Борджиа. Часть 1. "Секс. Власть. Убийство. Аминь."

Это было время сильных страстей и больших преступлений, мраморных дворцов, шитых золотом платьев и опьяняющих пиров,— время, когда прекрасное господствовало над полезным и фантастическое — над разумным, когда даже злодеяние казалось прекрасным, потому что оно совершалось кинжалами из чеканной и дамасской стали, а яд подносился в кубках Бенвенуто Челлини. Макс Нордау.

Папа Иннокентий VIII еще не отдал Богу душу, а они уже плели интриги, каждый надеялся занять если не престол Святого Петра, то, по меньшей мере, должность вице-канцлера. Лениво подперев колонну террасы на втором этаже Апостольского дворца, Родриго Борджиа рассеянно наблюдал за галдящими внизу кардиналами. От полуденной июльской жары у испанца перед глазами плыли круги, а багровые мантии сливались в алые пятна на сочной зелени травы. Он чудовищно устал. Устал вторую неделю подряд натягивать маску великой скорби и проводить дни напролет в тесной келье, молясь о бессмертной душе Папы. Право, кончина затянулась. Всем и так было понятно, что чудесное выздоровление старика невозможно, а гнетущее ожидание лишь изнуряло и без того слабого Иннокентия. А также играло на руку противникам Родриго, позволяя им сколачивать новые альянсы прямо в стенах дворца умирающего понтифика. Родриго Борджиа до сих пор помнил, какие чувства испытал, шагнув первый раз на холмистые земли Рима. Молодой красавец, выходец из знатной каталонской семьи, с жизнелюбием и амбициями, бьющими через край, он был готов завоевать весь мир. По юношеской неопытности он думал наскоро заручиться доверием старых и уважаемых итальянских династий. Ах, сколько самонадеянности. Вместо радушия он встретил неприкрытое презрение, вместо поддержки - откровенную неприязнь. В осином гнезде, что звалось Ватиканом, он выжил только благодаря настойчивости, упорству, таланту и тому счастливому обстоятельству, что его дядюшка Алонсо Борджиа в то время занимал пост викария Христа. Папа Каликст III призвал юного племянника к себе на службу, прекрасно осознавая, какую бурю недовольства это вызовет. Но у старого каталонца не было выбора, ибо он скоро понял, как трудно Папе-иностранцу будет удерживать власть без помощи надежных и верных людей. Благодаря поддержке дяди, Родриго попал в Рим, но лишь собственная хитрость, упорство и природное обаяние позволили ему достигнуть вершин на ниве служения Церкви. Вот уже третью декаду Родриго Борджиа занимал могущественную должность вице-канцлера, второго человека после самого понтифика, и все эти годы он демонстрировал поразительную дальновидность, мудрость и столь необходимый в делах церкви такт. Четверо понтификов испустили дух у него на глазах, а теперь и пятый пребывал на смертном одре. Намедни вице-канцлер сам разменял седьмой десяток; здоровье его не подводило, сил ему еще было не занимать, но все тяжелее каталонец ощущал груз прожитых лет. Родриго слишком долго наблюдал, как другие прокладывали себе путь на трон, и слишком долго он великодушно помогал другим достигнуть вершины. А нынче у него самого накопились необходимые знания, умения, связи и богатства, чтобы посягнуть на святой престол. Он верил, что вполне достоин занять эту воистину могущественную должность. Многие бы с ним не согласились, ведь испанская кровь вице-канцлера для благородных сеньоров была как кость в горле, и не только в Риме - по всей Италии у него имелись недруги. И все же кардинал Борджиа имел надежду на успех, ведь за проведенные в Вечном Городе годы, он успел нажить не только врагов, но и множество друзей, на чью поддержку сейчас вполне мог рассчитывать.   Вице-канцлер шумно вздохнул, потирая гладко выбритый подбородок; он привык давать отпор, привык доказывать всему Риму, что имя Борджиа достойно уважения, а нынче ему предстоял самый важный бой за всю его жизнь, и лишь Господь знал, кто выйдет победителем. Наконец позвали к молитве в покои Иннокентия - доктор сообщил вице-канцлеру, что ночь понтифик вряд ли переживет. Родриго в некоторой задумчивости остановился у дверей папской спальни. Он бы предпочел оказаться сейчас в прохладе собственного дома, потягивая молодое вино в кругу семьи, но позади него замерла в гнетущем ожидании вся коллегия кардиналов. Перешептываясь, они ждали знака, что можно входить и, поборов апатию, Родриго тактично заглянул в дверь. Сладкий и тяжелый аромат мирры и благовоний, смешанный с едва уловим кисловатым душком болезни, ударил в нос вице-канцлеру. - Вы страшитесь войти, - скрипуче произнес старик, заметив движение в дверях, - но вы должны... Он покоился на спине, не в силах повернуть головы. Изнуренный долгой болезнью, понтифик был бледен, как сама смерть. Частое прерывистое дыхание выдавало крайне тяжелое состояние. Родриго бегло кивнул остальным и плавно проследовал к ложу умирающего, перекрестившись на ходу. - Совсем скоро я встречусь с создателем, - продолжил Папа. - Я исповедался и, признаюсь, мне очень страшно.   На этих словах вошедшие кардиналы осенили себя крестами с чрезвычайным усердием. - Колонна, - дрогнули иссушенные губы старика, одними глазами он отметил названного, и тот, опасливо кивнув, приблизился к ложу. - Сфорца, Орсини, – продолжил старик, - Борджиа. - Ваше Святейшество, - Родриго смиренно опустил голову. - Делла Ровере, - призвал Иннокентий. Названный церковник раболепно склонил колено. Пожалуй, Джулиано может показать себя действительно серьезным соперником на предстоящем конклаве. Этот честолюбивый и воинственный итальянец готов на многое, только бы обогнать Родриго в борьбе за власть. С нескрываемой неприязнью каталонец покосился на будто высеченные из камня широкие плечи и опущенную в притворном горе голову Делла Ровере. Сколько театральности, сколько лицедейства!   - Вы сцепитесь как псы над моим мертвым телом за престол Святого Петра, - промолвил понтифик с неожиданной силой в голосе. Казалось, близость смерти сорвала, наконец, маску, что Иннокентий носил всю жизнь, в этот предсмертный час ему больше не хотелось выбирать слова. - Когда-то он был чист. Но мы все запятнали его своей алчностью и распутством, – голос понтифика угас также быстро, как взлетел, силы неотвратимо покидали его. Он силился вымолвить что-то еще, и присутствовавшие слуги церкви невольно склонились ближе в мучительном ожидании.   - Кто из вас очистит его? – наконец, обронил понтифик дрожащим голосом. Вопрос завис в тишине. В тягостно опасной тишине. А кардинал Борджиа легко ориентировался в опасностях и, к счастью, имел подвижный ум. Он поспешно перехватил инициативу: - Он будет очищен, Ваше Святейшество! - Родриго торжествующе окинул взглядом Джулиано, у которого на устах увязли непророненные слова. Нет, вице-канцлер не позволит противнику говорить первым. Он уверенно продолжил: - Слезами, которые мы прольем по Вас! - он смиренно опустил глаза. - Клянусь именем Бога живого! - Клянетесь? - внезапно вмешался Джованни Орсини. Представитель древнего и могущественного итальянского рода он ненавидел Борджиа с особой горячностью. На то были причины, ведь Родриго не раз коварно переходил дорогу влиятельному клану. Маленькие серые глаза Орсини заблестели ненавистью, когда он завопил на всю комнату: - Испанский варвар! Белый мавр! Кровь каталонца Борджиа вскипела от ярости, отдавая тяжелыми ударами в висках, но внешне он оставался совершенно спокойным - годы служения церкви научили его самообладанию. - Как вице-канцлер! - громогласно произнес он, не оборачиваясь к Орсини. - Именем Бога живого! – с жаром добавил Родриго и со свойственной ему выразительностью преклонил колено пред Иннокентием. Видимо, его жест оказался весьма убедительным. Кардиналы, один за другим, последовали примеру вице-канцлера, окружив умирающего со всех сторон. На лице каждого виднелись непритворная скорбь и слащавое смирение, эта искусная игра в горе отвращала Борджиа, как порой отвращает собственное отражение в зеркале.   Джулиано делла Ровере, словно змий, подкрался к самому уху Иннокентия, взял его руку и елейным голосом молвил: - Будьте спокойны, ваше Святейшество, слава нашей святой матери Церкви возродится еще при моей жизни, - он поцеловал дряхлую, в старческих пятнах длань понтифика и с вызовом посмотрел на Родриго исподлобья. Тот лишь ровно отвел глаза. Время для схватки еще не пришло, а нелепые забавы в гляделки были не по его части. Карта брошена, Джулиано. Кто разыграет ее успешнее?