***
В актовом зале в этот день было слишком людно, даже очень. Родители, распихивающие всех, кто встанет на их пути, помешав сделать пару снимков своего нарядного чада с улыбкой до ушей, чтобы переслать это всем возможным родственникам в «одноклассниках», включая всех бабушек Зин и дедушек Володей; ученики что-то шумно обсуждавшие и суетящиеся преподаватели, занимающиеся организационными вопросами. Эвелина стояла где-то совсем недалеко от Лизы и что-то мило обсуждала со своим молодым человеком, все это очень напрягало Неред, но девушка успокаивала себя тем, что особого повода злиться нет, а значит делать этого не стоит. В последнее время ее вообще раздражал Онешко… То ли дело в том, что Лиза не привыкла делить Эвелину с кем-то, как бы эгоистично это не звучало, то ли в самом парне, который мог выбесить Лизавету одной своей мимолетной фразой. Думать об этом не хотелось, самокопание и долгие размышления редко приводят к чему-то стоящему. Шум, звенящий в ушах, напрягал все сильнее, но в конце-концов все расселись по своим местам и более-менее затихли. Свет, проходящий через большие окна, слепил глаза. В этом году погода действительно была благосклонна к выпускникам, несмотря на печальные прогнозы метеорологов. Приперся даже Кашин — молодой учитель физкультуры, с которым Лиза часто пересекалась в общих компаниях, да и в принципе общалась с парнем достаточно хорошо, что позволяло ей иногда прогуливать физкультуру без серьезных последствий. Столкнувшись утром с недовольной Лизкой в коридоре, он даже сказал, что пришел не потому, что обязан это сделать как учитель, а чтобы занести им бухла, как самый понимающий из учительского состава. Тогда Неред слегка улыбнулась из-за нелепости всей ситуации, но настроения ей это не подняло. Пропустив все тонкости церемонии вроде прощальных речей, выступлений, фотографий и вручения аттестатов, можно добавить, что самым раздражающим человеком на этом «празднике жизни» именно для Лизы, была даже не Эвелина, постоянно шатающаяся под руку с Юлием, а Лизина мать, которая все это время причитала и ворчала. Причиной того, как ни странно, была одежда самой Елизаветы. Видите ли, «Все дети, как дети, и только ты в своих джинсах! Посмотри на Эвелину: в платьице, с укладкой, а ты…». В итоге, спустя полчаса жаркого монолога, к этому ворчанию Неред старшая посчитала нужным прибавить еще и «Всё ходишь одна да одна, а все девки давно уже себе парней присмотрели» и «Это ты вся в отца», постоянно зачем-то приплетая сюда Эвелину как положительный пример, но в конечном счете эта демоническая женщина все-таки успокоилась, махнув на Лизины внешний вид и неприобщенность к остальной молодежи рукой. На несколько минут Лиза зависла. На Эву зла она совершенно не держала, но это было понятно — девушка не имела никакого отношения к тараканам в голове Анны Петровны, хоть и маленький неприятный осадок остался.***
Лиза смущенно стояла где-то в сторонке и пританцовывала в такт ногой под попсовую музыку. Тела подростков быстро вытворяли танцевальные движения, покоряя «танцпол», но Лиза, к ее собственному счастью, отношения к этому не имела. Преподаватели наверняка отмечали столь значимое событие где-то в учительской, вусмерть пьяные, распевая Михаила Круга и «Руки вверх». Сами выпускники были не трезвее, казалось, за эти два часа вся школа будто пропиталась алкоголем и никотином. На удивление для самой себя, Неред была почти трезвая, она выпила лишь пару шотов, которые ей предложил Руслан. В какой-то момент девушке стало невыносимо находиться среди световых вспышек, пьяных тел и противной надоедающей музыки, которые вызывали лишь отвращение. В какой же момент ты стала такой правильной, Неред? До боли тяжелая, перегруженная мыслями голова, уже раздражала и свою обладательницу — Лизу. В помещении душно настолько, что слабость появляется и усиливается с невероятной скоростью. Этот «праздник», внезапно превратившийся в какой-то кошмарный сон, хотелось всего навсего покинуть, но что-то будто останавливало. Да-да, из «достойно проводить выпускников во взрослую жизнь и наставить их на путь истинный», это превратилось в «побухать до того состояния, чтобы сблевать на себя и пососаться где-то в туалете». Лизка смотрела на этот шабаш словно совершенно другим взглядом, отличным от всех, подмечающим все самое отвратительное. На недавних «мамочкиных принцессах» лужицами расплывался тональник, стекая на платья, от жары стоящей в зале; тушь и помада тоже были не на прежних местах, и уже яркими пятнами красовались на уставших перекошенных лицах. Измотанный, побитый вид выпускников слегка пугал Елизавету, хотя ей было не привыкать. Неред еще пару секунд наблюдала за непонятным замесом в толпе, пытаясь отыскать рыжую макушку, чтобы убедиться в том, что с ее обладательницей всё в порядке. Но не найдя ту, девушка поняла, что больше у нее нет никакого желания тут находиться и направилась к длинным школьным коридорам. Выйдя в коридор, Лиза почувствовала как температура заметно понизилась, а бьющие по ушам музыкальные звуки чуть стихли. Девушка смотрит на наручные часы, стрелки которых показывают ровно на цифру «10». Зеленоглазая устало выдыхает и рукавом кофты смахивает со лба проступивший пот, затем вовсе решив снять ненужную тряпку. Лизка заходит в ближайший класс и забирается на подоконник. Обхватывая колени руками, она подпирает рукой щеку и смотрит на непроглядную темноту улицы. Несмотря на то, что на улице стоял конец июня, в десять вечера уже было достаточно темно. В этом году Питер решил не радовать своих жителей белыми ночами. Сейчас Неред выглядит такой по-детски милой и невинной, словно и не было тех грубых, глупых шуток и матерных ругательств буквально полчаса назад. Лицо девушки выглядит очень уставшим и печальным, а глаза грустными и мечтательными. Внезапно в класс вваливается Кашин, который был хоть и пьян, но более-менее соображал. — О, Лизон, чего не танцуешь? Там твои зажигают, — парень весело ухмыляется и резко запрыгивает на подоконник, присаживаясь рядом с Лизой. Та недовольно хмурится, но тут же отодвигается, чтобы дать Кашину поудобнее устроиться рядом с ней. — О, Данон, а ты чего не поёшь? Там твои под ДДТ зажигают, — Лиза так же фальшиво-радостно ухмыляется на манеру Данилы, разворачиваясь к нему лицом. — Ой, ля, да ты мастер троллинга, — Данила улыбается, поправляя спадавшую на глаза челку и отпивает пива из бутылки. — А если серьезно? — спрашивает он, слегка поморщившись. — Ты видел, что там творится? — задает Неред скорее риторический вопрос, протягивая руку к бутылке, которую Даня ей покорно отдает, позволяя сделать пару глотков. — Медляк танцуют, — кивает Данила, выжидая объяснений, что же так не устраивает Лизку. — Тем более, — отвечает выпускница, поднимая глаза. — Кошкина наверняка с Онешко танцует… — со вздохом говорит Елизавета, все еще стараясь изображать абсолютное равнодушие. — Неужели, — протяжно смеется Данила, прокручивая в голове подтекст сказанного Лизой. — Ты же ее лучшая подруга, тебя ебать не должно, где и с кем она танцует, — все с тем же смешком выдавливает парень, однако тут же встречает суровый Лизин взгляд, переполненный укором и ненавистью. — Ты прекрасно всё знаешь, — хладнокровно бросает русоволосая в ответ, заправляя пару прядок за ухо. Кашин слегка приподнимает брови и вздыхает, понимая, что это, пожалуй, очень неудачная шутка. Он действительно прекрасно знал о предмете симпатии Неред, правда, обычно рыжеволосый в личную жизнь девушки не лез. — Почему ты не расскажешь всё ей? — резко сменив тему, молодой учитель достает пачку «Мальборо» и зажигалку, предварительно приоткрывая окно, чтобы запах табака не пропитал класс. Лиза морщится. Почему, черт возьми, он, сам Данила Кашин, говорит об этом с таким хладнокровием, хотя и сам научен горьким опытом. Словно это самая элементарная вещь на свете — сказать своей подруге детства, что ты ее любишь. Не как подругу. Совсем не как подругу. — Она с ним счастлива, зачем мне что-то менять и куда-то встревать. Я любом случае останусь за бортом, как только всё более-менее наладится после очередной ебучей ссоры, и моя помощь уже будет не нужна, — парирует Неред, заламывая пальцы. — Мы оба прекрасно это понимаем. В лучшем случае она пошлет меня нахуй, в худшем… — девушка не успевает договорить фразу, так как ее тут же перебивает ее собеседник. — Да-да, ты так каждый раз говоришь, — рыжеволосый произносит это быстро и отвлеченно, с явной нотой сарказма в голосе, и поджигает сигарету. — Ты подаешь своим ученикам прекрасный пример, — с натянутой улыбкой проворчала Лиза и полезла рукой в карман за своей пачкой. — А ты прекрасно ему следуешь, — уже более спокойно говорит преподаватель, наблюдая за тем, как Лиза пытается совладать с зажигалкой. Наконец она с этим справляется и делает затяг, слегка закашлявшись после этого. — Кстати, — Даня стряхивает пепел с сигареты легким щелчком пальцев, — Эвелину я там не видел, — парень говорит это то ли настороженно, то ли весьма подбадривающе, пытаясь вселить в Лизу хоть каплю надежды. — Плохо смотрел значит, — холодно ухмыляется выпускница и снова впускает табачный дым в легкие. А ведь Эвелина ненавидит запах сигарет. — Да, ладно тебе. Выпустишься, забудешь её, — оптимистично заводит свою шарманку Данила, еще ближе наклоняясь к уху девчонки, а затем делая непродолжительный вздох. — «Выпустишься, забудешь»… — Лизка корчит противную гримасу, передразнивая своего собеседника не менее противным голосом. — Что ж ты Валерию Александровну не забыл, раз это так просто? — обращается к Кашину Лиза, прожигая его взглядом. — Или тебе напомнить, что в прошлую среду было? — спрашивает девушка, скрестив руки на груди. Физкультурник тут же меняется в лице, с еще большим усилием вдыхая никотин и стараясь не углубляться в воспоминания событий прошлой среды. — И без тебя помню, — потухнув резко отвечает он, выпрямляя спину. — То-то же, — ухмыляется Лиза, исподлобья смотря на Даню. Оба они отвергнутые, покалеченные жизнью, но все равно о чем-то мечтающие, упорно скрывая это от других. Оба понимают, что так как они хотят — никогда не будет. Оба пытаются с этим мириться, хоть и выходит из рук вон плохо. Их разговоры всегда надолго оставались в памяти у двоих. Молодые люди ходят по лезвию, пытаясь то подбодрить, то задеть друг друга побольнее, но надо отдать должное, прекращают они свои странные «игры» сразу же, как только собеседник напоминает о самом важном, живом, ударяя поддых в ответ. Улыбки и ухмылки мгновенно пропадают с лица, и на смену им приходят немые солидарность и горькое понимание. — То есть, говорить ты об этом Эве не собираешься? — как бы невзначай спрашивает Даня, отбрасывая в угол подоконника окурок. В ответ школьница лишь мотает головой и поджимает дрожащие губы. Конечно, еще бы она сказала Эвелине о том, что любит ее. Мало того, что она рискует получить отказ и окончательно разбить все свои мечты, но зная характер Эвы, можно с большой уверенностью предположить, что Кошкина наверняка прекратит общение с подругой, лишая Неред возможности хотя бы наблюдать за ней почти ежедневно. О большем русоволосая и мечтать не могла, ей было достаточно смотреть на это рыжее чудо, которое каждый раз заставляет Лизавету улыбаться от ее историй, даже если те были совершенно несмешными. — Не раскисай, — Кашин резко сменяет тон на приторно-оптимистично-радостный и похлопывает Лизку по плечу. — Ты что завтра-то будет не знаешь, а тут такие выводы, — по-доброму насмешливым тоном продолжает он. — Да ты не понимаешь! — девушка сразу огрызается, резко взмахнув руками. Её слишком сильно возмущает то, как всё просто в голове у Дани. — Даже у вас с Лерой шансов значительно больше: вы свободны, да и вообще… — русоволосая запинается, не зная, что еще сказать. — Тут все… совершенно по-другому, — мрачно продолжает Неред, огоньки в глазах которой тут же потухают. Наступает неловкая тишина, Данила поджигает новую сигарету, а Елизавета смущенно прожигает взглядом пол, уже сотню раз пожалев о сказанной ереси, чуть не вывевшей собеседника Лизы из себя. Однако, тот на редкость обладал стальными нервами. Тут парень резко поворачивается к выпускнице всем корпусом. — Думаешь, что ты такая взрослая, да? Все понимаешь? Уже знаешь, насколько заражен гнилью этот мир? А ведь я даже отрицать не буду, Лиз! Да-да, черт возьми, это мерзкая серая свалка, где все готовы глотки друг другу перегрызть ради собственной мелкой выгоды, тут все можно купить за деньги, и помощи ни от кого ждать нельзя, но… Разве ты её полюбила не потому что она такая живая, светлая, искренняя, всегда выделяющаяся из этой толпы лицемеров? Но почему ты тогда, блядь, считаешь, что она тебя не поймет?! — под конец Даня просто срывается на крик, не в силах сдерживать себя. Лиза в ступоре, девушка не знает, что тут можно сказать. Так хочется возразить, хотя бы из чувства противоречия, но Неред сама не знает — согласна она или нет. А может действительно, она сама себя накручивает и все не так уж плохо? Или это Кашин рассказывает добрые слащавые детские сказки, где всегда все кончается «хэппи эндом», в то время, как в реальной жизни все совершенно иначе? Ком в горле встал, еще сильнее помешав выразить выпускнице ее несогласие. А несогласие ли вовсе? Обняв колени руками, она молча смотрит в окно, стараясь не сталкиваться взглядом с Данилой лишний раз. Она не понимала — он все еще ждет ответа или в разговор просто окончен? Да, это ведь так? От нее больше никто ничего не требует? Но напряженное дыхание и взгляд, прожигающий спину, дает зеленоглазой понять, что так просто от нее никто не отстанет. Зачем вообще сюда приперся полубухой физрук, так любящий поговорить по душам, мешая в себе пиво, сигареты и по-отвратительному решительный настрой? — Не знаю, — устало выдыхает Елизавета после долгой паузы, закатывая глаза и запрокидывая голову вверх. — Да ну тебя, — явно недовольный парень лишь махнул на Лизку рукой и спешно вышел из класса, оставив ее одну. Что сейчас чувствует Лиза… Боль? Разочарование? Вину или же чувство стыда? Нет. Лишь пустота и тоска окутывают девушку, словно каждый раз пытаясь утопить Неред во всех ее запутанных мыслях, проблемах, слезах; вновь и вновь напоминая о ее беспомощности и ничтожности. Абсолютно пустым взглядом девчонка осматривает класс, понимая, что делать ей тут больше нечего. Несмотря на открытую форточку, в помещении еще стоял резкий запах никотина, что в последнее время так раздражал Лизку. Ты нервничаешь, куришь, и уже в сотый раз все так же обещаешь себе, что такого больше не повторится. Потом ты испытываешь отвращение к себе, такой безвольной и слабой королеве пиздостраданий и снова идешь в ближайший круглосуточный супермаркет за новой пачкой сигарет. Снова все по новой? Выходя из класса, Неред резко захлопывает дверь и почему-то направляется не в сторону выхода, а в сторону женского туалета, явно не для того, чтобы встретить там сосущиеся парочки и облеванный кафель. Все ближе приближаясь к актовому залу, который находился по соседству с дамской комнатой, девушка слышит довольно приятные звуки какой-то легкой милой песенки девяностых годов. Останавливаясь прямо напротив двери туалета, Лиза прислушивается. Всхлипы и истеричное рыдание? Черт, да она просто ненавидит эти звуки, а особенно в подобном исполнении! «Интересно, где сейчас Эва?..» — мысль мельком проносится в голове Елизаветы и тут же потухает. Дергая дверь на себя, русоволосая уже готовится увидеть там очередную заплаканную пьяную девицу, пускающую сопли по какому-то «принцу дискотеки». Закатывая глаза и строя недовольную гримасу, та явно не ожидает там увидеть Эвелину, взахлеб рыдающую, сидя на полу. Дыхание останавливается, а сердце начинает биться чаще, непроизвольно от злости сжимаются кулаки. В голове тут же возникают страшные события, способные довести рыжую до слез. Лизавета тут же подбегает к ней, опускаясь рядом на колени. — Эв, я тебя искала, что случилось? Ты чего ревешь? — схватив дрожащими руками девушку за плечи, Неред начинает сильно тормошить ее. Молчание Кошкиной еще сильнее пугает русоволосую, вгоняя ее в панику. — Почему глаза на мокром месте? Я тебя или стенку облеванную спрашиваю? — девушка начинает сердиться. По выражению хорошенького, но достаточно измученного лица видно, что она хочет что-то сказать, но перекрывающие дыхание слезы не дают этого сделать. Красное опухшее лицо, потекшая тушь, украсившая румяные щеки темно-серыми дорожками, красные глаза, все еще покрытые мутной пеленой слез. Взгляд Лизки падает на разбитые коленки Эвелины, ее хватка ослабевает и в глазах читается еще больший гнев.Какой ублюдок позволил себе вытворить такое с ее девочкой?
— Сама или кто-то помог? — раздраженно интересуется Неред, проводя ладонью по забрызганной кровью коже. Так и не дождавшись ответа, русая подходит к раковине и быстро поворачивает полу-разломанную ручку крана, из которого тут же течет струя холодной воды, редкие капли тут же попадают на футболку Елизаветы, но в данный момент ее это мало заботит. Набрав в ладони воду, она подходит к подруге, заразившейся новым порывом слез и душераздирающих стонов. Склонившись над хрупким тельцем, Лиза аккуратно промывает колени холодной водой, в то время, как Эвелина совершенно не обращает внимания на происходящее. — Либо ты перестаешь реветь, либо я ухожу, — лицо тут же становится крайне серьезным, лишаясь каких-либо эмоций. Она снова опускается на колени перед рыжеволосой, убирает ладони той с заплаканного лица и смотрит прямо в глаза, наконец-то обратив на себя внимание. — Угу, — с невероятным усилием выдавливает Кошкина, поджав под себя ноги и сбросив туфли на высоких, массивных каблуках, что уже порядком надоели. Она утирает слезы, хотя это уже давно не помогает, а лишь размазывает остатки косметики по лицу. Пару раз истерично всхлипнув и сделав глубокий вздох, девушка пытается собраться с мыслями. Плотно прижавшись спиной к стене, рыжая обнимает коленки и массирует лицо кончиками пальцев, пытаясь понять — отступает истерика или же наоборот усиливается. — Я пришла… — школьница тихо всхлипнула, — а там он… — она снова истошно зарыдала во весь голос. — Тихо, не реви! — тут же запротестовала зеленоглазая, теряя надежду на вразумительный ответ. — Объясни нормально. Куда ты пришла, зачем, кого ты увидела, — спокойно говорила Елизавета, специально делая большие паузы. Кошкина поджала губы, вмиг осознав всю свою жалкость и ничтожность, по сравнению с такой взрослой, спокойной, рассудительной, умной и в какой-то степени мудрой Лизой. Она восхищалась ею. Так по-детски отчаянно и искренне, что, казалось, выше чувств на планете просто не существует. Даже когда та была не в настроении и несла обидную чушь, даже когда Неред беспощадно прогуливала уроки, да даже тогда, когда Лиза стояла на морозе, с улыбкой до ушей и съезжающей на глаза шапкой, и звала Эвелину гулять в приоткрытое окно. Лиза же не просто восхищалась ею. Она уже давно перешла на ступень даже не какой-то подростково-эгоистичной влюбленности, а безграничной любви. Нет, это не когда человек кажется тебе самым-самым, любовь — вещь намного сложнее. Например, когда ты прекрасно знаешь все недостатки человека, его слабости, уязвимость, но несмотря на это никогда не посмеешь причинить боль, воспользовавшись этим. По крайней мере, такого мнения придерживалась сама Лизка. Девушке вообще казалось, что в последнее время, такое понятие как «любовь» слишком опошлено. Многие подразумевают под этим словом секс, кто-то — собственную выгоду, а для кого-то любовь — просто пунктик, галочка, позволяющая сохранять статус в обществе. Но Неред, все еще не распрощавшаяся с бабушкиными сказками про романтику, отчаянно верила во все светлое и радужное. Но давайте вернемся к действительности, где на полу все еще сидит сырая от слез Эвелина, а напротив нее Лиза, тщетно пытающаяся успокоить подругу и узнать причину столь неадекватного поведения. — Давай по порядку, — Елизавета опирается руками на колени, нахмурив брови. — Я вошла в зал, — начала Эвелина, прерывая свою историю шмыганьем носа, — а там… — Заревешь — уйду, — тут же отчеканила русая, заметив как нервно дрожат веки Эвы. — Там Юлик, — на выдохе сказала Кошкина, еще сильнее обняв колени. — И? — нетерпеливо протянула выпускница. — С Решетниковой… — голос девушки снова начал срываться. Теперь-то Лиза точно запуталась. — Мне из тебя слова клещами тянуть? — невольно ухмыльнулась она, стараясь внушить спокойствие то ли Эвелине, то ли самой себе. — Договаривай сразу. Еще несколько минут стоит пугающая тишина. Напряженное дыхание Кошкиной, нервно теребящей подол платья, скручивает все внутренности Лизы. В любви так всегда. Это она поняла давно. Тебе в любом случае придется делить боль любимого человека на двоих, хочешь ты этого или нет. Мы не выбираем в кого влюбляться и кого любить, все было бы намного проще, будь это осознанным выбором. Мертвый взгляд серо-зелёных глаз уже в течении пяти минут направлен куда-то вниз,: на грязный кафель, ещё больше пугая взволнованную девушку, сердце которой бешено стучит в груди. Рыжеволосая закусывает губы, все также тупо пялясь в пол. — С Юлей целовался, — отрешенно говорит она со странной интонацией. Уже не в силах терпеть это, Елизавета срывается с места, как в тумане кричит на подругу, яростно тормошит ее за плечи, доводя предмет своей симпатии до очередной истерики. Несколько минут наблюдая за этой агонией, Эва неожиданно выдает: — Лизонька, не кричи, пожалуйста, успокойся, — тихо просит Эвелина, кладя голову подруге на колени. Оторопев от этого, Неред озадаченно замолкает и смотрит прямо в спокойные серо-зеленые глаза, в которых уже не раз утопала, как в бездонном море. — Хорошо, — еще тише эхом отвечает Лиза, смущенно поникнув. Кошкина явно перебрала с алкоголем, и на миг Лизке даже приходит в голову воспользоваться этим. Нет. Она может, но не хочет. Чего бы ей стоило напоить подругу и сделать все, что душе угодно? Пф, как два пальца об асфальт. Однако, из собственных принципов и уважения к Эвелине, Елизавета держалась подальше от подобных затей. — Так что там с Онешко? — устало спрашивает Лиза, прислоняясь спиной к холодной кафельной стене. Свет почти погасшей лампочки перерывами мигает, слабо освещая два силуэта.