Dusttale: Собеседник

Начало

      Он снова стоял там, около той огромной гранитной двери лилового цвета, которая давным-давно покрылась паутиной тонких трещинок. Потускневшая с годами краска на этой двери раскололась и облезла, оголив холодный серый камень, такой же пустой и безжизненный, как и его направленный куда-то в сторону взгляд. Блуждающий, он словно следил за чем-то, чего не существовало.       Как и всегда, он разговаривал сам с собой, глядя в пустоту и тихо посмеиваясь над собственными жутковатыми шуточками хриплым, лишенным светлых чувств голосом. Напстаблук, следивший за его сутулой фигурой в капюшоне, отметил, что тот пребывает в приподнятом, насколько это возможно, настроении. Даже его улыбка была чуть более… искренней? Блук не мог знать наверняка, но, в любом случае, это его поведение было к лучшему.       Ведь…       Несколько дней назад этот псих сильно разозлился из-за чего-то и выкосил половину зимнего леса на противоположной стороне реки. Треск сухих веток, грохот падающих деревьев и выстрелы магических атак были слышны даже в Ватерфолле, где призрак предавался дневному сну. Резко проснувшись, Напстаблук еще целые сутки потом не мог унять дрожь в своем неосязаемом теле и заставить себя перестать плакать. Он вновь вспоминал то ужасное событие, унесшее сотни невинных жизней. Забравшее у него драгоценных кузенов. Его семью. И он до сих пор винил себя в своем бездействии, в своей беспомощности.       Пролетая мимо того разрушенного леса на следующий день, Напстаблук отрешенно взирал на результат действий безумца-скелета, которого тогда охватил приступ некотролируемой ярости. Некогда сплошная стена высоких и величествененных сосен превратилась в пустошь, что устилали поваленные, обугленные снизу стволы и осыпавшиеся иголки с шишками. Печальное зрелище… Будто по тому месту прошелся смертельный ураган, запросто сметающий все на своем пути. Ураган, подобный этому, вечность назад безудержно пронесся над всем Подземельем, не оставив в живых никого. Погибли все, даже Андайн, которая являлась последней надеждой всех монстров. Единственным, кто не умер, был Напстаблук. Он просто не мог умереть. И это его сильно расстраивало…       С того ужасного момента… не прошло и дня, когда призрак не сожалел о своей бессмертности.       Его и так скучные дни стали похожи на кошмарный сон, повторяющийся из раза в раз. Та же музыка, те же процедуры, те же прогулки. Он давно перестал создавать клипы и миксы, а когда спустя долгое время захотел вновь испытать себя в этом, забыл, как работает звукоредактор. Тогда он впал в еще большую депрессию.       А его ферма… Ферма улиток. Она была заброшена. Поставщики корма. Они… они так же обратились в прах, как и все остальные, и улитки разбежались. Даже если бы Напстаблук захотел их вернуть, в этом не было никакого смысла. Какой бизнес без покупателей?       Но была лишь одна потеря, о которой он действительно сожалел больше всего на свете. Его любимый двоюродный брат. Единственный счастливый лучик в его никудышной жизни. Напстаблук постоянно тянулся к этому свету, не пропуская ни одного выпуска с ним. Смотрел его ежедневно. Передачи Метаттона всегда отличались друг от друга, и именно они превносили в жизнь Напстаблука новые впечатления, новые краски. Это было тем самым разнообразием, что не давало серым будням поглотить призрака полностью.       Но… но этот свет потух. И у Напстаблука не осталось ничего, что могло бы держать его в этом опустошенном, плачущем от скорби и боли мире. Рана, нанесенная Подземелью, была глубока, как пропасть. Рваным уродливым разрезом она простиралась от Руин и до королевского замка, и ничто не могло ее залечить. Даже время. Никакие ветра не смогут унести прах павших. Ничто не заставит вновь расцвести и заговорить давно увядшие эхо-цветы в Ватерфолле. Камни, что заменяют звезды, не зажгутся как раньше. Не будет чуда, которое восстановит работу Ядра в Хотленде. А то ветвистое дерево в Руинах никогда больше не отрастит и не сбросит свои красные листья.       Никто не воскреснет.       Напстаблук не знал, сколько прошло времени с того злополучного дня. Он сбился со счета. С одной стороны, призрак точно был уверен, что миновало порядком более двадцати лет. Но с другой… с другой ему было абсолютно все равно. Его жизнь, если это можно было называть жизнью, останется прежней. Сколько бы не прошло лет, десятков лет или веков, ничего не изменится.       Мир монстров превратился в безмолвную пустыню, печальную и мрачную. Казалось, что в самом воздухе навечно застыла удушающая агония, что сама Смерть правит этим богом забытым местом: ее смрадное с запахами пепла и пороха дыхание ощущалось на каждом шагу. Извечно мертвая тишина навсегда воцарилась в Подземелье.       Одиночество угнетало Напстаблука. Оно сокрушало его разум, сводило его с ума. Всякий раз, когда он, пролетая по подземным проходам, замечал очередную горстку пыли, его поглощала тоска и печаль. Уныние волнами набрасывалось на него. Но как бы он не хотел плакать, он не мог. Его душа давно была выпотрошена и разорвана.       Как сказали бы монстры: звезды покинули его.       Единственным местом в Подземелье, не оскверненным ни чьими руками, была маленькая лужайка из золотых цветов в начале Руин. Удивительно, что за столько времени они не увяли, а продолжили цвести как ни в чем не бывало. Будто они до сих пор не знали, что за несчастье произошло в мире монстров.       Какие невежественные цветы.       Но это золотое пятнышко, освещенное светом людского солнца… Лишь оно было последней отрадой в жизни призрака. Когда Напстаблук с закрытыми глазами лежал на этих желтых цветах, он забывал о тех годах мучений, что ему пришлось пережить, забывал о всех смертях, что постигли монстров королевства. Он возвращался в те старые добрые и беззаботные времена, когда он мог перекинуться парой-тройкой слов со случайным прохожим, порадоваться новому ремиксу, над которым работал несколько часов. Он возвращался в то время, когда его кузен был жив. Когда все были счастливы. Но…       Но когда Напстаблук поднимался с цветов, он вновь понимал, что все это были иллюзии. Обман, притворство, ложь. И боль от этого осознания была невыносимой. Она съедала его изнутри.       Почему это произошло? Чем монстры заслужили столь бессмысленную жестокость? И что могло сподвигнуть такого дружелюбного парня, как Санс, на убийство всех. Он вырезал все Подземелье буквально за час. Он не пощадил никого. Даже собственного брата.       О н    у б и л    е г о    с а м ы м    п о с л е д н и м…       А потом смеялся. Смеялся, смеялся, смеялся! Его жуткий, будоражущий сознание хохот сотрясал холодный зимний воздух в лесу, где произошло братоубийство. Напстаблук нутром чувствовал, что Сансу действительно было весело. И призрак до сих пор помнил этот замогильный смех, безрассудную мощь атак скелета, которые запросто справлялись со всеми, и его безумный пронзительный взгляд, в зрачках которого плескалась всепоглощающая ненависть ко всему живому.       А его улыбка, застывшая на лице, казалось, до скончания времен… Она снилась Напстаблуку в кошмарах. Широкий, источающий ледяное благодушие оскал. Он сиял искренней обреченностью. Он был непритворно радостным и счастливым, но в то же время таил в себе бездыханную злобу и равнодушное безумие.       Почему он стал таким? Почему обрек королевство на гибель? В чем смысл? Напстаблук часто задавался этими вопросами. Потому что он видел глубокую иронию в том, что монстр, именно монстр послужил причиной смерти своих сородичей. Ангел что, согласно пророчеству, спустится к ним, и Подземелье опустеет. Это был он. Не человек, а монстр.       Напстаблук никогда не злился. Ни на что и ни на кого. Он думал, что злость — это не то, на что он способен. У него не было причин для этого. Но… то чувство, которое он испытывал к скелету…       Нет, это нельзя было назвать злостью. Или ненавистью. Он действительно чувствовал к Сансу что-то невероятно сильное, но это не было жаждой мести. Напстаблук не желал ему смерти. Просто… просто он хотел посмотреть в его глаза, в глаза убийцы своей семьи. Хотел высказать все, что думает о нем и его поступке, заставить слушать. Он хотел увидеть раскаяние на его лице. Желал обвинить, надеясь, что тот поймет. Он желал знать причину, почему погиб его двоюродный брат. Ведь в этом была причина? Напстаблук хотел, что бы это было правдой. Метаттон не мог умереть просто так. Впустую…       Но в то же время Напстаблук сильно боялся. Он боялся, что не справится с давлением. Не справится с его прожигающим взглядом. С его красными горящими зрачками. С безумной, сумасшедшей ухмылкой. Хриплым и жутким хихиканьем. Даже… даже его одежда пугала. Она вся была покрыта пылью.       Прахом смерти.       И самым ужасным во всем этом было то, что Напстаблук не знал, с чего начать разговор.       О чем можно беседовать с психопатом? О совершенных им злодействах? Вряд ли это поспособствует диалогу. Но Напстаблуку нужны были ответы, которые мог дать только Санс. Это отсутствие выбора расстраивало призрака.         Уже несколько дней Напстаблук следил за скелетом, стараясь избегать встречи с ним. Он не хотел попадаться ему на глаза. Однако тот, казалось, и так был слишком увлечен своим вымышленным мирком, в котором общался с кем-то, игнорируя все остальное, что его окружало.         Изучая его поведение и повадки, Блук надеялся подгадать момент, чтобы заговорить с ним. Но, узнавая о Сансе новые вещи, призрак все больше и больше не желал иметь с ним ничего общего. Монстр-скелет приводил в ужас одним своим видом, взглядом, словом. От его фигуры будто исходила зловещая и устрашающая аура, неподдающаяся описанию. И еще у него была одна жуткая привычка, которая не давала покоя бедному приведению. Он спал с одним открытым левым глазом.       Обычно он отдыхал, сидя в деревянной постройке наблюдательного пункта, что была сделана из досок, которые уже давно прогнили и стали серыми и трухлявыми. Сложив руки на столе и опустив на них свою голову, скелет дремал, издавая тихий храп. Но один его глаз всегда был открыт, создавая впечатление, что Санс и не спит вовсе, а наблюдает, следит за тем, чтобы никто не прошел мимо него. Его левый зрачок горел переливающимся красно-голубым пламенем, острым кинжалом впиваясь в самые глубины души. И Напстаблука, который тогда прятался далеко за деревьями, никак не покидало ощущение, что взгляд безумца обращен именно на него. Что Санс смотрит точно в его сторону… И это пугало призрака.       Санс часто разговаривал со своим братом — плодом его собственного воображения. Он подшучивал над ним, рассказывал анекдоты, иногда даже подбадривал. Бывало, случалось и такое, что скелет оправдывался перед ним из-за кого-то проступка. Напстаблук в те моменты отрешенно думал: несмотря на то, что он полный псих, ему живется гораздо счастливее, чем призраку. Его не мучало сковывающее разум одиночество. И это было не справедливо. Почему виновника не терзали угрызения совести за те злодейства, что он совершил? Разве это честно?       Их мир погиб, лишился надежды, и единственными, кто остался в нем, были бессмертный призрак и скелет, уничтоживший всю жизнь в Подземелье. Они влачили свое жалкое, как считал Напстаблук, существование, ни разу за все время не перекинувшись даже парой слов. «Было ли это ошибкой?» — спрашивал себя иногда Блук. Он не был уверен. Но он больше не мог оставаться в стороне. У него было много вопросов и так мало ответов.       Его родственники мертвы. Его жизнь была наполнена безмятежной пустотой. Он оплакал каждого павшего монстра. И даже учитывая тот животный страх по отношению к Сансу… Напстаблуку нечего было уже терять. Он знал — он обязан с ним поговорить.       И сейчас он парил в нескольких футах над землей в лесу Сноудина, наблюдая за скелетом. Он собирался с духом. Опустив глаза вниз, Напстаблук обратил внимание на снег, покрывшийся тонкой ледяной коркой. Снег отсвечивал тусклое сияние его призрачного тела. Блук невольно засмотрелся, казалось, он тянул время. Не хотел делать то, что задумал. Переведя дыхание, Напстаблук поднял взгляд обратно туда, где стоял Санс, готовый начать говорить.       Никого…       Скелет исчез. Лишь следы на белом снегу говорили о том, что он действительно там находился. Напстаблук знал этот трюк. Очень часто Санс пользовался им, чтобы быстро перемещаться по Подземелью. Облегченно вздохнув, Напстаблук полетел в свой дом. «Не сегодня. Завтра», — пообещал он себе. И он был уверен, что выполнит это обещание.       Странное чувство наполнило его душу. И это не было желанием спать, как обычно.       Это было совершенно новое, странное ощущение, которое Напстаблук никогда не испытывал. Почему именно сейчас? После стольких лет? Призрак не ведал.       Но теперь его ничто не остановит. Он обязательно выскажет скелету все свои мысли. Он надеялся, что его поймут.