Кажется, навсегда.

Прохладный осенний ветер обдувает лицо Данилы. Он один бродит по одинокому берегу. А чего он собственно ожидал? Какой-то жалкий парнишка признается в своих чувствах другому и его отталкивают. Испугался. Испугался реакции других людей. Трус. Трус. Трус. Иванов пинает мелкие камни, попадающиеся ему по пути. Он вдыхает запах. Свежий. Ещё не полностью освободившийся от летнего. Но в нем присутствует что-то осеннее. Что-то грустное, но в то же время зачаровывающее. Солнце уже садилось, а небо было обжигающе оранжевым. Вороны, так прекрасно смотревшиеся на этом фоне, пролетали мимо. Стоит ли говорить, что Данил обратил на такие, казалось бы, вещи в первый раз? Парень все продолжал топтать берег ногами и думать о своём. Ветер пробирался сквозь тонкую ветровку, разгоняя табун мурашек по всему телу. Слегка приподняв голову к небу и вдохнув воздух, он услышал тихое: «Дань». Голова рефлекторно повернулся в сторону звука. И что же парень увидел? Предмет своего обожания. Взъерошенного и растрепанного. Пухлые губы чуть приоткрыты, а кудрявые темные волосы непослушно развиваются на ветру во все стороны. Его коричневый шарф, закинутый назад, слегка спадал с плеча. Они так и стояли, смотря друг на друга взглядами полной любви с нежеланием потерять друг друга. Но что же это было? Что тогда случилось, что Иван оттолкнул его? — Прости, — вырвалось из лёгких у Вани, и он сделал шаг вперёд. Несмелый. Но сделал. Тот же стоял непокорно. Не смея подойти, что-либо сказать, что-либо сделать. Внутри все горело от всего происходящего. Вот он. Один. Они вдвоем. Больше нет никого. — Данил. Прости, я испугался. Пойми. Но теперь… — Он неуверенно встряхнул головой, сгоняя падающие на глаза волосы, и посмотрел на парня, стоящего напротив него. — Но ты… Ты сказал, что… — Забудь, что я сказал! Я испугался. И я… Я люблю тебя. И все равно на всех, — воспользовавшись моментом, Ваня подбежал к мальчику и обнял его, утыкаясь носом в светлые волосы. — Прости меня. Пожалуйста. Дань, ты слышишь? Прости, — берет лицо в ладони и стирает большим пальцем сбегающую слезу. Вокруг все разогревается. И чувствуют это только лишь они. Любовь только их. Чувства только их. Во вселенной лишь они. — Я люблю тебя, — зарывается лицом в джинсовку Иванова и тихо выдыхает. Ваня успокаивающе гладит мальчика по спине и прислоняется к виску холодной от ветра щекой. — Давай... давай, будем всегда-всегда? — Не говори такое. — Почему это? — Не бывает навсегда. — Я тебе докажу, что бывает. Сцепляет одну руку со своей и прижимает мальчика ещё сильнее. Кажется, все только начинается. Кажется, навсегда. Вместе. И знаете. Навсегда бывает.