Лисьими тропами

Боль. Страх. Эти чувства накрывали меня с головой, заставляя неистово метаться по постели. Я и сама не заметила, как из глаз ручьем полились слезы. Не подходи ко мне… не трогай. Пожалуйста. Но он словно не слышал и продолжал медленно приближаться. Невнятный шепот становился более громким, он будто перемещался вместе с невидимым источником звука. Я пыталась сдвинуться назад. Ноги были как не мои. Мысли метались. Я понимала, что тело отказывалось слушаться. Бил озноб. А я продолжала глазами следить за медленными размеренными шагами высокой мужской фигуры в темном одеянии. «Просто проснись. Проснись. Все закончится», — тщетно пыталось достучаться до разума второе Я… Ну!!!.. Ничего не выходило. Сон никак не хотел выпускать меня из своих удушливых объятий. В голове пульсировала абсурдная жуткая мысль — это реальность, я не спала. Нет!!! Неожиданно возникло ощущение, будто чьи-то пальцы с силой пережали мое горло, выбив из легких остатки кислорода. Вырвался тихий хрип. Колени предательски подогнулись, я осела на землю. Перед глазами замелькали цветные пятна, не давая нормально видеть. Почти отключилась. И только краем сознания засекла, что что-то стояло в паре шагов от меня. — Рано, — Единственное слово, которое мне удалось разобрать среди множества голосов, прежде чем в ушах раздался оглушающий крик, который буквально вырвал меня из этого кошмара. Я открыла глаза. Судорожно ощупала ледяными пальцами собственную шею. Стоп! Где я? Не сразу поняла, что я все еще находилась в собственной комнате. Перед глазами стояла какая-то странная белесая пелена, не давая нормально видеть окружающую обстановку. Но вскоре все прояснилось. Пару теплых капель скатились вниз по щекам и упали на мои чуть подрагивающие кисти. Разум упрямо твердил, что все закончилось, что я дома, а это был все тот же кошмар. Но внутренняя паника не проходила. Я боялась повернуть голову и увидеть наяву странную фигуру, стоящую где-то там, боялась вновь ощутить прожигающий насквозь взгляд из-под опущенного на самые глаза капюшона. Тихо. В помещении буквально звенящая тишина, прерывавшаяся лишь моим судорожным дыханием, да редкими всхлипами. Впервые в жизни я слышала тишину. Такую пугающую и душащую изнутри. — Бр-ррр! …Чертова паранойя… Дернулась, как от удара, стоило неожиданно взвывшей снаружи метели с грохотом распахнуть окно. Промозглая зимняя стужа влетела в комнату, обсыпала меня вихрем снежинок и закружила по помещению, разбросав аккуратно сложенные письма. За окном взвыл ветер, послышался треск массивных ветвей многолетних деревьев. Первые лучики рассветного солнца упали на паркет, окрасив его в приятный золотистый оттенок. Но даже эти яркие вестники скорой весны потухли так же быстро, как и появились. Солнце вновь закрыла белесая туча, только сильнее рассвирепел ветер. Мгновение, и воздух наполнился тягучей тишиной. Казалось бы, уже утро, но ни собачьего лая, ни блеющей на дворах скотины, ни переливов задорного детского хохота, ни грозных басовитых выкриков отцов, которые тщетно пытались успокоить радующуюся наступившему дню ребятню, было не слышно. Ничего. Тихо. Город погряз в давящем мраке. Лишь редкие тени закутанных в черное стражников блуждали по темным закоулкам, подобно призракам. Я вздохнула. Эта зима принесла с собой воплощение одной из самых страшных легенд, которые только ходили о нашем крохотном городке. Так называемая Декада — эпидемия, вспыхивающая каждые десять лет, вновь вступила в свои права. Как гласит поверье, болезнь является ни чем иным, как проклятием. Историю о ней я узнала от своей няни. Потрясающая была женщина, на самом деле. Жаль, сейчас она не со мной. Она умерла несколько лет назад, будучи уже в преклонном возрасте. Наверное, я никогда не смогу забыть тепло ее рук, которым меня одаривали каждую ночь, когда маленькая я, напуганная очередным кошмаром, просила старушку рассказать мне легенду нашего края. Она рассказывала мне разное, никогда не повторяясь, да так подробно, что у меня возникало ощущение, будто именно она присутствовала при всех тех событиях. А я слушала, затаив дыхание. И почему-то… Именно историю зарождения Света мне удалось пронести в свою взрослую жизнь. Когда-то давно, во времена, когда Свет пришел на эти земли, в пустыне на самой вершине горы Хаэрра был воздвигнут замок. Его темные, искрящиеся во мраке, словно черненое золото, башни возвышались до самых небес. Красная черепица блистала в лучах закатов. В одной из самых высоких, средь толщи ватных облаков была заключена очаровательная девица. Хрупкая и нежная, словно подснежник, и чарующая своей нечеловеческой красотой, словно богиня. Говорят, ее ниспадающие до самых пят волосы были подобны тончайшим лучикам луны, собранных в единый серебряный ручей, а взор голубых глаз всегда был столь холоден и печален, словно в нем застыли мельчайшие осколки льда. И в противовес всему, венчающие голову пушистые ушки и извивающийся за спиной лисий хвост придавали деве что-то детское, невинно-милое и по-сказочному чудно́е. Она была величайшим олицетворением загадочного, нереального, свободного ото всего на свете. Была хранителем Туманного Леса — духом лисицы, приближенной к богам, одной из подчиненных Падшего Сальери, которого сейчас величали Забытым. О ее лесах ходили легенды. Говорят, что поросшие мхом стволы таили множество чужих тайн и боль усопших, что среди них за сотни лет затерялись тысячи озлобленных душ. Каждую ночь богослужники возносили молитвы, а жертвенные столы обливались кровью. Бродячие музыканты горько мурлыкали свои песни о пропавших без вести, да о едва слышном плаче мучеников, которым наполнялся лес. Священный страх царил в обществе смертных, воздвигая между людьми и магией непроходимую преграду. И ни одна из сторон не решалась нарушить поставленные лесным народом правила. Но так было лишь до вмешательства третьей. Он пришел с Востока. Высок и статен, с кровавым, тянущимся на сотни милей, следом за спиной — он взошел на эти земли уже как победитель, как спаситель для людей и как сам Дьявол из плоти и крови для лесных созданий. Черный огонь сжег все до тла. В ту ночь воздух гудел от криков. Трещали деревья, вспыхивали мечущиеся тени. Здесь закончилась эпоха Тьмы, а в память о ней осталась лишь пустыня Хаэрра, существующая и по сей день, как величайший памятник однажды одержанной людьми победы. На следующее утро после битвы толпе предстал сам победитель — герцог Ваалор, несший в руках в качестве трофея бессознательное тело той, что многие века держала в страхе всю округу. Но кто же знал, что ожидаемый всеми Свет может и обжигать. Спустя несколько лет на месте страшного пожара под покровительством Ваалора, провозгласившего себя королем Диавалем Первым, был построен огромный город, который ныне носил имя самого Короля. Его резиденцию возвели вдалеке. Бродят слухи, что ее стены построены на костях поверженного врага. — Ненавижу! Не прикасайся! Убийца! — Каждое утро доносилось из башни. Плененная лисица была в отчаянии. Представьте сами: кругом только пустые стены, с каждым прошедшим днем на душе все больше уродливых шрамов. Тишина… Тишина. Тишина. Она везде. Снизу, сверху, справа, слева. Элеонора, как звали девушку, толком не спала, а лишь горько плакала в подушку. Как позже выяснили у личной слуги, ее «подопечная» чувствовала все: каждый корешок, каждую новораспустившуюся почку, каждую травинку, которые сжирало пламя. Лео рассказывала кратко, как бы невзначай, говорила, что ее боль была долгой, пока однажды резко не оборвалась. В душе стало пусто. Не осталось ни цели, ни эмоций… Лишь… Телесная оболочка. Так прошло несколько лет. В одну из ночей луна вновь взошла на небо. Лучи ее пали на мрамор белокаменных стен, задержались на резных ставнях и осветили сидящую на подоконнике Элеонору. На лицо ее легла тень. Лишь легкая улыбка сияла на красивых устах, холодным блеском сверкая во тьме. Темная мысль зародилась в погруженном в отчаянье безумия сознании. Открылась дверь, пропустив в покои пленницы правителя. Они говорили мало, совсем кратко и тихо, утаивая смысл своих речей от задержавшейся под дверью служанки. Но тут из комнаты донесся плач. Это заставило заглянуть в отверстие замка. Лео сдалась. Казалось, все было кончено, свобода сломлена, а крылья обрезаны так жестоко, что запертая птаха уже бы более никогда в жизни не взлетела бы ввысь. Она опустилась до мольбы, так низко, что пала на колени, зарыдав. — Милорд, я вас молю! Как только женщина может умолять мужчину, сегодня ночью, в вашем саду, подарите мне танец. Лишь танец и клянусь, я более никогда не посмею вам перечить, только… Прошу вас… — голос несчастной сорвался. — Сегодня ночью. Вы и я. Один танец и все кончено. Послышался смешок. — Не находишь это странным, Лео? — Вопросил лорд, вздернув бровь в издевке. — Да и почему я должен тебя слушать и уж тем более верить тебе? На мгновение все стихло. Служанка уже было отошла от двери на пару шагов, решив, что господин откажет, чтобы не сказала в свое оправдание девушка, как услышала последние слова: — Я хочу покаяться, милорд. Я не оправдала доверия Сальери. Но храмов нет давно, исповедаться мне негде. Потому прошу, позвольте мне всего лишь появиться перед моей богиней. Мне… так необходимо в последний раз попросить ее прощения и затем порвать связь. А в знак скрепления моей клятвы… — последняя фраза лисицы так и осталась для всех загадкой. Зазвенели кандалы! Говорят, в ту ночь небо полыхало огнем, а оставшееся от леса пепелище звучало музыкой. Все слуги и стражники собрались у места свидания двоих, когда горизонт заполыхал всеми оттенками огня, чтобы застать схватку не на жизнь, а на смерть. Это была битва эмоций, битва душ, битва бесконечного желания свободы с одной стороны и страсти подчинять с другой. Они о чем-то говорили, но никто ничего не мог расслышать за ударами музыки. Лео, как любил звать лисицу правитель, то вскидывала руки к небесам и наступала на мужчину, то падала к его ногам, как громом пораженная. Она танцевала, как никогда в жизни, пожалуй. От ее шагов разлетались искры, а руки, заключенные в цепи, покрывались ожогами. Казалось… Сама Забытая помогала ей, простив и наделив лисицу новой, неизведанной магией. Сердца человека и духа бились в такт, а земля искрилась подобно полярному сиянию, грозясь вот-вот вспыхнуть миллиардом фейерверков. На лице Диаваля был… ужас. Пот струями лился с его висков, мешаясь со скатывающимися по щекам кровавыми слезами. Люди рвались к паре, но каждый раз натыкались на невидимую стену и отшатывались назад, с затаенным дыханием ожидая исхода поединка. И вот, вскоре зазвучали заключительные ноты. Оба танцора вскинули руки, прошептали только им известные слова и рухнули наземь двумя горками вспыхнувшего пепла. Спустя неделю на трон, выбранный народом, взошел герцог Вильям Ваалор — младший брат Диаваля. Он же и запечатлел всю эту историю на бумаге, наказав пронести ее через вечность. Вскоре вспыхнула первая Декада. И пусть прошли уже сотни лет, вся наша округа до сих пор верит в то, что именно божья кара по просьбе серебряного духа обрушилась на наш город. От размышлений меня отвлек стук в дверь. — Госпожа Лоуриссия! — Да? — мой голос прозвучал холодно, как и всегда, лишь в этот раз в нем были хриплые после долгого сна нотки.— Входи, Ритаэ, я уже… — И не успела я договорить, как дверь распахнулась и с грохотом врезалась в стену, впуская в комнату растрепанную рыжеволосую девчушку, чуть ли не с ног до головы обсыпанную веснушками. — Госпожа! — Виновато поклонившись мне, она продолжила, срываясь на хрип: — Ваша сестра, госпожа… Декада.! — Дьявол!

***

Грохнула дверь лекарской. — Нет… не может быть… Вдалеке звучали голоса прислуги, но я, будто нарочно, не могла разобрать и слова. Я чувствовала, слезы катились по щекам, у них был противно горький вкус. Всхлип. Взгляд пал на мои собственные ладони — они дрожали. Я хотела перестать. И не могла. Неожиданно чья-то рука коснулась плеча. Послышался истеричный скулеж, кажется, принадлежащий мне. Экономка, как оказалось, все это время тщетно лепечущая мне слова успокоения, отшатнулась. Еще никогда в своей жизни я не позволяла себе разражаться такими рыданиями, даже наедине с собой (я знала, что все равно бы услышала от отца привычное «ты должна быть сильной»), не говоря о том, чтобы при ком-то. Но… Впервые в жизни эмоции взяли верх. — Марта… Ты ведь а-аристокра… тка… Я не помнила, как выбежала на улицу. Не помнила, как приказала подать коня, как вообще умудрилась пройти мимо останавливающих меня подданных, как уехала прочь, далеко в лесную чащу. Единственное, что осталось от того рокового момента, так это воспоминания о тех лицах и взглядах незнакомых мне людей, которые с нескрываемым шоком взирали на рыдающую меня. Очнулась я подле маленького озерца, сплошь покрытого белесым, пробирающим до костей туманом. И откуда оно здесь взялось? А эти силуэты вдали? Волки? А-ли… Демоны? Хотя… Разве это имеет значение? Да будь здесь хоть сам Сатана, черт бы с ним, все равно хуже уже не станет. Над моей головой смыкались огромные деревья. Сюда толком не пробивался свет. Редкие лучи светили повсюду, они как нити, тянулись от самых далеких облаков. В них танцевали пылинки. Я не слышала пения птиц. Вообще ничего. Даже вода не колыхалась, создавая тем самым ощущение абсолютно чистого зеркала. И только мой конь медленно шел вперед, под его копытами хрустели старые еловые иглы. На каждый шаг раздавалось эхо. Жутко… Я не знала, сколько времени провела в том месте, но вскоре солнечный свет практически скрылся, должно быть, наступил вечер. К тому времени, как я прогнала коня вокруг озера раз, и уже пошла на второй круг, высохли слезы, на душе стало пусто. Больше не было сил ни кричать, ни плакать. Мне просто хотелось найти выход из всей этой сложившейся ситуации, но… как назло, никакой «свет в конце тоннеля» не появлялся. И только бесконтрольная злость медленно душила меня изнутри, холодными лапами пережимая все здравые смыслы. Я злилась на собственную никчёмность и на ту самую лисицу, что какого-то черта обрушила свой гнев на людей. — Что стряслось, дитя мое? — вдруг справа. Я дернулась. Тронув едва не вставшего на дыбы коня, развернула его. Меня как ледяной водой окатило. Передо мной стояла скрюченная и закутанная в черное фигура. Чувство дежавю тупой болью врезалось в мозг. «Господи, это ведь не сон, не может быть…» — промелькнуло в мыслях. Я медленно выдохнула. Попыталась взять себя в руки. Ещё раз выдохнула, унимая дрожь в пальцах. Ну, а старуха, как я поняла по скрипуче-хрипловатому голосу, оперлась на свой сплетенный из колючих веток посох и слегка приподняла голову, окидывая меня усталым, темным взглядом. Свет попал на ее лицо. По спине предательски пополз холодок — он будто забрался под кожу, заставив в один момент передернуть плечами, а затем сесть ровнее, лихорадочно контролируя поводьями перепуганного коня. Оказалось, незнакомка еще и слепа на один глаз: зрачок полностью был закрыт кривым пятном бельма. — Не стоит бояться. Я лишь хотела помочь, госпожа, — тут она неожиданно тепло улыбнулась и придержала нервно фыркающего коня. Ее костлявая рука погладила по морде. Легче мне от этого не стало. Напротив, я буквально кожей ощутила, как меня начал опутывать липкий страх. В ушах набатом отдавались удары сердца. Мне безумно захотелось оказаться как можно дальше от этого места, а от НЕЁ тем более. — Благодарю, но не стоит, — таки опомнилась я и потянула узду, собираясь уехать. Мне искренне не хотелось показывать свое состояние подобному… Человеку. Старуха несколько мгновений молчала. Но затем вдруг выпрямилась, на моих глазах помолодев лет на сорок. Морщины на худощавом лице разгладились, ростом она стала повыше, пропал уродливый горб, прикрытый доселе старым балахоном, да и взгляд, ранее едва видный из-под кустистых седых бровей, значительно прояснился. Передо мной стояла уже женщина, лет сорока от силы: чуть квадратненькая, будто наш пекарь, с темными волосами, торчащими из-под капюшона, но при том абсолютно здоровая и полная сил. — А если так? — и это создание наклонило голову на бок, ехидненько сверкнув на меня глазами-обсидианами. — Ведьма, — процедила я сквозь зубы. Но отдать должное, внутренне мне стало легче. По сравнению с тем, что преследовало меня каждую ночь, лесная колдунья казалась всего лишь шуткой. Однако я старалась быть начеку. Не даром говорят: коли ведьму ты на горизонте увидел — не зевай, а будь готов: беда повернула к твоему дому. — Как грубо. Вообще-то я предпочитаю слово «ясновидящая». Оно… Более гуманно звучит, — ее улыбка стала шире. — Что вам нужно? — подчёркнуто холодно поинтересовалась я. Над лесом сгущались тучи. Становилось все темнее. Деревья, казалось, с каждой секундой склоняли свои ветки все ниже и ниже, грозясь по итогу схлопнуться и задушить своей мощью. Воздух был тяжёлым и холодным. Его было так много, что дышать удавалось с трудом. И тихо, зловеще тихо. Ни единый листок не осмеливался шелохнуться, как перед бурей. Я чувствовала: вся природа насторожилась, готовая восстать в протесте всему происходящему.  — Зови меня тётушкой Мод, — женщина словно не замечала моей агрессии, — я живу здесь неподалеку, помогаю заблудшим душам вроде тебя, — увидев в моих глазах немой вопрос, она продолжила: — Ты плутаешь в поисках решения огромной проблемы. Паникуешь и от того несешься к пропасти, словно напуганная до смерти лошадь. Ну, а я, исключительно по доброте душевной, могла бы предотвратить твое падение. Мне вполне по силам… Излечить Марту. Я молчала. Многое в этой ситуации мне не нравилось. Особенно это хамское «ты». Меня передергивало при каждом произношении этого короткого, но такого бесячего слова. Аж корежило, словно от зелёной вишни. Но для начала я таки решила разузнать некоторые детали. Отец всегда учил меня не рубить с плеча и извлекать полезное из любой ситуации. Я задумчиво прикусила нижнюю губу. — И что же вы за это хотите? — Всего три сребряника. Не думаю, что для такой, как ты, это большая сумма. Не так ли? — Небольшая. Однако, почему три? Я нахожу это подозрительным, мадам Мод. — Тебя правда волнует, почему ведьмы берут три, а не триста, когда на счету каждая секунда жизни твоей сестры? — Тетушка Мод упустила смешок, а затем только махнула рукой. Догадалась таки, что я не верю ни единому слову. — Хотя, я смотрю, ты не настроена даже слушать. Полагаешь, что декаду остановит какой-то жалкий лекарь? Забавная. Подумать только, ни в чем не повинный ребенок и сотни других людей расстанутся с жизнями из-за тупости какой-то надменной девицы, — она облизнула губы и с театральным вздохом направилась прочь. Я вспылила, наградив нервно всхрапнувшего коня тычком в бок. Тот дернулся и в несколько шагов поравнялся с женщиной, а затем и перегородил ей дорогу по резкому рывку повода вправо. Ну уж нет, так определенно не пойдет! — Что вы себе позволяете?! — Ничего такого, что являлось бы ложью, — мне в ответ только гаденько ухмыльнулись и продолжили идти. Я даже опешила от такой наглости. — Утомили вы меня, госпожа, — последнее слово и вот это «вы» ведьма прямо-таки выплюнула, брезгливо поморщившись. — Жаль, что вы действительно глупы, раз так беспечно распоряжаетесь чужими судьбами. Я несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь унять распирающую нутро дрожь. Выходило плохо. С одной стороны, я понимала, что времени действительно мало, а с другой, мне было страшно отдавать сестру в руки непонятно кого. Да и эта женщина… Стоп. Вдох. Выдох. Как говорил мой отец: я должна держать себя в руках, как бы больно мне не было. Главное — выгода. Главное — помощь сестре и ничего более. Раз три сребряника, так тому и быть. Главное, чтобы это не было обманом. — Как вы можете помочь? — Уже никак. Родовые проклятия — не мой профиль, — припечатали меня. — Я заплачу в двадцать раз больше! — я даже не заметила, как повысила голос. Попыталась слезть с коня. Она расхохоталась. — Что смешного?! — уже кричу. Хлопок! Я услышала смех и отдаленное ржание лошади. Все вокруг закружилось, смазалось, будто это художник заставил все краски слиться воедино, проведя широкой кистью по невысохшему на полотне маслу, закрутив его во спираль. Меня мутило. Я чувствовала, как земля уходила из-под ног, а я падала с умопомрачительной скоростью. Затем боль. Она взорвалась в мозгу, на мгновение полностью ослепив. Я не могла дышать. Успела подумать, что умерла, когда все резко оборвалось. И едва не завопила, стоило чьей-то руке меня схватить и вытянуть из всего этого кошмара. Я открыла глаза. Уже ночь. Мы были перед кроваткой моей сестры. Меня изрядно шатало даже несмотря на то, что приземлилась я на колени. Низ живота скручивало тугим узлом. Дыхание девчушки было судорожным, в ее груди что-то клокотало. Каждый хрип врезался в мое сознание тупым кинжалом. Время вдруг замерло. Я побоялась, что следующий вздох мог стать последним. Зажмурилась. Но вновь скрежет часового механизма: секунда прошла. Вдох. Марта слабо дернулась, а ее алые губки приоткрылись в тяжелом кашле. — Быть может, сутки, я не думаю, что ее хватит на дольше, — резюмировала мадам Мод. — Я спрошу один раз: согласна или нет? Откажешься — мы больше никогда не встретимся. Согласишься — вовек отныне проклятие тебя и твоего рода не коснется. Решай. Я вновь взглянула на Марту. В этот момент сестренка захрипела. Она задыхалась. Времени мало. Часы словно ускорили свой ход. — Поклянитесь, что не обманываете. Ведьма понимающе кивнула и, порывшись некоторое время в полах своего балахона, вытащила искривлённый, чуть тронутый ржавчиной нож. Лезвие сверкнуло во свете свечей и с резким свистом рассекло чужую ладонь. Я ахнула, во все глаза уставившись на несколько красных ручейков, которые с неумолимой скоростью побежали вниз по чужому запястью. Темная ткань напиталась кровью быстро. Неприятно запахло железом, от чего меня вновь накрыло приступом тошноты. Я сглотнула с трудом, лишь из чувства гордости не отведя взгляд. — Я, Модесса Первая, из рода Ниралли, клянусь своей жизнью до и после смерти, что не смею обмануть Дэн Лоуриссию из рода Гаарес. Все мои действия чрезвычайно честны и направлены исключительно на то, чтобы нейтрализовать древние чары. По получении трёх серебряных монет я клянусь исчезнуть из жизни графини и более никогда не напоминать об этой сделке. Если же я нарушу хоть одно условие, пусть в этот же миг ты, Забытый Сальери, вознесешь мое тело и сознание к солнцу для полного испепеления, а затем развеешь мой прах по всем уголкам вселенной. Стало тихо. Женщина прижала ладонь к груди — лихорадочно вздымающейся, — от чего возникло чувство, словно нечто мучительное рвалось из нее наружу. Глаза ведьмы медленно прикрылись, а губы, пересохшие, как от ветра, лихорадочно что-то прошептали. Полыхнули свечи. Я затаила дыхание, невольно прикрыв голову рукой, когда пламя окрасилось едва не малиновым цветом и в одно мгновение достигло потолка. Треск! Сверкающие языки резко рванули вниз, а затем почти полностью потухли. Мадам Мод отняла пальцы от себя. Раны как не бывало. Все стихло. Ведьма сначала осмотрела руку, одобрительно прицокивая, после, чуть поморщившись, отряхнула одежду и как ни в чем не бывало вопросила вновь: — Так что же ты решила, Лоу? Ах, даже если бы я знала, что есть где-то лекарь, способный помочь, не факт, что он бы успел хотя бы приехать. У меня не было выбора. Единственный шанс спасти сестру — довериться этой женщине. И я это прекрасно поняла, особенно в тот сокрушительный момент, когда до моего слуха вновь донёсся кашель Марты. Время понеслось стремительными скачками. Всего за какие-то пару секунд в моих мыслях пронеслись жуткие образы: бледное, умиротворенное лицо моей сестры; в ее руках последний букет из белых ландышей; а где-то на заднем фоне я — рыдающая на прощальной церемонии. А затем огонь. Опять. И медленно тлеющие в нем золотистые, некогда сверкающие локоны… Нет! Нет! Нет! Этому не бывать! Никогда! Я выдохнула. Сжала пальцы в кулаки. Взгляд мой — решительный, как никогда, — поднялся до глаз ведьмы. Она не обманет. Не сможет. В нашем мире клятвы, произнесенные перед богами, нерушимы. — Я согласна. Комнату заволокло тьмой.