Дело о каком-то пидарасе

— Ларин, ко мне в кабинет. — Лицо Мухомора, заглянувшего в комнату, было покрыто некрасивыми пятнами, глаза метали молнии, а реденькие бровки хмурились, изображая праведное негодование. — Бегом, твою мать! — Слушаюсь, товарищ подполковник! — вытянулся во фрунт Ларин, и начальство, гневно фыркнув напоследок, изволило удалиться. — Зевс-бромовержец, — меланхолично заметил Казанова, созерцая в окно, как два дворника-таджика старательно пытаются смести снег друг другу на территорию. — Двуликий анус, — мрачно отозвался Ларин, машинально одёргивая свитер. И чего Мухомора так припекло? — Товарищ подполковник, разрешите доложить, это не мы, а бумажки все к завтрашнему дню подгоним, — привычно отрапортовал он, заходя в святая святых — кабинет начальства. — Угу, — Мухомор воровато огляделся, понизил голос: — Дверь прикрой. Ну чего стоишь, понимаешь? Плотнее прикрой, плотнее! Ларин заморгал. Неужели Мухомор наконец-то решился? На рабочем месте они не трахались никогда. Слишком велик риск, что в самый ответственный момент припрётся Слава Волков с малолетним беспризорником, нюхнувшим клея и возомнившим себя робокопом, или Казанова решит оповестить начальство насчёт очередного несвоевременно возникшего кирдыка... Ну, то есть сам Ларин готов был попробовать, но осторожный, да что там — трусоватый Мухомор ставить на кон карьеру совершенно не желал. Не, ну не может же Мухомор... Или ему начальство такой пистон вставило, что расслабиться следует срочно? — Ты что это творишь, дурилка картонная? — убедившись, что дверь в кабинет плотно закрыта, Мухомор снял фуражку и вытер ею вспотевший лоб. — Ты какого хера в нашу квартиру полез? Чего ты там забыл на этот раз — носки, пистолет, совесть? Впрочем, о чём я, какая совесть к херам... Ты мне сказать не мог, я б привёз, у меня ключи есть! Во рту внезапно пересохло. Та-ак, дорасслаблялись, значит... С Мухомором они встречались уже довольно давно, и долгое время ребром стоял извечный вопрос: а где потрахаться-то? У подполковника Петренко была семья, у капитана Ларина до недавнего времени тоже. Казанова всегда мог предоставить диван в своей коммуналке для хорошего дела, но как объяснить боевому товарищу, что вместо бабы Ларин трахает подполковника Петренко, и при этом не прослыть на всё отделение грязным извращенцем, было решительно непонятно. С остальными дела обстояли не лучше. Но Мухомор не подвёл. Когда он понял, что всё серьёзно и одним разом дело не ограничится, то выбил «под нужды отделения» однокомнатную хрущёвку на улице Гагарина, возле метро «Московская». Да, почти Купчино, зато недорого и в окна никто не смотрит. Квартира старенькая, мебель облупившаяся, но разве это важно, когда два мента собираются... кхм... расслабиться в нерабочее время? Похоже, важно. Что-то ведь стряслось... — Товарищ под... Юрий Александрович, — враз севшим голосом произнёс Ларин, — вы это о чём вообще? Я сегодня в райотделе ночевал, у нас четыре дела в прокуратуру идёт многоэпизодных, одно — банды Кулака. Никуда не уходил, меня половина отделения здесь видела... Мухомор выдохнул, шёпотом помянул коврюжью матерь, плюхнулся в кресло и демонстративно распечатал пузырёк корвалола. Ларин терпеливо ждал. — Андрей, — тихим и бесцветным голосом начал Мухомор, — сегодня около четырёх пятнадцати утра в квартире сработала сигнализация. На место выехала дежурная группа... ну, когда смогла, тогда и выехала, к семи возле дома были. Дверь захлопнута, но на замке явные следы взлома. Мне звякнули, я подъехал. — И? — предчувствуя нехорошее, прищурился Ларин. — И ничего. Из квартиры ничего не взяли — ну, там и нечего особо-то брать, но телевизор корейский, ворьё бы мимо не прошло. Бельё, опять же, хорошее, чешский хрусталь в серванте — подделка на самом деле, но сходу не разберёшь. Вообще, если уж залезли, так глупо с пустыми руками уходить! — Глупо, — согласился Ларин, чувствуя, как засосало нехорошо под ложечкой. — Значит, искали не материальные ценности. — Угу. А что там ещё искать-то, а, Андрей? Особенно если это был не ты. — Не я, товарищ подполковник, могу на Уголовном кодексе поклясться! — Вот что, Ларин, — Мухомор устало потёр переносицу, — займись-ка ты этим взломом сам. Бумаги вот, с братским, так сказать, райотделом я договорился. Сказал, что мы там с тобой, кхм-кхм, с информаторами встречаемся. Лично ты — с информаторшей. Ребята в том районе хорошие, отнеслись с пониманием. Действуй давай. Свободен. — Слушаюсь, товарищ подполковник! — гаркнул Ларин, сгрёб со стола тонкую картонную папку и вымелся из кабинета. На душе скребли кошки. Связных мыслей не было ни одной. Хотя нет, одна всё-таки имелась: теперь Мухомор точно зассыт трахаться, пока не убедится, что его драгоценной выслуге лет ничего не угрожает. А может, и после этого зассыт. В конце концов, сто двадцать первую статью Уголовного кодекса никто пока не отменял, хотя слухи об этом упорно ходят. Жаль. Ларин уже привык раз или два в неделю наведываться в ставшую родной хрущёвку, быстро готовить что-нибудь простенькое, пока начальство изволит плескаться в ванной, затем обсуждать с Мухомором работу на кухне, куда еле-еле могли втиснуться два здоровых мужика, и отправляться в душ самому. Торопиться не следовало: за это время товарищ подполковник должны были освободиться от одежды и спрятаться под одеяло. Раздеваться при Ларине Мухомор стеснялся, прикрывая это суровым: «Я тебе не стриптизёрша... тьфу ты, не стриптизёр! Развели тут, понимаешь...». Кого и на сколько развели, Ларин не уточнял. Всё равно в процессе... мнэ-э-э... того, что Мухомор называл «расслаблением», одеяло улетало куда-нибудь под койку, и добывать его оттуда приходилось всё тому же Ларину. Начальство слишком быстро засыпало после расслабления, и если не прикрыть его одеялом, то просыпалось наутро с насморком и в скверном настроении. Зато Ларин очень быстро начал понимать, что находят в Мухоморе бабы. Нет, не только трёхкомнатную квартиру в центре города и неплохой по нынешним временам подполковничий оклад. Просто Мухомор вспыхивал, словно канистра бензина, хранившаяся безо всякого соблюдения техники безопасности. И заводился с полоборота, прямо как иномарка. Стоило просунуть руку под одеяло, погладить подполковничий член и слегка сжать яйца — и Мухомор откидывал голову, тяжело дышал, а взгляд у него становился мутным и жарким. И уже похрен было, какой из него начальник, кто здесь вообще главный, а кто простой капитан, главным казалось только одно — засадить товарищу подполковнику поглубже, а затем двигаться до тех пор, пока самого не накроет резким оргазмом. Не то чтоб из Мухомора получился прямо суперпотрясающий любовник, но... с ним было совсем иначе, чем с бабами. Острее. Полнее как-то захлёстывали чувства. Ларин старался не анализировать, понимал — занятие гиблое и ни к чему хорошему в итоге не приведёт. Ну вот и не привело. Бля, ну как же жаль... С чего начать, Ларин толком не понимал. Отчаяние накатывало глухой стылой тоской. Неимоверно хотелось выпить. Вскочив с места, игнорируя недоумённые взгляды товарищей, Ларин выскочил из комнаты, сильно хлопнув дверью. *** — Странно это всё, — майор Соловец задумчиво полистал тоненькое дело. — Обычно такого рода фигнёй парни уровня Ларина не занимаются. И почему не отдали дело в райотдел по месту происшествия? Ответом ему были лишь недоумевающие взгляды и характерное пожатие плечами. — Ладно, что мы знаем? — Квартира числится за нашим райотделом, подведомственная, — Дукалис аккуратно загибал пальцы, перечисляя. — Сегодня с утра в неё вломились, затем туда поехал лично Мухомор. И передал дело Ларину. — А Ларин вам ни черта не сказал, — дополнил Соловец. — И выглядел хреново, — серьёзно кивнул Дукалис. — Как человек, которого пыльным мешком по башке огрели внезапно. — В общем, дело ясное, что дело пиздец тёмное, — поморщился Казанова. — Что делать-то будем, Георгич? — А вот что, — Соловец оглядел опергруппу. Парни подобрались, готовые немедленно действовать. — Волков, пробей все перемещения по данному адресу. Кто там кому сдавал квартиры рядом в аренду, кто въехал, кто выехал... Казанова, ты у того подъезда покрутись, поспрашивай там. Глазки девочкам сострой, бабкам поклонись, ну, ты умеешь. Дукалис, на тебе Ларин. Следи, чтобы он... в общем, не оставался без дела пока. Нагрузи общественно-полезной работой. Если заартачится — вызови ко мне на ковёр. Всё, ребята, по коням! *** Через пару дней дело более ясным и понятным не стало. Проблему с Лариным Дукалис решил очень просто — уволок того с инспекцией по местным вино-водочным киоскам. Перепить Дукалиса Ларин не сумел, хотя и очень старался. Соловец, узнав об этом, хмыкнул и пообещал выписать Дукалису премию «для поправки здоровья». Казанова добыл показания свидетелей, которые нельзя было ни вставить в протокол, ни надеть на голову. По всему выходило, что Мухомор и Ларин (а описания Казанове дали довольно чёткие) регулярно ездили на ведомственную квартиру. Спрашивается, на кой хрен? Самое противное, что спросить главных действующих лиц было ну никак нельзя. Соловец опытным взглядом оперативного работника, проработавшего не один год, определил: эти два пидараса будут всё отрицать. Особенно Ларин. А Мухомора не допросишь ни так, ни эдак, если, конечно, не хочешь лишиться погон и насиженного места. — Может, они там предаются хоббиту? — предположил Казанова. — Какому ещё хоббиту? — со стоном повернулся к нему Соловец. — Общему. Марки там собирают, или это... пьют. — Ну, выпить Ларин и с нами может, — пожал плечами Дукалис. — Зачем ему Мухомор-то для этого? Тем более что он бухло не одобряет. — Все бухло не одобряют, пока не нажрутся до зелёных чертей, — уверенно сообщил Казанова. — Но... действительно, чего бы это Ларину с Мухомором бухать? Может, шантаж? На него посмотрели. Казанова дёрнул длинным носом и оскорблённо заявил: — Тогда сами придумайте, на кой хрен Ларину с Мухомором уединяться! — Может, они книги читают, — серьёзно предположил Волков. На него тоже посмотрели. Он отступил на шаг к стене и пожал плечами: — Ну что-то ведь они там делают, нет? — Что-то — несомненно, — веско бросил Соловец. — Ты мне лучше скажи, Слава, что там с квартирами? — Да толком ничего, — поскрёб подбородок Волков, — но в двадцать пятую, рядом с той, которую обчистили, приходил как-то участковый. Соседи жаловались, что там всё время жильцы меняются, и некоторые шумят по ночам. — Точно-точно, — обрадованно встрял Казанова. — А сейчас тихий такой мужик квартиру снимает. Плюгавенький. — Вот как? — Соловец нехорошо прищурился. — А ну-ка, ребятки, разговорите этого плюгавенького. Вот как хотите, так и разговорите. Придумайте что-нибудь. — А чего тут думать? — пожал плечами Казанова. — Нарушение правил прописки, админка, основания для обыска приплетём без пизды. — Молодцы. По коням тогда! И чтоб сегодня же мне этот чёртов взлом раскрыли, пока Мухомор не занервничал! *** Мужичонка и впрямь оказался плюгавеньким. Дукалису на одну левую руку. Прижал за шею — и порядок. — Нарушаем, гражданин, — проникновенно сообщил Казанова. — Ой, нарушаем! А посему нарываемся. Давайте-ка пройдёмте... пока в квартиру. — Мужики, вы чего? Вы чего, мужики? — вопить гражданину мешала тяжкая длань Дукалиса, но сипеть он вполне мог. — Да чего я нарушаю-то? Скажите, сколько надо, да и разойдёмся! — Сколько надо? — Казанова горестно покачал головой. — Ещё и попытка подкупа. Надо здесь осмотреться. — Ой, глядите-ка! — Волков покрутил в пальцах толстый чёрный провод, уходящий в стену. — Кажись, у нас тут шпионы объявились! Шпионят за работниками правоохранительных органов! Мужик напрягся ещё сильней. Возможно, виной тому была находка Волкова, а возможно, Дукалис просто перехватил шею подозреваемого поудобней, чтобы второй рукой пошарить у него в карманах. — Ты чё за кент? — серьёзно спросил Казанова, пристально глядя мужику в глаза. — Чё ты за кент, я тебя спрашиваю? — По документам, — Дукалис неторопливо передал Волкову книжицу в чёрной обложке, — он у нас Луночкин Николай Михайлович, проживает на улице Ярослава Гашека. — И почему же вы, гражданин Луночкин, шпионите за органами правопорядка? — Казанова нехорошо прищурился. — Или вы не знаете, что это чревато многочисленными травмами и прочими последствиями? — Я не за органами... Меня жена наняла... ой, больно же! — Будет ещё больнее, — ласково пообещал Казанова. — Чья жена? — Да она не представилась! Дала фотографию, в «дипломате» лежит... Казанова споро расстегнул чёрный «дипломат» и обалдело уставился на крупную фотографию Ларина. — Ну замечательно, бля... Они ж разведены! Всё зло от баб! Луночкин сипло продолжил: — И я узнал... — Потом расскажешь, чего ты узнал, подонок. Упаковываем улики, ребята, и в темпе вальса назад. Георгич, небось, уже заждался! В качестве улик на всякий случай забрали всё содержимое «дипломата»: фотографию, видеокассету, какие-то заметки, сделанные скверным почерком, и двести долларов США. Гражданина Луночкина Дукалис перехватил ещё поудобнее, и тот уже не мог говорить совсем. *** В отделении шею частного детектива Дукалис отпустил, и это не замедлило привести к неприятным последствиям. — Пидор! — завопил Николай Луночкин, увидав выползающего из кабинета нежно-зелёного Ларина. Тот вздрогнул, видимо от неожиданности. — Гнойный пидор! Оборотень в погонах! Ларин почему-то не ответил. Впрочем, цвет его лица сказал понимающему взгляду всё, что нужно знать. Совершенно естественно, слегка покачиваясь и задевая головой стены, Ларин завернул в сортир и скрылся с глаз опергруппы. Дукалис пнул Луночкина в жопу и рявкнул: — Оскорбление сотрудника при исполнении! — Ты ещё скажи, что товарищ капитан боевого товарища ебал, — хладнокровно сказал Соловец и осуждающе покачал головой. — Ебал! — уверенно сообщил мужик. Подумал и добавил: — Ебал старого жирного пердуна! — Нет, вот как же некоторым людям всё-таки не жаль собственного ебала, — печально вздохнул Казанова и с маху въехал Луночкину в нос. Затем достал белоснежный платочек и, вытирая с кулака кровь, подытожил: — Прав Дукалис. Оскорбление милиции как есть. Тащите его в обезьянник, пусть малёхо проветрится. Найденную у горе-детектива видеокассету Соловец аккуратно изъял из вещдоков и выдал Волкову: — Посмотри там, в моём кабинете, вдруг интересное что наш Пуаро нарыл... Спустя полчаса абсолютно красный Волков выскочил из кабинета Соловца, просочился в комнату, где отдыхала опергруппа, и подёргал Георгича за рукав: — Товарищ майор, вам на это надо посмотреть... самому. Просматривая кассету, Соловец убедился: он всё сделал правильно. Этой замечательной видеопродукции совсем не место среди вещдоков. Ей вообще нигде не место, если вдуматься. Момент, когда в комнате нарисовалась опергруппа, Соловец, к стыду своему, прощёлкал хлебалом. А потом было уже поздно. *** Спустя час честная компания всё ещё толпилась в кабинете Соловца. Уши Волкова были красными, словно кто-то старательно тёр их со снегом. Георгич выглядел ещё невозмутимей, чем обычно, что явственно показывало: у него полный и абсолютный шок. От видеомагнитофона, на котором мигали зелёные цифры, все старательно отводили взгляд. Первым, как водится, прорвало Казанову: — Так что ж это выходит, Мухомор нашего Ларина трахает? — Вообще-то наоборот, — пискнул Волков, втянул рыжую голову в плечи и покраснел уже весь полностью. — Ну, наоборот — это ещё ничего, — пробасил Дукалис. — Наоборот — это даже можно одобрить... — Да вы что тут все, охренели? — на Казанову было страшно смотреть. Соловец решил, что пора вмешаться. Лёгким движением фокусника он извлёк злополучную кассету из видеомагнитофона. Потянул за плёнку, повертел головой: — Зажигалку дайте кто-нибудь... Да, я надеюсь, возражений ни у кого нет? К нему потянулось сразу несколько рук с зажигалками. Похоже, возражать никто не собирался; более того, решение единогласно признали самым правильным. В конце концов, сто двадцать первую статью, несмотря на разные слухи, никто так до сих пор и не отменил... Глядя, как догорает плёнка из разломанной кассеты, Казанова сурово изрёк: — Меньше знаешь — крепче бздишь. И все с ним согласились. *** — Всё тихо, товарищ подполковник, — пристально глядя Мухомору в глаза, вдохновенно соврал Ларин. — Никто ни о чём даже не догадывается. И ваша жена тоже. А тот... детектив, извиняюсь, обезврежен. Долго ещё никому ничего рассказать не сможет, ну и зубы вставлять обратно ему вряд ли захочется. Угу. Странные взгляды всей опергруппы можно успешно игнорировать, по крайней мере, какое-то время. В конце концов, ребята реально ему помогли. Нет, конечно, от серьёзного разговора долго отбояриваться не выйдет, но... Да к чёрту всё! Соловец уже дал понять, что... физические улики уничтожены. Вот и незачем травмировать товарища подполковника. А с собственной стервой-бывшей уж как-нибудь разберёмся. Тоже мне, разгневанная добродетель! «Ты мне изменял, я должна была убедиться!». Хорошо, что плёнку ребята уничтожили. О том, что было на этой плёнке, Ларин добросовестно старался не думать. Почти получалось. — Ну две недели прошло уже, товарищ подполковник... Юрий Александрыч! — Ты на что меня склоняешь, мальчишка? — прошипел Мухомор, но как-то без запальчивости, скорее для проформы. — Да ни на что я вас не склоняю, — Ларин убедительно помотал головой и посмотрел на начальство кристально честными глазами. — Просто... может, съездим, проверим, как там стену заделали? Казённое ведь имущество, наверняка самого дешёвого мастера наняли, а вам потом перед ведомственными комиссиями отчитываться, ко... если квартиру обратно отдавать будете. — Проверить, значит... — Мухомор тяжело поднялся с кресла, неожиданно усмехнулся: — Ах ты, паразит, понимаешь... Ну, поехали. Проверим. Не верящий собственному счастью, Ларин последовал за начальством и, лишь оказавшись на свежем морозном воздухе, позволил себе улыбнуться. Вдалеке лениво брехали собаки. Падал лёгкий снег.