Дисгармония

Тихо выдохнув, Хан закрыл глаза и заставил тело расслабиться. Он осознавал, что обмануть датчики, считывающие напрямую с мозга, у него не выйдет. Хигард прав: его, Хана, могли пытать, могли использовать на нем детекторы лжи, но боль аугмент если и чувствовал, то превосходно контролировал, как контролировал и тело: ровный пульс, размеренное дыхание, в норме давление и даже гальваническая реакция кожи. Разум аугмента имел, пожалуй, абсолютную власть над телом. Но что имело власть над разумом? Хан опасался ответа. И потому он погрузил себя в медитацию, чтобы не видеть и не слышать Кирка, не знать, что с ним делают. Разум не должен снова его предать. Разумеется, агенты все заметили. - По всем показателям нулевая реакция, - сообщил Уилл, читая данные с трикодера. Хигард немедленно подошел к Хану и, что есть силы, ударил его по лицу, но лишь разбил костяшки в кровь и едва не вывихнул запястье. - Никакой реакции, - без надобности повторил Уилл, чем заслужил раздраженный взгляд в свою сторону. Джим вспомнил собственную попытку набить Хану морду и злорадно осклабился. Он очень надеялся, что Хигарду сейчас было так же больно, как и ему тогда. - Вколи ему еще, - бросил Хигард напарнику, разминая ушибленную руку и досадуя на себя за спонтанность. Он же знал, что удар человека для их гребаного супермена – все равно, что слону дробина. Знал, но время поджимало, а они не сдвинулись ни на шаг. - Я же говорил, - хмуро сказал Уилл, впрыскивая в шею Хана парализующий состав, рассчитанный на ускоренный метаболизм. Если бы не он, аугмент давно освободился бы, - плевать ему на Кирка. Надо было кого-то из других аугментов брать. Хигард не удостоил своего наивного напарника ответом. Бесполезно объяснять ему, что после всего, что наговорил Хан на трибунале, со всеми предоставленными им доказательствами, датами и именами, их отделу пришел конец. Средства, база и оборудование уже опечатаны. Одного за другим агентов выявляли и допрашивали, после чего давали новое назначение с понижением и ссылкой на дальние рубежи – подальше от политики. Ресурсов для поимки и удержания двух аугментов у них попросту не было. Уилл этого пока не знал. Чистка проходила тихо, незаметно. Звездный флот себя достаточно дискредитировал, новые потрясения не приветствовались. Но Хигарда положение дел не устраивало. Он верил в свое дело. Во многом он полностью поддерживал адмирала Маркуса. Грядет война таких масштабов, что жизнь одного или даже тысячи человек не играет существенной роли. Чтобы доказать полезность отдела 31, Хигарду требовался козырь – нечто такое, что чиновники не смогут проигнорировать. Информация об угрозе Инсанира. Информация, что была у Хана. - Ты расскажешь мне, - сквозь зубы пообещал он, набросившись на беспомощно висевшего Кирка. Агент знал, капитан «Энтерпрайза» важен Хану. Он почти год проработал бок о бок с аугментом, и ни разу тот не прикрыл товарищей на операциях. Неважно, как много времени они проводили вместе, для Сингха окружающие люди значили меньше, чем ничто. Некоторые из них погибли, потому что аугмент даже не попытался им помочь. «Я защищаю только своих», - это были его слова. И он прикрыл собой Кирка. Два плюс два – четыре. Все просто. - Давай же, Джон! – забывшись, приговаривал Хигард, ломая один за другим пальцы на левой руке Кирка. Ради этого он низко спустил цепь, на которой висел пленник – голова Кирка теперь смотрела ему в район груди. Шаттл наполнился хриплыми криками капитана. Уилл, сцепив зубы, бросал на напарника и его жертву хмурые взгляды. Будучи одним из последних, кого завербовал 31 отдел, он не успел проникнуться их идеалами о высшей цели, что, впрочем, не мешало ему выполнять приказы старшего по званию. Трикодер по-прежнему показывал полное отсутствие какой-либо реакции. Медитация Хана привычно привела его сознание в ледяную пещеру. Преломление света сквозь толщу спрессованного льда окрашивало все в синий цвет, в глубокий сапфировый оттенок. Под ногами струилась талая вода, темнел песок, где-то ниже слышен бурный ход грунтовых вод. Пещера была полна звуков. Треском льда, например. Множащимся эхом собственных шагов. Но, главное, пещера полна холода. Холод – это то, за чем Хан пришел. Заморозить чувства, заморозить мысли, заморозить время и свое собственное существование. Безмятежность. Зови меня Джимом, - разнеслось эхо не сказанных слов. Нет, это пещера. Хан в ней один. Только холод. Только лед. Только… Все получится, - раздался удивленный выдох Джима совсем рядом. Хан дернул головой, огляделся, уже понимая, что теряет контроль, и треск льда, и шум бегущей воды заглушаются смехом капитана. О, я только что представил тебя танцующим буги-вуги! Приятно, что есть в этом мире неизменное. По-моему, я веду себя вполне дружелюбно. Чисто технически Хан меня не убивал. - Зачем я здесь? – эха Джима так много, что Хан не сразу обратил внимание на гладкую стену льда, за которой Кирк стоял, пытливо вглядываясь в лицо Сингха. Это тоже воспоминание. Просто чуть более реальное. Хан не может его игнорировать. - Ты здесь, чтобы увидеть человека, а не монстра, каким меня считаешь, - так он хотел ответить Джиму там, в лаборатории. Джим по ту сторону льда моргнул, лицо его расслабилось и раскраснелось, наполнилось пьяной томностью и неудовлетворенным желанием. Он опустился на колени, нагой, лишь с полотенцем на бедрах, и приник к холодной поверхности стены, выгнувшись всем своим прекрасным, гибким телом. - Зови меня Джимом. - Джим. Хан последовал его примеру, встав на колени, очарованный природной чувственностью капитана, и поднял ладонь в диком желании прикоснуться. Но только подушечки пальцев ощутили гладкий холод льда, как Джим покачнулся, привалившись к стене плечом. Кожа его стремительно посерела, белки глаз наполнились кровью лопнувших капилляров, с потрескавшихся губ сорвался сухой хрип. - Мне страшно… Он обращался к Споку, но Хан забыл об этом. Грань между собственной памятью и воспоминаниями вулканца снова стерлась, и по щекам аугмента потекли слезы горькой, невосполнимой утраты. Боль душила, множилась, прорезывая самообладание миллиардами острых когтей. Высвободившаяся ярость подняла голову, вырывая из глотки крик. И крик чудился Хану отовсюду. Крик не его, а Джима. Отражаясь от стен, он рушил пещеру, в которой Хан укрылся, синие стены вспарывались белыми молниями трещин, с потолка полетели первые отколовшиеся глыбы. Шум их падения сменился лязгом цепей. Хан был скован и подвешен на крюк. Конечности по-прежнему пребывали в онемении от введенного препарата. Рядом стоял молодой агент с трикодером в руках. У противоположной стены сипло, обессилено кричал Джим. Джим. - Твою ж!… - подавился восклицанием Уилл, вытаращившись на показания трикодера. – Хигард! - Что там? – нетерпеливо оглянулся тот, перестав поворачивать лезвие ножа над коленной чашечкой извивавшегося Кирка. - Зашкаливает! Сначала ничего, а теперь активировалась вся лобная доля. - Точнее! – потребовал Хигард. - Злость. Страх и сильная злость, - словно не веря самому себе, сообщил Уилл и оглянулся в сторону неподвижного Хана, на лице которого по-прежнему отсутствовало всякое выражение. Только пальцы рук подрагивали. Подрагивали? - Хигард, - снова позвал агент. - Что еще? - Я ввел всю ампулу ПР-состава двадцать минут назад. Он не должен… Трикодер издал короткий сигнал, зафиксировав выброс адреналина, превышающий критический уровень почти вдвое: организм Хана нашел способ преодолеть действие препарата. … Джим отключился. Это он точно знал, потому что когда открыл глаза снова, то уже не висел, а лежал. И ничего не болело. Блаженство. - Эй, - мягко позвал Мика, склонившись над Джимом откуда-то сбоку, - ты только не двигайся пока, ладно? Скоро будем у твоего дока. Джим прикрыл глаза, сосредоточившись на событиях. Последнее, что он помнил, это нож Хигарда и собственную, ослепляющую боль. Твою мать, господи! Садист хренов. - Как… Хан? – сорванным голосом проскрипел он, желая знать, что случилось. – Вы спасли… нас? - Мы? – поднял брови Мика. – Да как же! Будто командир станет нас ждать, ага. Джим непонимающе нахмурился, и аугмент, взъерошив волосы на затылке, пояснил: - Эти козлы установили на шаттле генератор переменчивого поля, он глушил сигнал маячка на всех частотах. Если бы Хан не отключил его, хрен бы мы вас нашли. Ну, то есть нашли бы, - поправился Мика, - но для тебя это, скорее всего, уже не имело бы значения, да? Джим обдумал сказанное. Обезболивающее, которое в него, вероятно, вкололи, действовало прекрасно и не мешало ворочать мозгами. Значит, пока Джим висел в отключке, Хан освободился. В памяти всплыло что-то такое. Кажется, Уилл что-то там говорил о появившейся реакции. Что-то такое обескураживающее. Что-то… «Зашкаливает! Сначала ничего, а теперь активировалась вся лобная доля». «Точнее!» «Злость. Страх и сильная злость». Точно. Страх и злость. Ну, злость объяснима. Джим и сам сатанел при одном лишь воспоминании о крюке. Но страх-то откуда? Боялся не справиться? Это Хан-то? Не, ну, не за Джима же он боялся, в самом деле. - Позови… Хана, - вытолкнул из себя просьбу Кирк. Черт, напрочь сорвал голос. И тело не слушалось, не было сил даже приподняться на локте. - Не сейчас, - замешкавшись, отказал Мика, бросив взгляд куда-то себе за спину. – Он пока без сознания. - Что?! – едва не привстал Джим, но тут же упал обратно, ощутив неприятный, онемелый холодок в спине. - Ты видел, что ему кололи? Дрянь парализовала его тело, иначе агентишки к нему и на пушечный выстрел не подошли бы. Хан сумел справиться с препаратом, но на это ушли все ресурсы организма. Когда мы вас нашли, он уже на ногах не стоял, - тут Мика позволил себе кривую ухмылку: - Но тебя с крюка снял и даже, вон, ногу перевязал. Джим растерянно моргнул. Так, и что ему делать с этой информацией?