просто инфекция

Ваня любит Даню. Он, блин, совершенно не знает, как это произошло, но может в этом поклясться. Когда к ним в дом впервые приезжают его настоящие родители и "брат", Ваня весьма скудное внимание уделяет настоящим маме и папе и, пока взрослые расшаркиваются друг перед другом и представляются, он разглядывает смущенного паренька. Скромный мальчик явно чувствует себя не в своей тарелке, и Ваню это немного забавляет. Это интересно. В тихом омуте черти водятся, не так ли? И этих чертей хочется достать, вытащить из самой глубины Данькиной души, узнать их, приручить. Блондин напряженно осматривается, сцепив руки в замок за спиной, и едва заметно вздрагивает, натыкаясь на Ванин взгляд, что раззадоривает его еще больше. За своими размышлениями Ваня пропускает мимо ушей момент, когда его биологические родители представляют Данила, и приходит в себя, только когда тот делает шаг вперед, затравленно оглядывая всех и лепечет (по крайней мере, Ваня воспринимает это как лепет) "здрасте". – Здаров, братуха, – подает он голос и тоже делает шаг вперед, со своей коронной улыбкой протягивая руку. Когда Даня отвечает на рукопожатие, он не может удержаться и резко притягивает руку к себе, заставляя парнишку подступить ближе и, понижая тон, интересуется: – Как сам? Они стоят так близко, что буквально дышат одним воздухом. Ваня нависает над Данилой, который сейчас выглядит, как промокший щеночек. Если бы кто-то, кроме родителей, не знающий ситуацию и обстоятельств, зашел бы сейчас в помещение и увидел это, он бы явно подумал о чем-то гейском. Только в этом не было ничего гейского, Ване просто интересно. Вот и все. Интересно заглядывать в лицо Дане, когда тот смущенно смотрит на него своими глазищами, сдавленно кивает, и они отступают друг от друга. Ване всегда нравились девчонки. Да еще не абы какие, а красивые, со смазливым личиком и подтянутой фигуркой. И чтобы в голове хоть что-то было, зачем ему тупая как пробка? Хотя это, вообще-то, не самое главное. Цепляясь за эти факты, Ваня прятал предательскую, революционную мысль о том, что его зацепил какой-то тощий, хоть и милый, заучка в самый дальний край своего сознания, швырял ее в клетку и вешал туда громадный замок с воспоминаниями о каждом удачном свидании с девушкой. Только вот… тут что-то совершенно другое, не то, что с девушками. Они сидят за богато накрытым столом, и родители пытаются как-то наладить контакт. Ваня ковыряется в тарелке, периодически вставляя свои пять копеек, и он уже устал от этого цирка. – Расскажите лучше про Данилу, - воодушевленно предлагает мама Полина, и Ваня заинтересованно переводит на того взгляд. Даня проводит рукой по волосам, наклоняя голову, и на несколько секунд прячет глаза в пол, как будто хочет побыстрее испариться отсюда и чтобы о нем вообще никогда больше таких вопросов не задавали. – Ну, Даня у нас компьютерный гений, – начинает рассказывать Данина вторая мама, и Ваня кидает на нее быстрый взгляд, а затем снова переводит его на сидящего парня. Компьютерный гений, учится на «отлично», идет на золотую медаль… Ваня оценивающе осматривает его с ног до головы, примеряя все эти характеристики, и его рот растягивается в наглой заинтересованной полуулыбке. Идеальный пай-мальчик. Полная его противоположность. – Данила, а че со стариками сидеть? Пойдем лучше рысь покормим, – неожиданно решает он, когда отец в очередной раз в завуалированной форме упрекает его, и тут же мысленно хвалит себя за это решение. И невежливым родным родителям не покажется, и отцу нос утрет, и Даньку уведет отсюда, ведь тот, по всей видимости, этого и хотел. – Ну, когда я хочу кого-нибудь раскрутить, всегда иду рысь показывать, – не подумав, ляпает Ваня, когда они уже сидят у клетки с рысью. То, как мгновенно напрягся Данила, ощущается почти физически, так что приходится перевести все в шутку, рассмеяться и добавить: – Не волнуйся, ты не в моем вкусе, – и как бы между прочим спросить: – А у тебя девчонка есть? «Пожалуйста, скажи, что нет» – доносится писк из клетки в дальнем углу Ванькиного сознания, и он решает, что этот угол недостаточно дальний и нужно запихнуть эту клетку куда-нибудь в другое место. Он не может смотреть на Даню без заинтересованности, как ни старается. *** Когда Даня кидается на него с кулаками за заклеенный ноутбук, Ваня с ужасом осознает, что он не против того, чтобы кататься по холодной земле, вцепившись в Даню руками и ногами, и это здорово пугает его, потому что это уже не нормально. В пылу драки он не обращает должного внимания на то, что его запястье будто разрезали и прижгли раскаленным металлом, потому что как раз в этот момент Данил оказывается сверху и задевает ногой его пах, из-за чего все тело прошибает дрожью. В следующую секунду их уже оттаскивают друг от друга. *** Его совершенно не радует перспектива жить в одном доме с Даней, а уж тем более в одной комнате. Потому что это вполне может привести к тому, что Ваня окажется геем, а это ему вообще некстати. Ваня стоит у окна и наблюдает, как качаются верхушки деревьев, только вот это его совершенно не умиротворяет. Внутренняя сторона запястья покраснела и чешется, так что он с силой проводит по раздраженному месту ногтями, усугубляя боль. Рычит и от злости пинает стоящий рядом ни в чем неповинный стул. Вся его репутация «супер-мачо» летит в Тартарары из-за одного идеального худющего заучки. Чертов сукин сын, даже не понимает, как он прекрасен. *** Вечером он сидит на краю ванны, напряженно уставившись на свою руку, с которой происходит что-то очень странное. Как будто кто-то изнутри протыкает кожу, и на ней медленно появляются крохотные черные точки, расположенные весьма хаотично. Неужели подхватил тупую инфекцию? Не может же он сейчас встретить соулмейта, ему всего шестнадцать, некоторые всю жизнь ждут. Да и кто может оказаться его соулом? Данька, что ли? Этот долговязый неуклюжий очаровательный задрот? – Что за дрянь… – бормочет Ваня себе под нос и вздрагивает, когда через секунду раздается стук в дверь. – Сынок, все хорошо? – приглушенно слышится голос Полины. Ваня шмыгает носом, одергивает рукав рубашки, чтобы воспаленную кожу не было видно, и направляется в свою комнату. Маме лучше пока не говорить. Мало ли. *** Он не может уснуть ночью, и на это влияет множество факторов. Ну, как множество… два. Во-первых: совсем близко, но слишком далеко, по Ваниным меркам, ворочается 170 сантиметров восхитительного тела. (Когда, черт возьми, он стал считать мужское тощее тело восхитительным? Наверное, тогда, когда к нему в комплекте стали идти громадные невинные голубые глаза. Нет, правда, они слишком большие, это даже некрасиво. Ага, как же, некрасиво) Во-вторых: боль в руке совершенно не утихает, а только усиливается, что тоже не способствует быстрому засыпанию. – Ты тоже не спишь? – доносится до его ушей шепот. Ваня приподнимается и устраивается повыше на мягких подушках, чтобы в его поле зрения попал темный силуэт, растянувшийся в нескольких метрах от его кровати. –Ага, – кивает он, – а ты чего? – Да, рука болит, – нехотя признается Даня и снова принимается ворочаться, в то время как Ваня буквально каменеет. Не может же быть, что?.. Да нет, не может. Наверное, ударился просто. Или связки растянул, когда кулаками махался. – А чего? – на всякий пожарный, настороженно спрашивает Ваня. – Наверное, инфекцию эту тупую подхватил, ну, знаешь… И сердце ухает вниз. Всем с детства рассказывают про это. «После встречи со своей родственной душой у вас через несколько часов начнется раздражение на запястье. Потом, в течение еще какого-то времени, будто изнутри, черными буквами проступит имя вашего соулмейта. Это действие будет сопровождаться болью, чесоткой и чрезмерной чувствительностью кожи, но даже если у вас появились эти симптомы – не спешите радоваться. Это может быть просто инфекция, которая пройдет через пару дней и не оставит после себя никакого следа». Может ли случится такое, что они оба, одновременно, подхватили эту инфекцию, да еще именно тогда, когда впервые встретились? Судьба та еще шутница, так что вполне. Помолиться, что ли, чтобы это правдой оказалось? Потому что это будет лучше, чем оказаться геем в самой нетолерантной стране в мире. Ваня зажмуривается и поворачивается на бок. Надо просто пережить эту ночь. Ему почти удается задремать, когда боль прокалывает кожу с новой силой и он не выдерживает, соскакивает с кровати и очень быстрым шагом несется в ванную. Как можно тише закрыв за собой дверь, он задирает рукав, смотрит на свое запястье, мечтая увидеть просто покрасневшую кожу, но вместо этого видит какие-то отрывочные линии. Он сидит тут до утра, невидящим взглядом уставившись на черные линии, которые все больше напоминают буквы. Незаметно для него, к рассвету все-таки глаза закрываются и сознание захватывает тревожный сон. – Вань, все хорошо? Ты чего не в кровати спал-то? Он разлепляет глаза и несколько секунд пытается сориентироваться и понять, где он находится и что происходит вообще. А затем кусочки мозаики складываются воедино. Ночью он сбежал из комнаты, поэтому сейчас лежит, скрючившись, на холодной плитке, а за дверью стоит Даня и пытается достучаться до него в прямом и переносном смысле. Ваня принимает сидячее положение и, собравшись с духом, задирает рукав рубашки. Рука больше не болит. Идеально ровными черными линиями на ней выведено чопорное «Данила». Черт. – Вань! – с тревогой в голосе не унимается его соулмейт под дверью. Повинуясь какому-то порыву, он вскакивает и резко открывает дверь, оказываясь с Даней нос к носу. – Покажи руку, – не церемонясь, приказывает он. Даня несколько секунд смотрит на него своими глазищами и не двигается, так что Ване стоит огромных усилий не поцеловать его и не смотреть на губы, а затем закатывает рукав пижамы и опускает взгляд туда. Его глаза становятся еще больше, так что он совершенно некстати вызывает ассоциацию с каким-то глупым взъерошенным совенком. Несколько секунд проходит в молчании, а Даня, как назло, держит руку так, что ничего невозможно увидеть, а потом медленно открывает Ваниному взору запястье, где точно таким же шрифтом написано всего четыре буквы. «Иван». Второй раз сердце падает куда-то вниз и снова подпрыгивает к горлу. По крайней мере, он не один. – Что будет дальше? – севшим голосом задает Данила риторический вопрос, но Ваня решает ответить: – Мы справимся, – и улыбка снова касается его губ. В конце концов, теперь он имеет законное право на этого промокшего щеночка и он не собирается его упускать. – Это нерациональ… – пытается возразить Даня, но его нагло затыкают поцелуем. А он, вообще-то, не против. Не один Иван тут страдал от неразделенной любви, между прочим.