Оплакивай

Когда он исчезает, она поднимает плач: „О мое дитя!“ Когда он исчезает, она поднимает плач: „Мой Таму!“ Когда он исчезает, она поднимает плач: „Мой чародей и жрец!“ Когда он исчезает, она поднимает плач у великолепного кедра, пустившего корни на просторе.* Вспоминая тот злосчастный день, Иштар пробивает дрожь сквозь сотни лет. Даже над смертью Богиня Богов оказалась не властна. Эта древняя сущность, пожирающая души людей, посмела забрать жизнь Бога. Ее Бога. Того, кому она была предана, кому подарила всю себя: и физически, и духовно. Она не хотела - знала, что нельзя спускать глаз с любимого, но поддалась, дала слабину, благодаря которой он оказался убит. А все из-за нелепой случайности. Солнце дружелюбно согревало землю, даря свой спасительный жар миру. Цветы в полях вытягивались, старались достать до небес - настолько велико было желание жить. Кучевые облака, уставшие от тепла, медленно плыли по небосводу, наблюдая за каждым человеком, играя с ним, преобразовывая свой облик. Звери нежились на свету, наслаждаясь умиротворением, царящим вокруг. Она хорошо помнит, как смотрела в его ясные глаза, моля остаться рядом, как тяжело было на вечно юной душе, словно груда камней придавила сердце, которое выло и щемило. Она знала, что нельзя было отпускать. Он верил, что ничто не сможет разъединить их души. Она хорошо помнит, как он прикоснулся ладонями к лицу, заботливо заправляя выбившиеся пряди темных волос ей за ухо, украшенное тяжелыми серьгами, как ощутила его легкий озорной поцелуй на губах. И также хорошо помнит, как разум погрузился в небытие, как обессилело божественное тело, как тряслись изнеженные отсутствием какой-либо работы руки. Помнит этот грохот разбитого сердца, оглушивший сразу после слов: "погиб".

О милый Таммуз, сковавший навеки сердце мое!

Пронося эти воспоминания через вечную жизнь, Иштар отмечала для себя, даже будучи слугой для жалкой человеческой войны, что чувства совсем не притупились. Наоборот, они разгорелись, словно пламя. Никогда и ни за что на свете она не посмеет забыть его жизнерадостную улыбку и светлые курчавые волосы, которые она так любила перебирать своими тонкими загорелыми пальцами.

Как мог ты предать слово, данное мне? Ты говорил, что душа твоя отныне и навеки вечные принадлежит лишь великой Царице-Завоевательнице Иштар.

Он сидел напротив, крепко держа ее ладони в своих, уверенно говорил о любви, поработившей его, клялся, что не посмеет оставить. Но Инанна была непреклонна. Буря, гуляющая по разуму и сердцу, заставляла запретить уходить куда-либо, ведь его отсутствия она просто не сможет пережить! Ах, как она могла отказать, когда юный красавец Думузи лишил жизни красный мак и аккуратно, размеренными движениями, заправил его ей за ухо?

— Храни его. Рядом с тобой он будет цвести вечно.

И вот обрушилась гроза. Природа буйствовала, рыдала и убивалась. Смерть Таммуза. Печальные ноты флейты, искусно блуждающие вокруг его безжизненного тела, терзали каждого, находившегося на похоронах. Стенание духовых по возлюбленному заставляло сердце Иштар вырываться из груди и бушевать от негодования: как смерть посмела забрать самое дорогое, что она имела?! Она ни за что не позволит так играть с собой ни смерти, ни кому-либо еще. Думузи принадлежит ей и только ей одной. Даже смерть не имеет никакого права отбирать его жизнь! Инанна была не в силах вынести гибели любимого: слышать эти рыдающие звуки флейт, раздирающие душу на куски и заставляющие морщиться от щипания в глазах, которые наливались слезами богини. Она бежала как можно дальше. В лес. К природе. Она бежала, чтобы опуститься на колени пред великим Кедром и оплакивать погибшего. Она бежала, чтобы никто никогда не видел ее слез. И в годовщину этого дня из года в год поднимает Иштар свою печальную песнь от боли в сердце и горечи утраты. В Эанне сверху и снизу она поднимает плач. Она поднимает плач, подобный плачу семьи по хозяину, Она поднимает плач, подобный плачу города по владыке.*