Солнечное затмение

Её мир — свет. Ослепляющий и тёплый. Его мир — тьма. Поглощающая и холодная. Он купается в её свете. Наслаждается теплом, как кот, нежащийся под лучами летнего солнца в прохладный день. Его пальцы перебирают пряди волос, сияющие лунным серебром. Мягкие. Словно чистый шёлк. Пряди, что в одночасье станут цвета закатного солнца, делая её на шаг ближе к нему. Глаза в глаза. Им не нужны слова. Достаточно прислушаться к душе. Прочитать во взгляде. Их миры почти едины. Лишь тонкая грань стоит меж ними. В её глазах загорается едва уловимая хитринка. Коварная ведьма подкупает открытым сердцем и душой. По связывающим их узам заманивает его яркостью забытых эмоций, ощущений, чувств. Под вихрем свежего ветра её сердечного тепла, едва тлеющие угли его души вновь разгораются, чтобы через мгновение вспыхнуть утерянным когда-то ярким пламенем, взвивающимся к небу. Мир наполняется красками. Жизнью. Глубиной. Играешь с огнём, глупая ведьма. Ты не ребёнок. Должна понимать… Он не желает тушить разрастающийся пожар. И увязнув в теплоте глаз, подбрасывает в огонь старые сухие изломанные ветви, оставшиеся в его душе на месте леса чувств и желаний, давно уже сгинувшего из-за бесконечно долгой засухи, обратившей его мир в пустыню. Мягкие податливые губы. Бархатистая нежная кожа. Он чувствует себя музыкантом, который держит в руках хрупкую скрипку, отвечающую ему на каждое прикосновение. Её струны трепетно поют под его руками, но ему этого мало. Жар. Опьянение. Дурман. Останови, пока ещё могу удержаться. Её губы робко и невесомо целуют его. «Глупый кот», — насмешливо фыркает её душа. «Доиграешься», — шепчет его в ответ. Дорожкой лёгких поцелуев он спускается по её шее. Она чувствует его. Слышит. Знает, чего он жаждет. Как и прежде, доверчиво и легко подставляет шею под его губы. Замирает, слегка вздрагивая, когда его клыки бережно и осторожно прокусывают её тонкую кожу. Пьянящая кровь бело-голубой цепью рушит последнюю тонкую грань между ними. А губы спешат собрать рубиновые капли живительной влаги, не позволяя упасть ни одной. Ошеломление. Их совместный восторг. Упоение. Кружащее голову единство душ — то, ради чего он готов испить дурманящую кровь, несмотря ни на что. Всеобъемлющее чувство, волной шторма пришедшее из её мира, накрывает его. Не похоть. Не страсть. Любовь. Магия древняя. Вечная. Напрочь убивающая его вялые попытки вернуть самоконтроль. Её пальцы зарываются в его волосы. Кошачья суть, которую когда-то он ей подарил, отзывается на его ласки. Он слышит, как мурлычет её душа под его рукой. Как ей вторит вибрирующий голос его. Покров одежд опадает. Его душа рвётся в тёплые руки, скользящие по его спине, перебирающие волосы. Он отдаётся им без остатка. Как мгновением до этого, тает под его ладонями она. Луна жадно вбирает свет Солнца в себя, согреваясь в его лучах. Здесь и сейчас этот свет лишь для него одного. Солнечное затмение сияет короной на небе их совместного мира… — Эш… — Рэн… Её светлый мир тонет во тьме ночи. Его тёмный мир озаряется светом дня. Его тьма нежится в тепле. Её свет блаженствует в прохладе. Боль. Наслаждение. Любовь. Одно дыхание. Одно сознание. Одно тело. Одна тень. Одна душа. Нет более его. Нет её. Есть только они. Они взлетают в небеса к звёздам и падают в глубины океана. Они маленькая песчинка в пустыне и бесконечная Вселенная. Сознание тонет в единой симфонии света и тьмы. Заполняется чувством гармонии. Они не способны существовать друг без друга. Две части целого. Его тьма лишь для неё. Её свет лишь для него… …Дыхание перехватывает, а мир теряет краски и незнакомую прежде глубину. Выбрасывает его во тьму и холод реальности. Сумрак ночи. Поют цикады во дворе. Где-то вдали надрывается лаем собака, а ещё дальше слышен шум автомагистрали. Сердце заходится в бешеном ритме. Лёгким не хватает воздуха. Душа ноет, потеряв целостность. Кровоточит, словно вырванный кусок мяса. И стылый холод разливается внутри, усмиряя огонь в груди. Лень опускает взгляд на себя. Кошачьи лапы, хвост. Его взор скользит по едва видимым силуэтам, укрытыми темнотой. Наталкивается на футон её брата: мальчишка сопит и что-то бормочет во сне. Рядом с ним самим доносится лёгкое спокойное дыхание спящей ведьмы. Её руки обнимают подушку. Брови нахмурены. Сон. Только сон. Здесь и сейчас он всего лишь кот, спящий под боком хозяйки. Глубоко внутри, издеваясь, хохочет Тень.

***

Холодный душ успокоил тело и разум. Сонный Эш вытянул из забытья ледяные цепи внутреннего самоконтроля, сковал волей дурманящие чувства и желания. Столь реальный сон им спрятался в глубины души. Туда, куда его ведьма ещё не успела добраться. Впрочем, с её настырностью он не удивится, если она когда-нибудь вытянет и этот сон на свет. Комната всё столь же темна. Лень опустился на футон рядом с ней, прикрыл глаза. Он — Грех. Его чёрная душа уже многие столетия как мертва. Его руки несли смерть и боль. Он давно уже захлебнулся и утонул в чужой крови. Чудовище, спрятавшееся за маской человеческого лица и мяукающего комка шерсти. Она — Ева. Чиста и невинна. Душой и телом. Ему ли, кто имел доступ к её сути, не знать этого. Даже чужая кровь на руках, пролитая ею, не коснулась души, лишь опала прахом у её ног. Ты напрасно доверилась монстру, глупая ведьма. Отогрела промёрзшую мёртвую душу. Он не настолько послушный и тихий кот, чтобы кому-либо позволить отобрать его тепло и свет. Слишком долог был его путь в одиночестве. Он часто терял и столь же многое отпускал. Держался в стороне. Ни к чему и ни к кому не привязывался, чтобы не обманываться миражами. Израненный зверь, впервые узнавший, что такое доверие, забота и душевное тепло. Когда ценили не силу, дарованную им. Не мощь бессмертного живого оружия. И не обманчиво слабую форму кота. А дорожили и волновались именно о нём и его мёртвой душе, в которой, как оказалось, всё ещё тлели угли. Отыскав свой уютный мир, тихий уголок, он будет его охранять от чужаков до последнего. Рано или поздно ей придётся смириться и принять кошачий эгоизм. А пока чёрным зверем он подлез под её руку. — Куро… — едва слышно прошептала она, чуть приоткрыв глаза. Но сон, так и не отпустивший, уже утянул её обратно в забытьё. Тонкие пальцы привычно зарылись в его мех и какое-то время бессознательно перебирали шерсть. Погружаясь в сон, он вновь видел перед глазами день, тонущий в ночных сумерках с мигающими в вышине звёздами. Любовался картиной, как пылающая короной мёртвая, холодная Луна закрывала собой своё Солнце. Эгоистично прятала его тепло и свет от глаз других. Забирала его лишь себе…