Наступал вечер

      Наступал вечер. Парковые аллеи озарились светом фонарей, на стены особняка упали тени близящейся ночи. Воздух становился все холоднее и холоднее, пока дыхание не начало превращаться в пар. Тот легким облачком плыл, постепенно растворяясь в тумане, который обвился вокруг стволов деревьев пушистым серым платком. Осенние спокойствие и тишина царили снаружи.       А внутри особняка жизнь текла своим чередом. Невидимые господскому глазу слуги разожгли камины, взбили подушки в светлых гостиных, расставили опрокинутые стулья вокруг столика и украсили его белой скатертью — на замену той, что шумные гости покрыли липкими грязными пятнами за чаем.       Эти малореспектабельные гости расположились тут же, на диване, напротив того места, где восседала молодая хозяйка. Прежде этот особняк принадлежал ее матери, теперь же был полностью отдан в ее владение. Мало что поменялось в нем, ход времени, казалось, не оставил следа ни на этой мебели, ни на безликих расторопных слугах, ни на самой девочке. Неизменная благородность, величественность манер и действия в полном соответствии с традициями устоям семьи Рейнсворт. Высший класс.       Напротив, троица гостей выглядела пестро, живо, представляя собой одно масштабное, постоянно меняющее свое настроение существо, грозящее разрушить неколебимые, почти вековые правила особняка. Они спорили, вступались друг за друга и друг друга же колотили, надсмехались, шутили, улыбались, злились… Сторонний наблюдатель в лице скромно стоящего поодаль Рейма видел во всем этом действии одну простую схему: шуты развлекают королеву. И пока что, вроде, ее все устраивает.       Задумчиво взглянув в лицо Шерон, юноша добавил про себя, что королева волнуется. Это было заметно ему одному по легким изменениям приятной, гостеприимной улыбки, переставшему быть спокойным взгляду ореховых глаз. Королева находилась в ожидании своего главного, самого дорогого, умного и близкого шута.       Который страшно медлил с выходом на сцену.       Рейм подошел к окну и взглянул на парк перед особняком. Шум, раздающийся со стороны дивана, начинал понемногу раздражать его. Эти повторяющиеся выкрики Черного Кролика, окрики господина Гилберта, дружеский, с ноткой извинения смех господина Оза… Вернулись с задания Пандоры, а будто бы и не были на нем. Кто вообще дает им эти задания? На самом деле, не особенно опасные, ведь господин Безариус сейчас профессионально охраняемая persona grata для всей организации, но такие утомительные — особенно в плане отчетов. А они ведут себя так, будто бы ничего не случилось! Еще более Рейма занимал тот факт, что вместе с этими тремя и дюжиной пандоровских служащих в город отправился сам Зарксис Брейк, но только сейчас они сидели в уютной гостиной здесь, а от него не было ни единой вести уже больше часа.       — Рейм, ты о чем задумался? — окликнул Оз, неслышно зашедший сбоку от него. Тот вздрогнул от неожиданности, но вполне спокойно ответил, что все в порядке, хотя в порядке сейчас было очень мало что — и не только из-за горы отчетов, ждущих Рейма на работе.       — О Брейке, да? — очень точно подметил Безариус, на что собеседник только кивнул со вздохом — отпираться смысла не было. — Не стоит волноваться, с контрактором мы закончили, никакой опасности не оставалось. Он просто решил подольше задержаться, может быть, замести следы нашей деятельности…       — Господин Оз, вы же понимаете, что просто так он бы не остался? — Рейм взглянул на мальчика. Тот спокойно и понимающе смотрел в ответ. Оба понимали: если Зарксис остался там, значит, он напал на след чего-то важного, масштабного. Оставалось только гадать, к чему этот путь может привести, и насколько опасно для путника идти по нему в одиночку. Загадка Сабрие? Ключ к Воле Бездны? Пятые врата?..       — А я говорю, заткнись, патлатый, пока я тебя не заткнула! — раздался треск раздираемой обивки.       — Ты меня уже задрала, тупая крольчиха, посмотри, что ты с диваном сотворила?! Шерон, прости, но, кажется, его уже не восстановить!       Вздохнув, двое повернулись от окна в комнату, где медленно, со скрипом лакированного дерева, умирал в перьевых брызгах диван, прослуживший особняку более полувека, но атаку Алисы не переживший.       — Чем ты его так, Алиса? — резонно удивился Оз.       — Не твое дело, служка, — прорычала та, тщетно пытаясь вырваться из хватки Гила, державшего разбушевавшегося кролика за шиворот.       Шерон только мило улыбнулась и сказала:       — Не переживайте, давайте перейдем в другую комнату.       Встав из кресла, она позвонила. Вошедшему слуге распорядились приготовить другую комнату и убрать в этой. С поклоном, тот удалился, и все уже было собрались уходить, но тут дверь открылась опять, и на пороге возник Брейк.       Улыбка стерлась с лица Шерон, Оз изумленно воззрился на прибывшего, Гил с Алисой отпустили друг дружку и тоже застыли, и только Рейм, такой же пораженный, как и все остальные, воскликнул:       — Зарксис, что с тобой случилось?       Непривычно усталый Брейк протащился мимо всей компании и упал на поврежденный диван. Небрежно поставленная трость свалилась на пол рядом. Повисло тягостное молчание. Со всех сторон его обступили, но расспрашивать никто не мог решиться. Никто не был готов к тому, что привычный вечерний сценарий будет отвергнут этим актером.       Наконец, Шерон осторожно спросила:       — Брейк, ты… ты пьян?       — Да, дорогая моя госпожа, я пьян, — просто и почти четко ответил тот.       Этому сложно было поверить, но глаза не обманывали: с ним действительно было что-то не так. Пыль засыпала седые волосы, щека и локоть плаща были испачканы чем-то темным, обувь оставляла на ковре цепочку грязных отпечатков и была вся забрызгана, как если бы он шел, не разбирая дороги. Эмили, снятая с плеча-пьедестала, недовольно выглядывала из кармана плаща. С лица самого знаменитого пандорца сняли привычную веселую маску, и под ней обнаружилось усталое, посеревшее, мрачное и чуть печальное лицо. Даже взгляд перестал быть пронзительно-ехидным: Брейк смотрел угрюмо и немного раздраженно.       Рейм, убедившийся в том, что никаких великих целей задержка Зарксиса не преследовала, и немало этому удивленный, попытался возвать к его совести:       — Зарксис, как ты мог вот так заявиться к госпоже, к гостям?! Где твои манеры?       — Будь добр, помолчи, — оборвал его Брейк. Вытащив из сумочки леденец, он попытался закинуть его в рот, но не попал и с досады ругнулся. Гил ойкнул и зажал Алисе уши — мало ли запомнит, еще скажет, где не надо. У Шерон и Рейма округлились глаза, а Оз тем временем уговаривал слугу, не вовремя пришедшего с уборкой, подождать за дверью еще некоторое время. Закончив с этим, он вернулся к остальным, в шоке наблюдавшим, как Брейк неуклюже стаскивает с ног грязные сапоги.       — Ты же говорил мне, что никогда не пьянеешь, а оказывается, просто хвастал? — улыбнулся Оз, присаживаясь на краешек растерзанного дивана. Зарксис вперил в него тяжелый взгляд покрасневшего единственного глаза.       — Умничаешь, да? — с несвойственной его обычному состоянию грустной иронией ответил он. — Изволь знать, я даже представить не мог, что так получится. Все шло как обычно, вы подумали, что выполнили задание, я проследил, куда эта тварь ускользнула, а вы и не заметили (троица в уме чертыхнулась), потом пошел в бар по соседству, выудил контрактора из-за стойки, закончил начатое, так сказать… — отцепив плащ, он скомкал его и забросил за диван, начал развязывать платок. Рейм предусмотрительно поддержал начавшую оседать Шерон и осторожно опустил ее в кресло. Не обращая на это никакого внимания, она с нескрываемой тревогой наблюдала за своим названным братцем, все меньше походившим на себя. А тот, отправив шарф вслед за плащом, устало оперся о подлокотник и продолжил:       — Я не перерасходовал силы, не волнуйтесь, госпожа. Все случилось быстро, Шляпник был призван не на долгое время. Завсегдатаи бара даже не поняли, что происходит. А затем я решил задержаться, кто-то налил мне выпить за свой счет, и я… — он невесело усмехнулся, — очутился вот в таком вот состоянии перед вами. Наверное, из-за применения силы Цепи, в другой раз я бы не позволил себе так распускаться…       — Брейк, — Гил открыл рот, собираясь что-то сказать, но Брейк только поморщился.       — Оставь свои наставления при себе, Гилберт, я слишком пьян, чтобы сдерживаться. Иногда ты ужасно раздражаешь этими добрыми намерениями, знаешь ли.       — Эй-эй, полегче, Брейк, — все так же немного отстраненно, в своем обычном режиме одернул его Оз. — Знаешь, я порядком удивлен, что ты позволил себе появиться в таком состоянии перед своей госпожой, не говоря уже о нас всех.       — О ком — о всех, дорогой мой господин Безариус? — поморщился Зарксис, потирая виски. — Перед глупенькой Алисой? Тобой, таким спокойным, словно находящимся в другом измерении? Перед этим несчастным Гилбертом, который лезет со всей нерастраченной на тебя заботой ко всем обездоленным? Или ты про Рейма, который, если ты не знаешь, сам в подобном состоянии ведет себя не лучше, да, Рейм? Знаете, - тут он легко засмеялся, как смеется каждый, вспомнив старый анекдот, - как-то один раз, первый за двадцать лет, этот парень немного выпил, и потом распевал под окнами...       Все дружно уставились на юношу. У того заалели уши, и он, еле сдерживаясь, проговорил:       — Мерзавец, я просил ведь тебя…       — О, прошу прощения, «нечаянно вышло», — изобразив пальцами кавычки, ответил ему Брейк. Вздохнув, он откинулся на порванную спинку дивана, чем вызвал небольшой хаос разметавшихся белых перьев. Помолчав, он добавил:       — Прости, Рейм. Я сейчас плохо контролирую себя… Давно хотел рассказать об этом, так почему бы и не сейчас? Хорошая же шутка. Когда еще…       Подняв взгляд на все еще красного Луннетса, он тихо, искренне сказал:       — Я… извини, Рейм       Словно вспомнив о чем-то, Зарксис вытащил из-за ворота рубашки медальон на цепочке, расстегнул ее и сжал вещицу в кулаке. Все молча смотрели, как он, чуть наклонившись вперед, покачивается из стороны в сторону. От мрачности не осталось и следа, теперь он выглядел просто глубоко задумавшимся. Когда он опять начал говорить, голос звучал также тихо, но еще более честно:       — Знаете, когда вам не так уж много осталось, а сделать надо еще очень многое, как-то получается, что дни пролетают страшно быстро. Я даже уследить за ними не могу. Все время куда-то спешу, тороплюсь, ищу, но никак не найду. А сегодня, глядя на этого контрактора, я так разозлился… Он выторговывает себе время, второй шанс, и на что он его потратит? Разве он будет после всего совершенного ж и т ь?       — Я думаю, — продолжал он, — это сыграло свою роль в моем решении остаться. Я захотел посмотреть, как люди тратят свою жизнь в баре, как проживают ее. Мне налили полный стакан, — он показал рукой его размер, — и я выпил. Ничего не почувствовал, но это точно было что-то крепкое. Даже вкус не запомнил, хотя тогда я еще был трезв. Я бы не позволил себе расслабиться так просто. И я попросил еще. Если у меня есть шанс, нет, если у меня сейчас есть время, это значит, что потом его не будет и на что-то уже не хватит. И мне никогда его не хватит, чтобы понять, зачем все эти люди приходят в бар, зачем пьют. Раз так, почему не сделать это сейчас, все равно потом… я понимаю, что никогда этого не успею.       Зарксис откинулся опять, закрыв глаза. Рука, держащая медальон, сжала его еще сильнее, так, что косточки побелели, а он продолжал, и ему никто не хотел мешать:       — Я вышел после бара на улицу, и тут мне пришло в голову, что я целую вечность не ходил просто так пешком, никуда не спеша. И я пошел… Я знаю, ты ждала меня, Шерон, но я… Я так давно никуда не спешил…       Алиса, уши которой все еще были зажаты окаменевшим Гилом, недовольно хмурилась. В отличие от всех присутствующих она не обратила никакого внимания на слова Шляпника (возможно, потому что просто не слышала), но кое-что из виду она не упустила. Не только Клоун выглядел грустно: Шерон с глубоким состраданием смотрела на него, и по ее лицу было видно, что она сильно переживает за Брейка. Она подняла голову вверх: Патлатый тоже выглядел странно, потерянным что ли. И у Оза было такое выражение лица…       Не особенно разбираясь в своей мотивации, Алиса отшвырнула руки Гила, уверенно прошествовала к дивану и, уперев руки в боки, грозно уставилась на виновника всеобщего смятения.       — Ты чего такой грустный, клоун? — сердито спросила она. — Не видишь, никому не нравится то, как ты сейчас выглядишь! Совсем слепой стал, да?       Брейк пораженно посмотрел на девочку.       — Да-да! — поддержал ее Оз, выходя из оцепенения, становясь снова собой. — Нам всем хотелось бы видеть сейчас нашего обычного, бестактного, напыщенного и карикатурного хитреца, а не вот такого реального человека с реальными чувствами, — он засмеялся и похлопал выглядевшего теперь ошарашенным Брейка по плечу.       — Именно, Оз прав, — сипло проговорил Гилберт. Откашлявшись, он добавил: — Тебе не обязательно напиваться, чтобы поговорить о своих проблемах.       Рейм решительно поправил очки и, оставив свой пост у кресла Шерон, уверенно подошел к Брейку.       — Вставай, Зарксис. — Очки блеснули, отражая блики пламени. — Тебе надо привести себя в порядок, слуге нельзя появляться в таком виде перед госпожой.       Тот повернулся к Шерон, но прежде, чем он успел что-то сказать, та улыбнулась приятной, гостеприимной и фальшивой улыбкой:       — Брейк, мы поговорим с тобой потом, а сейчас я должна занять гостей. Господин Луннетс, — обратилась она почти официально к Рейму, который тут же выпрямился, — будьте так добры, проводите Зарксиса в его комнату.       Все еще смотря на нее, Зарксис молча встал с дивана и, помедлив, поклонился. Цепочка от медальона свесилась у него с руки.       — Прошу прощения, госпожа, — безэмоционально сказал он. Подобрав трость, он как был, босиком, чуть неуверенным шагом направился к выходу. Перышки, застрявшие в волосах, тихо опадали. Когда он вышел, Шерон пригласила уборщика, заждавшегося (или заслушавшегося) под дверью, в комнату, а сама проводила трех друзей в другую гостиную, где опять подали чай, последний раз за вечер.       Рейм немного задержался в комнате, а когда вышел, то обнаружил Зарксиса, прислонившегося плечом к стене. Свет фонаря, падавший из окна напротив, выхватывал контур фигуры, и Рейм увидел, что тот немного сотрясается, как от кашля… или рыданий. Придя в ужас от подобной догадки, он поспешил к другу, но почти тут же понял, что тот просто смеется.       — Боже мой, боже мой, — голосом, уже более похожим на собственный привычный, проговорил Зарксис. — Совсем нюни распустил, старость-не радость. Даже малышня поддерживает, никуда не годится.       — Зарксис, перестань сейчас же, — хмуро ответил на это Рейм. Подойдя к другу, он подал ему локоть, на который тот тяжело оперся, и так проводил до самой кровати. Брейк упал на нее, не раздеваясь. Медальон опять занял свое прежнее место на шее. Рейм посадил Эмили, которую потрудился достать из плаща неудачного «пьяницы», на прикроватную тумбочку и направился к двери. Его окликнул Зарксис:       — Я как-то совсем забыл договорить, что сам настоял тогда, чтобы ты выпил и немного попел под окнами Шерон. Надо было уточнить, да?       Рейм громко фыркнул и, уже закрывая дверь, ответил:       — Не так уж плохо ты себя контролируешь, Зарксис. Я бы сказал, что ты просто нашел повод поговорить об этом с нами всеми, я прав?       Ответом ему был очень сонный (и довольный собой) зевок самого хорошего актера во всей Пандоре.