазах хорошим сыном, а тут он явно оплошал.       — Ты посмотри на него! Решил, что уже взрослый и можно бухать!       Мать покачала головой в разочаровании, и Тоору широко распахнул жалостливые глаза, по-настоящему готовый расплакаться. Было так обидно, хотелось побить отчима, разбить эту тупую бутылку и ещё раз побить отчима. Как же он бесил! Почему он не мог оставить это между ними?! Почему он постоянно поднимает шум! Он готов на что угодно, лишь бы то было назло Ойкаве.       Тоору не слышал, а точнее не слушал многочисленные ругательства, как отчим сравнивал его с землёй, он пытался поймать взглядом глаза матери, но то оказалось тщетным. Она, кажется, не хотела на него смотреть.       Мама, прости меня, пожалуйста.       Утром Ойкава пытался убедить ее в том, что сделал он это назло отчиму, что хотел его побесить, потому что не любит, она говорила: «Я верю тебе, сынок», целовала на прощание и уходила на работу, а Тоору понимал, что ни черта она не верит, что она видит все, как никто другой - ясно и чётко. Просто молчит. 10:17 Hajime_Iwaizumi: Доброго, Дуракава! 10:19 Tooru_MilkBreadawa: У меня плохое настроение, я не хочу его и тебе портить. Давай сегодня не будем общаться? 10:20 Hajime_Iwaizumi: Чего блин? Ты сам себя слышал, тупица? Давай, поной, что там у тебя случилось?       А дальше Ойкава в подробностях и красках рассказывал о том, как несчастен, как его никто не любит и не понимает. Иваизуми, хоть и было трудно слушать все это нытьё, но он трепетно прочитал полностью длинное сообщение и задал вполне себе логичный вопрос. 10:43 Hajime_Iwaizumi: У тебя вообще есть в жизни счастье? 10:44 Tooru_MilkBreadawa: Эх. Видимо, не судьба, Ива-чан. 10:45 Hajime_Iwaizumi: Мой отец говорит, что судьбы нет, Тоору. Мы и только мы несём ответственность за свой поступки, не сваливай ее на какую-то там судьбу. И я с ним солидарен. 10:46 Tooru_MilkBreadawa: Откуда тебе знать, есть судьба или нет? Откуда твоему отцу знать? Я считаю, что все предначертано. 10:47 Hajime_Iwaizumi: Это бред. В жизни есть миллиарды перекрёстков, куда свернёшь, то и случится. Нет какого-то плана на твою жизнь. 10:47 Tooru_MilkBreadawa: А те самые повороты предначертаны судьбой, Ива-чан. И моя жизнь, и твоя. Нам ее не предугадать никогда, но Он знает о том, что мы будем делать завтра или после. 10:48 Hajime_Iwaizumi: Кто Он? Бог что ли? 10:48 Tooru_MilkBreadawa: Нет! Ты что дурачок? Бога нет, но есть что-то свыше! Это точно не мужик с бородой, но что-то там есть. 10:49 Hajime_Iwaizumi: Я не верю в высшие силы. А ты не смей оправдывать свою несостоятельность высшими силами или судьбой! Ты просто пессимист. 10:50 Tooru_MilkBreadawa: Может быть, а может, что это ты скуп на душу. Ты не веришь в чудеса, так? Не веришь в судьбу, в высшие силы, в обилие вселенной или хотя бы в Бога. Тогда какой смысл? Верующие, к примеру, знают, что попадут в рай после жизни, а ты зачем живёшь, раз по-твоему, ты будешь гнить в земле. Разве это не скучно так жить? 10:51 Hajime_Iwaizumi: Мне пофиг на то, во что верят эти идиоты. Я знаю, что однажды умру, а поэтому стараюсь видеть счастье во всем. Вот моя философия жизни. Потому что прошлое не вернуть, а будущего может и не быть. 10:52 Tooru_MilkBreadawa: Ты утешаешь себя, а на самом деле знаешь, что в твоей жизни нет смысла. 10:53 Hajime_Iwaizumi: Это верующие утешают себя раем, ты — судьбой, а я знаю, что ничего само по себе не образуется, и что нужно действовать самому. 10:54: Tooru_MilkBreadawa: Ты просто очень боишься смерти, вот и находишь смысл в каких-то мимолётных радостях. Цельные люди не радуются всему подряд. 10:55 Hajime_Iwaizumi: Ты несёшь последний бред.       Счастье - оно везде, считал Иваизуми, оно играется в кронах деревьев, снуёт по кухне, шипит на сковороде или грохочет молнией, оно такое маленькое и тёплое. Проблема, скорее всего, в умении его не напугать, а Тоору явно этого не умел. Ойкаве казалось, что счастье - это что-то гигантское, что прошибет тебя насквозь, и его ошибка заключалась в том, что он ждал счастье. А чем упорнее ты его ожидаешь, чем больше времени тратишь на мысли: «Вот, когда-то я буду счастлив», тем дальше оно от тебя, тем быстрее гаснет, и тебе сложно расслышать его в масле на сковороде или смехе прохожей девушки, оно больше не носится по дому, оно прячется в углу и надеется, что ты перестанешь его искать и ждать, потому что его это пугает. Когда же ты не задумываешься, то счастье выскакивает из укрытия и снова радует своим присутствием. Но Тоору совсем его запугал. 11:21 Hajime_Iwaizumi: Хорошо, Тоору. Не будем спорить, мы ведь договаривались. Но тогда что, по-твоему, такое любовь? 11:22 Tooru_MilkBreadawa: Любовь? Это что-то яркое и тёплое! Я хотел бы влюбиться. Я считаю, что любовь даётся нам тоже силами свыше, потому что сам человек не способен на такое великое чувство. 11:23 Hajime_Iwaizumi: Но ведь это просто химическая реакция. 11:24 Tooru_MilkBreadawa: Ты дурак? Химическая реакция, это на уроках, а любовь не может быть какой-то там реакцией, ведь она так разнообразна, она такая необычная и манящая. Если бы это была обычная химия, то она не была бы столь сокровенной. 11:25 Hajime_Iwaizumi: Скажи, ты пользуешься телефоном? Так ведь? 11:26 Tooru_MilkBreadawa: Ну да, с тобой переписываюсь. Что за глупый вопрос? 11:27 Hajime_Iwaizumi: Если ты узнаешь, как устроен телефон, как работает интернет, тебе станет меньше нравится им пользоваться? Вот и здесь так же. Признай, что любовь — это химия, другое дело, что она и вправду вызывает очень много эмоций: привязанность, страсть, желание, нежность. 11:28: Tooru_MilkBreadawa: Ты звучишь красиво, но не может быть все так просто. Я не верю тебе. 11:29: Hajime_Iwaizumi: Тогда это уже не я тебя обманываю, а все научное сообщество. 11:30: Tooru_MilkBreadawa: Значит, я не верю всему научному сообществу. Почему ты постоянно пытаешься все опошлить простотой? «Мы не особенные», «судьбы нет», «Любовь — химическая реакция». 11:31 Hajime_Iwaizumi: Когда это правда стала называться пошлостью? 11:32 Tooru_MilkBreadawa: Ты никогда не будешь счастлив, Ива-чан, потому что ты дурак, который пытается казаться умным. Вот скажет тебе твоё научное сообщество, что птицы не умеют летать, и ты поверишь, несмотря на то, что за окном те спокойно парят? 11:34 Hajime_Iwaizumi: Я не беру все за чистую монету, и я не дурак! 11:35 Tooru_MilkBreadawa: Дурак! Дурак!       Они продолжали общаться, и все чаще разговор заходил на темы любви, смысла жизни, Иваизуми спрашивал у Тоору его мнение, и в большинстве случаев противоречил этим романтичным представлениям, упорно старался разбить тому розовые очки, а на раз десятый понял, что нет в этом смысла. Правда не всегда одна, как пелось в песне. Нет фараона, который скажет тебе, что истина, а что ложь. Только тебе это выбирать, и, чёрт, как же это сложно.       В какой-то момент они перестали ссориться. Ойкаву это даже насторожило, и он подумал, что Хаджиме потерял к нему интерес, стал побаиваться, что однажды они просто перестанут общаться, а ему очень того не хотелось, потому что ему нравился Иваизуми.       Но все было, как нельзя хорошо. И Иваизуми впервые в жизни понял, что не всегда нужно доказывать кому-то что-то, не нужно рвать волосы на голове, отстаивая свою точку зрения. Долго до него доходило, что людям зачастую просто не нужно это.       Он не переучит Ойкаву, но он может его принять так, как есть. И оказывается, они могут не ссориться, а просто рассказывать друг другу о своих мыслях. И так куда приятнее и легче общаться. Без выяснения правды, ведь она совершенно не важна сейчас. Они не строят ракету или дом, сейчас дважды два может быть пять, а может быть и десять.       Во время очередного разговора по скайпу, Ойкава, кажется, даже смог почувствовать то самое счастье. Оно не выползло из своего угла, всего-то выглянуло. И Тоору не сразу то понял, что это вообще было, только когда он уже повесил трубку, то до него дошло, что это было именно счастье.       Когда он непринуждённо болтал с Иваизуми, когда они шутили по поводу таких глупостей, обсуждали первые сезоны Звёздного Пути и Доктора Хауса, Ойкава был счастлив. Он не думал тогда об отчиме, порезах или о том, что не знает, кем ему быть, и юноша впервые признал правоту Иваизуми гласно. Не как когда-то улыбочкой и двусмысленной фразой, а написал ему короткое: «Ты был прав».       Тогда Хаджиме не понял, к чему это Тоору, стал у него спрашивать, но Ойкава уже благополучно смылся на радостях гулять.

***

      Закончился сезон дождей, и Тоору был счастлив, потому что выглянуло теплое солнце, и дороги стали обсыхать, все ещё пахло влагой, и земля была промокшей насквозь, но казалось, что не было никаких дождей месяцами, что покапало слегка, а сейчас все возвращается на круги своя.       В этот день вечером они снова созвонились, и Ойкава долго-долго смотрел на Иваизуми, слушал, как тот восхищённо рассказывает о каких-то курсах.       — …Я так рад! Я за год смогу получить специальность дрессировщика. Мне уже предоставили щенка, которого я буду дрессировать, и думаю, что у меня есть все шансы обойти однокурсников, потому что этот малый просто прелесть! Покладистый такой!       Вот он — тот самый Иваизуми, который не ноет, а идёт к своей цели, смотреть на него одновременно и грустно, и вдохновляет.       Печально, что Ойкава так и не сдвинулся с места. Он все сидит сиднем на стуле, режет руки, борется с отчимом, но и воодушевляет это сильно.       — Если ты смог, то и я смогу, — заявляет Тоору и лучезарно улыбается.       — Конечно, дурень! Ты записался на профессиональное ориентирование?       — Нет пока что.       — Давай уже займись делом! — Хаджиме хмурится и складывает руки на груди. Кажется, сейчас он прилетит сюда на всех парах и даст Тоору хороший такой, больной подзатыльник(и правильно сделает). Ойкаву даже передёргивает как-то неприятно, и он неловко кривит губы.       Иваизуми тот человек, который сделает, чего бы ему это не стоило, прорвётся сквозь любые препятствия, и молодец ведь. Далеко не все так смогут.       — Да займусь я… Ты мне мамочка что ли, Ива-чан?       — Итак. Это твой двадцать третий щелбан.       — Хей! Я не начинал ссору ведь! Я уже боюсь перспективы с тобой увидеться.       — Бойся, бойся, — и он с таким удовлетворением улыбается, что Ойкава задается вопросом, не подменили ли его случаем? А после они долго молчат. Молчание не кажется неловким, наоборот, так должно быть. Нет ведь ничего стремного, на самом деле, когда ты просто молчишь с дорогим тебе человеком. Тоору мог уже на радостях признаваться в любви, когда же Иваизуми был куда сдержаннее и не разбрасывался таким веским словом. Но Ойкава ему был дорог так или иначе. Достаточно дорог.       — Ладно, тебе не кажется, что пора спать?       — Да… ты прав. Созвонимся завтра?       — Да-да, думаю, можно.       — Тогда до завтра, Ива-чан.       — Ага.       Ойкаве так нравилось то, что происходит между ними, эта самая химия, Хаджиме же ужасно боялся и пытался тому противиться. Тоору даже не хотелось резать руки, перечить мерзкому отчиму, он, наверное, впервые в жизни от всего этого обособился. А Иваизуми стал каким-то нервным, как-то бывает, когда он близок к срыву, шастает по дому с дикими взглядами, огрызается, не находит себе места. Ойкава готов был, подобно девчонке, визжать от радости, он прокружился и плюхнулся на кровать, ложась звёздочкой: в голове фантазии, на душе лёгкость. Хаджиме не может уснуть, и мысли о Тоору превращаются в какую-то паранойю. Он чувствовал это и до сегодняшнего разговора, но сейчас ему словно глаза открыли. Всплывают картинки того, как Ойкава смотрит куда-то чуть в сторону от объектива камеры и улыбается. Такой… невинно милый. Он не похож на парня, который пьёт или буянит, он просто лапочка, маменькин сыночек и золотце, разве что противное, заносчивое и вредное. В глазах Тоору же Иваизуми весьма неплохо устроился: волевой, целеустремленный и амбициозный, прям идеален. Грубиян? Да. Глуповат? Да. Но это не порок.       Они попросту влюбились друг в друга. Можно в красках описать это чувство, как от него сносит башню, как не можешь найти себе место, но это делали сотни раз. Есть ли смысл вновь описывать любовь, когда она уже не нуждается в представлении.       Два глупых подростка, тысячи километров друг от друга или девять часов на поезде и такое глубокое чувство. Оно даже пугало.       Поначалу Тоору было легко, но чуть позже он ощутил всю тяжесть этой штуки. Он очень навязчиво писал Хаджиме, что тот иногда начинал интересоваться, чего это Тоору к нему так пристал, но в глубине души благодарил Ойкаву, потому что иначе бы ему пришлось к тому приставать.       После их долгих переписок по ночам Тоору клевал на уроках носом, Иваизуми тоже ругали учителя, но им было все равно. Куда важнее были не последствия недосыпа, а то, что они получали взамен.       Ночью, будто бы какие-то чакры открывались, Ойкава чувствовал себя свободнее и раскрепощеннее, Иваизуми тоже, и им было легче рассказывать подробности своей жизни, о которых те редко кому говорят.       Ещё они все чаще созванивались по скайпу, и иногда Тоору тупо пялился в экран и молчал.       Хаджиме приходилось находить, о чем рассказать, хотя раньше все было наоборот. Они совсем перестали спорить. Не то, чтобы темы для обсуждений кончились, нет, скорее просто не было в этом смысла. Они наконец-то поняли. Иваизуми ругал Ойкаву за его глупости, и тот соглашался, а не оправдывался, и изредка ныл.       — По правде говоря, иногда мне кажется, что лучше бы моя мама сделала аборт.       — Что ты несёшь, тупица?       — Она не хотела меня рожать, а взять грех убийства на себя не смогла. Жаль. Было бы легче… всем.       — Ты идиот, Тоору.       — Да, я идиот, но было бы лучше.       Иваизуми хмурится в своей манере, готовый рвать и метать, но быстро себя успокаивает и отвечает:       — Тебя бы не было, дурень. Кому было бы легче? Я уверен, твои родители тебя любят, твой брат тебя любит, каким бы ты ужасным не был. Она не хотела тогда, но сейчас, я думаю, она понимает, что не ошиблась. Ты многим дорог, кусок дерьма, да хотя бы мне.       — Ну ладно, — Ойкава глупо улыбается. Кажется, он именно это и хотел услышать. Ему думается, его и вправду многие любят, раньше он этого не видел. Ему казалось, что вечно занятой матери нет до него никакого дела, но даже ее холодное сердце трепетно лелеет сына, ему казалось, что отчиму лишь бы ему поднасрать, но буквально на днях он получил тепло и заботу от этого человека. Это было так неожиданно. Тоору сидел над физикой, пытался вникнуть, отчим же почему-то решил зайти пожелать ему спокойной ночи, а тут такое дело. И он помог Ойкаве. Подросток весь сжался тогда, боясь, что в какой-то момент на него за что-нибудь да накричат, но мужчина не кричал, а в конце концов вовсе потрепал его по голове, как это когда-то делал его родной папа.       От мыслей его отвлекает неожиданный вопрос.       — Ты не говорил с отцом?       — Нет ещё.       — Все считаешь его виноватым во всех бедах?       — Ну… частично. Он не совсем мразь, но много дров наломал. Я только на пути к прощению его. Прости уж, не могу так просто извинить ему все, что он натворил.       — Ты молодец, Тоору, — Иваизуми слегка улыбается, а его собеседник в недоумении вздергивает бровями. — Ты изменился с момента нашего знакомства, а прошло всего пару месяцев.       — Пять месяцев, Ива-чан, — а ведь и вправду. Они познакомились летом, а уже декабрь начался. Время пролетело так быстро, а, как сегодня, Ойкава может вспомнить почти все их споры.       — М-да.       Хаджиме качает головой, а после странно щурится, присматривается. Что? Что он там увидел.       — То-о-о-ору! — вдруг тянет он и ухмыляется, словно узнал что-то такое, что никто не знал об Ойкаве, и вот-вот распустит слух!       — Чего? Не смотри так.       — Ты меня обманывал все это время! — Иваизуми усмехается и довольный складывает руки на груди, мол, раскусил.       — Ты о чем?! — Ойкава теряется и не может понять, почему это Хаджиме так на него смотрит. — Что не так?       — Ты все это время линзы носил! У тебя глаза то карие, а не зеленые.       — Ох, черт! — Тоору даже как-то и позабыл надеть линзы. В последнее время он все чаще не нуждался в них, даже выложил пару своих фотографий в фейсбуке.       — Буду тебя теперь шантажировать. Смотрите все! Ойкава Тоору - обманщик! У него карие глаза! Вот это сенсация!       — Ну Ива-чан!

***

15:56 Tooru_MilkBreadawa: Представляешь, Ива-чан, у нас снег выпал! Правда, все равно скоро растает. 16:01 Hajime_Iwaizumi: Круто, а у нас снега не бывает. Ты любишь зиму? 16:02 Tooru_MilkBreadawa: Несильно, но можно сказать и так. 16:03 Hajime_Iwaizumi: Ну, у вас-то здорово, снег выпадает, а у нас лето, только прохладное. 16:04 Tooru_MilkBreadawa: Хах, ну, приезжай к нам на снег глянуть. 16:05 Hajime_Iwaizumi: По поводу этого… сегодня в школе мы думали, куда поедем с классом на каникулах, и решили, что в Токио.       Тогда Тоору был ещё в школе, сидел на уроке литературы и чуть не взвизгнул, узнав такую весть. Он сам не заметил, как стал глупо улыбаться, а в груди трепетно затюкало сердце. 16:06 Tooru_MilkBreadawa: НЕ ШУТИШЬ? ПРАВДА?! 16:07 Hajime_Iwaizumi: Да. Мы с тобой увидимся, идиот? 17:08 Tooru_MilkBreadawa: КОНЕЧНО! ПЬЦЖЗАЦЖПД! 17:08 Tooru_MilkBreadawa: Я мечтаю об этом уже так долго! 17:08 Tooru_MilkBreadawa: Божечки! Даже не верится! Так здорово, Ива-чан! 17:09 Hajime_Iwaizumi: Да-да, покажешь мне Токийскую башню? 17:10 Tooru_MilkBreadawa: Пфф! Спрашиваешь! Я тебе такую экскурсию проведу, что мало не покажется! Уух! Черт! Теперь дождаться бы каникул! А ещё только девятнадцатое декабря! А-а-а! Ива-чан, это жестоко, что ты сказал так рано! 17:11 Hajime_Iwaizumi: А если бы я не сказал тебе, ты бы ныл, почему я до последнего молчал, тупица! Ладно, у меня сейчас занятия начнутся, спишемся позже.       Ойкава давно не был так рад, он возвращался домой чуть ли не в припрыжку, и отчим даже косо глянул. Чего это его пасынок такой радостный? Всегда грустит, выглядит так, словно вот-вот и прыгнет с крыши или вскроет вены, а тут поёт себе под нос!       А Тоору был просто счастлив. Он вдруг подумал, что все — такие мелочи, и что он хорошо живет на самом то деле. Его голова была чиста, а на сердце легко, тело ощущалось совсем иначе, ни как оболочка, что уже достала и бесит, а как самое родное и любимое, и мир вокруг по-другому как-то выглядел. Все казалось… ярче что ли?       Тоору вбежал в комнату и быстро переодел школьную форму, тут же утыкаясь в мобильник, чтобы отписаться Хаджиме. 18:17 Tooru_MilkBreadawa: И все же мне не верится! Это так здорово, Ива-чан! Мне столько нужно тебе сказать! 18:24 Hajime_Iwaizumi: Да-да, рад за тебя. 18:24 Tooru_MilkBreadawa: Начну сейчас же!       Тоору был возбуждён и взбудоражен, черепушка отказывалась думать вовсе, а пальцы двигались не по воле мозга, а по желанию сердца. 18:24 Tooru_MilkBreadawa: Я… 18:24 Tooru_MilkBreadawa: Тебя… 18:24 Hajime_Iwaizumi: Любишь что ли?       Иваизуми спросил то в шутку, но никак не думал, что ответ получит: «Да-да! Ты угадал!» он подумал, мол, ну, ладно, по-дружески ведь, но когда Ойкава капсом написал, что покажет ему «Токийскую башню» с видом на обои в его комнате, то засомневался. Иваизуми не стал ничего отвечать. Ему нравился Тоору, но мог ли он назвать это любовью? Пока что нет, может быть, позже. Это Ойкава романтик, это он влюбчивый подросток, а Хаджиме уже почти взрослый дяденька. Хоть они и одногодки.       Господи, в него влюбился Тоору! Только подумать!       А может то и к лучшему? 18:32 Hajime_Iwaizumi: Да хоть Эйфелеву. Дождись меня сначала, придурок. 18:32 Tooru_MilkBreadawa: Это не так сложно! 18:32 Tooru_MilkBreadawa: Боже! Мы встретимся! 18:33 Hajime_Iwaizumi: Именно. 18:33 Tooru_MilkBreadawa: В живую!! 18:34 Hajime_Iwaizumi: Все верно. 18:34 Tooru_MilkBreadawa: Скорей бы! 18:35 Hajime_Iwaizumi: Пробить тебе все заслуженные щелбаны. Мм-м! 18:35 Tooru_MilkBreadawa: Ну нет! Я согласен только на тёплые крепкие объятия… и может быть поцелуи. 18:35 Hajime_Iwaizumi: Поцелуи? Чем ты мой первый поцелуй заслужил, придурок? 18:35 Tooru_MilkBreadawa: Да ты! 18:36 Tooru_MilkBreadawa: А чем ты мой заслужил? 18:37 Hajime_Iwaizumi: Ты вроде говорил, что мастер этого дела и все такое…, а сам тоже ничего в этом не смыслишь? Сам нецелованный?! Вот умора! А какого из себя мачо строил! 18:38 Tooru_MilkBreadawa: ВОТ НЕ НАДО ТУТ!       Иваизуми не знает, что написать, потому просто ждёт, пока что-нибудь скажет Ойкава, и он ведь знает, что Тоору что-нибудь да напишет. 18:47 Tooru_MilkBreadawa: В любом случае я очень рад тому, что мы встретимся. Я долго ждал этого, есть столько всего, что я хочу тебе рассказать, столько мест, куда я хочу тебя сводить, и я очень благодарен тебе, Хаджиме. Мне кажется, что ты делаешь меня лучше. Я стал сдержаннее, уравновешеннее и вообще много понял благодаря тебе.       Хаджиме тоже много чего понял. Раньше он считал, что по отдельности люди не интересны, и как же он ошибся, ведь так увлёкся Ойкавой. Думал, что все чувства не имеют никакого возвышенного смысла, это ведь просто химия, но, черт возьми, какое это химия влияние оказывает! И много-много других важных мелочей. 18:48 Hajime_Iwaizumi: Приятно слышать… читать. Мне тоже есть, что тебе сказать, дурачок. А сейчас позволь заняться домашкой? Спишемся завтра. 18:48 Tooru_MilkBreadawa: Да, до завтра.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.