likey

seventeen — flower smile

В комнате Марка темно и прохладно. Вообще, еще здесь живет Доён, но приходит только ночевать, зная, как младший бывает занят каждый вечер: например, сейчас он трудится над текстом к новой песне, и как раз пишет вокальную партию. На столике Марка никогда не бывает беспорядка; не то, чтобы он абсолютный чистюля, вовсе нет, просто… Донхёк любит, когда все на своих местах: многочисленные карандаши и ручки — в подставке, тетради — в стопке у края, ноутбук посередине — и ничего лишнего, даже остается место для тарелки и кружки (Донхёк сделал это специально, потому что хён, ну нельзя же на одном рисе сидеть). Марк привык к такому расположению вещей и уже даже не ругается. Хэчан входит без стука и как всегда громко, задевая стоящий у входа не разобранный рюкзак и под тихое возмущение включая свет. В его руках вкуснейшая, пусть и небольшая порция ужина — кусочки курицы и грибов в соусе. — Привет, — улыбается Марк и захлопывает ноутбук: — разве ты не должен спать, Хёкки? — Я каждый день прихожу к тебе в это время и каждый раз ты спрашиваешь одно и то же, — фыркает младший (но аккуратно кладет тарелку перед Марком, отодвигая все ненужное подальше и терпеливо расставляя по местам). — Мне просто нравится называть тебя Хёкки, — смеется старший, накалывая на вилку кусочки курицы и отправляя их в рот. Еда, принесенная Хэчаном, всегда казалась вкуснее; Марку уж точно. — Можешь использовать мое имя в другом контексте, — закатил глаза младший, отворачиваясь под предлогом «закрыть окно, а то сквозняк»и спрятать улыбку. — Как дела с песней? — Так себе, — отвечает Минхён с набитым ртом, и Донхёк злобно на него смотрит. Старший со смеха чуть не давится, но дожевывает и продолжает: — Дальше строчки не продвинулся. — А в общем как дела? — интересуется младший, переминаясь с ноги на ногу, но Марк тянет его вниз и усаживает к себе на колени. — Вот теперь прекрасно, — отвечает он. Донхёку неловко даже назвать Марка придурком, встать с его колен и гордо уйти, как он сделал это в последний раз на прошлой неделе, потому что сейчас красивое, черт его, лицо старшего непозволительно близко, и он спустя многочисленные поцелуи в лоб, виски и щеки все еще не привык. Младший старается перевести тему: — Давай помогу с песней? Донхёк тянет руку к крышке ноутбука, но Марк перехватывает его ладонь, возвращая назад (у Хёка руки теплые; у Минхёна, как всегда, ледяные буквально, но младшему приятно все равно). — Не надо, — улыбается Марк, — завтра закончу, уже спать пора. Особенно тебе, Хёкки. Донхёк пропускает слова мимо ушей, потому что язвить нет никакой перспективы и переводит тему снова: — Доён сказал, что переночует с Джехёном и Тиваем. — Он сказал или ты попросил его сделать это? — шире улыбается Марк, зная наизусть все повадки Хэчана; в конце концов, ближе друг друга у них никого не было. — Заткнись, — моментально краснеет младший, вызывая у хёна смех — но он не смеется, чтобы не задеть. — И доедай, мне еще посуду за тобой мыть. Марк не сопротивляется.

+

— Минхён, — зовет Донхёк из-под одеяла поздней ночью, когда старший уже давно должен спать, но- — Да? Сначала младший молчит, не зная, зачем позвал вообще, но все же находится с вопросом, прижимаясь к груди Марка сильнее: — О чем ты думаешь? Марк отвечает сразу, потому что лукавить и уходить от ответа не любит — особенно с Донхёком, особенно, когда он так по-котеночьи складывается в клубочек и жмется сильнее, заставляя Марка обвить руками его маленькое тело и не хотеть отпускать — Марк не сопротивляется, водит ладонью по донхёковым рукам и говорит: — О тебе, Хёкки. Как думаешь, — он без труда изображает задумавшийся тон: — что будет, когда нас раскроют? — А мы разве скрываемся? — приподнимает голову младший, и Минхён грудью чувствует улыбку того; потрясающее ощущение. — Ты прав, — тихо смеется он, выуживая Хэчана и укладывая на подушки. Сладкий поцелуй остается на губах еще несколько мгновений. — А теперь спи, поможешь мне завтра с песней, Хёкки. Донхёк слушается в первый раз.