POV Каролина
Мне кажется, я схожу с ума от его близости, от его взглядов и прикосновений. Он рядом и это невыносимо. Невыносимо осознавать, что можно просто обезуметь от человека, забыть свои принципы и устои, наплевать на всё окружающее, а видеть только его и только то, что он хочет, чтобы я видела. Он играет мной как куклой. Как в кукольном театре. Он хорошо знает меня, знает, за какие ниточки дёрнуть, чтобы я употребила достаточное количество алкоголя, начала устраивать сцены ревности и приставать ему.
Он видит все тонкости моей души. И это меня убивает.
Он понимает меня всю. А я его — нет.
Глупо было предполагать, что если я начну меньше проводить с ним времени, то меня меньше будет тянуть к нему. Как раз-таки наоборот, тянет ещё с большей силой. Увидев его тогда, спускающегося по лестнице, я почувствовала такое душевное облегчение, будто то, что у меня отняли, вернулось вновь ко мне.
Это уже
зависимость какая-то. Это болезнь.
Потому что это не любовь — так сходить с ума по человеку… Это не влюблённость, а просто сумасшествие. Я чувствую, как с каждым днём меня всё больше тянет вниз, и я не сопротивляюсь. Я
поддаюсь. Я пыталась сопротивляться, когда решила ограничить времяпровождение с практикантом, чтобы меньше видеться с ним, отдалиться от него, прогнать из своих мыслей. Но это сопротивление оказалось бесполезным. Все дороги, в итоге, всё равно привели меня к Никите. И что бы я не делала, всё равно я окажусь рядом с этим человеком или он окажется рядом. Это не суть. Главное, что мне уже не убежать.
Ведь этому человеку я отдала своё сердце.
И теперь я думаю… если я отдала ему сердце, значит, это всё-таки любовь? Только почему-то больше смахивает на болезнь. Жестокую любовную болезнь… зависимость, наркотик, личный сорт героина. И я боюсь, что если откроюсь Никите, если поддамся ему окончательно, то не встречу такой взаимности. Вряд ли он сидит по вечерам в кабинете своего клуба и думает о том, как избавиться от мыслей обо мне. Вряд ли он засыпает, думая обо мне. Вряд ли вообще хочет отношений со мной. Потому что я не вижу в нём этого. Он странный. Непонятный. Хладнокровный. Пусть он ухмыляется, улыбается и смеётся часто, он всё равно сдержанный,
холодный,
опасный…
И это пугает. До чёртиков, до дрожи, до учащения пульса.
О какой учёбе я сейчас вообще могу думать? О каких экзаменах? Когда все мысли занимает Он. Да и он не собирается уходить из моих мыслей прочь, лишь прочнее заседает в них и укрепляет свое положение. А я ничего не могу с этим поделать, даже избегать парня не могу, потому что он преследует меня, если не физически, то мысленно и морально.
Он всегда рядом, и мне не убежать.
— Ты ревнуешь, что ли?
Он улыбается и гордится этим. Ведь это значительно завышает его самооценку, которую, я просто даже не знаю, куда ещё больше завысить! Но, судя по довольной дьявольской ухмылке, он гордится собой, потому что смог какую-то отличницу приручить, пленить и свести с ума. А ещё и заставить ревновать, напиваться за него и руки немного распускать.
— Да, ревную, блин! — Он улыбается, а я психую, потому что терпеть не могу его заигрывания с другими, самодовольные ухмылочки и провокации. — Потому что если уж принялся сводить с ума меня, то, будь добр, своди с ума меня, а других не трогай и на сторону не смотри!
Нагло, дерзко и так по-собственнически. Но это забавляет Никиту и, кажется, заставляет призадуматься. Он медленно поднимается со стула, что машинально делаю и я, и подходит вплотную ко мне, обвивая руками талию, тем самым так крепко прижав к своему телу.
— То есть ты хочешь, чтобы
я был только твоим? — шёпотом спрашивает Киоссе, прикасаясь нежными губами к виску. — Хочешь, чтобы
был твоим послушным домашним котом? — Его сердцебиение учащается, что чувствуют мои руки, положенные на его грудь, а дыхание становится сбивчивым, но остаётся таким же горячим, продолжая обжигать нежную кожу. — Хочешь, чтобы
никакая другая не удостоилась даже взгляда, которым я одариваю тебя?
Перспектива сделать Никиту сделать своим домашним котом казалась очень привлекательной и заманчивой.
Он прикасается губами к скуле, к виску, к уху, он даже не целует, а просто касается, обжигая дыханием. Мне кажется, что я сейчас просто поплавлюсь…
— Да, — еле слышно шепчу я, но из-за такой близости Ник прекрасно всё слышит и улыбается.
— Какое чувство собственничества, — усмехается он, слегка отстраняясь и смотря на меня весёлым демонским взглядом. — Моя девочка, быстро и хорошо учишься.
А теперь я не понимаю… это он просто шутит и издевается надо мной? Хочет поиграться? Как всегда…
Он неисправим.
— Для тебя ведь это всё игра, да? — смотрю я на него серьёзным взглядом, на который, казалось бы, не способен человек, который «немного пьяненький».
Я будто протрезвела после его шёпотов и вопросов, будто вернулась в своё обычное состояние. Странный человек этот Никита… когда я абсолютно трезва, он опьяняет меня только одним своим присутствием, взглядом, словами. Когда же я пьяна, он возвращает меня в адекватное состояние теми же самыми способами. Он —
моя противоположность, как сам недавно приметил в моей комнате. И права Лера…
противоположности притягиваются. Только не понятно, кто с какой целью в нашем случае притягивается?
— С чего ты взяла, что для меня всё игра? — переспрашивает практикант, немного недоумевая со смысла этой неожиданной для него фразы.
Не строй из себя глупого человека, Киоссе. Ты всё прекрасно знаешь. Ты лучше всех всё знаешь.
— Да потому что я вижу это, — я мягко, но настойчиво отталкиваю парня и выхожу из его кабинета.
Мне нужна Лера, мне нужно поговорить с ней, возможно, и рассказать ей всё. Потому что так хочется поделиться всем, что накопилось в душе за всё это время, и плевать уже на это собственничество по отношению к совместным с Никитой моментам и воспоминания. Мне нужно высказаться.
Неудивительно, что я не обнаружила Киоссе, пытающегося догнать меня. Видимо, ему надоело уже гоняться и ходить за мной. Случай на лестничной клетке был тогда исключением, который, по словам парня, я должна ценить.
— Ты куда пропала, Каролина? — я услышала знакомый голос подруги позади себя. Она подошла ко мне со спины и приобняла. — Всё хорошо?
— Нет, Лер, всё плохо, — произнесла я, и подруга появилась передо мной, — я больше не могу выносить его, он ломает и мучает меня, тем самым просто играя со мной. У него всё так просто, а у меня всё сложно. Я бы так хотела никогда не встречать его, чтобы не ощущать всего, что происходит сейчас со мной. Возможно, есть что-то благоприятное в его влиянии на меня, я меняюсь, да, и я благодарна за то, что он делает для меня, чему учит и какую жизнь показывает…, но я не могу больше. Понимаешь, просто не могу.
— Может, вам нужно серьёзно поговорить, чтобы точно расставить все точки над «и», просто узнать всю правду и планы и друг друга?
— Я устала разговаривать с ним, Лер, — чуть ли не застонала я от тщетности своего бытия. — Понимаешь, он всегда разный, я не понимаю его. Он странный и непостоянный, я не знаю, что ожидать от него и что он может выкинуть в любую секунду… Он, может, побежать за мной, как было после нашего первого поцелуя, или наплевать на то, что я ушла, как это происходит сейчас. Господи…
зачем я влюбилась в него?
— Теперь я вижу, как плохо может быть человеку от любви, — вздохнула Фёдорова и с сожалением посмотрела на меня. — Лина, может, тебе следует узнать, чего именно он от тебя хочет? Не просто так он мучает тебя, у него точно есть какая-то причина, не думаю, что он настолько садист. И, по возможности, попробовать сделать то, чего он хочет, а потом разобраться во всём, разложив по полочкам. Когда даёшь человеку то, чего он хочет,
даже такая сложная и непостоянная личность станет снисходительнее.
— Мы уже говорили об этом… и я знаю, чего он хочет.
— И чего же?
—
Меня…
***
Каникулы позволяли мне избегать Никиту уже третий день, и мне было так непривычно не идти в школу в понедельник и не видеть этого нагло ухмыляющегося практиканта. И это сложно. Тебя будто отрывают от тяжёлого наркотика, ради твоего же блага, и помещают в клетку, которой является твоя комната, пропитанная воспоминаниями об этом же наркотике. Меня приручил этот демон, сделал своей, а я пытаюсь сейчас изо всех сил сопротивляться, но, если честно, выходит так себе… потому что я не могу без него. Потому что я уже поддалась, и сопротивление бесполезно.
Мне нужен этот человек.
В воспоминаниях сразу же проносится разговор с Лерой.
— Меня…
— И в чём проблема тогда? — девушка непонимающе уставилась на меня.
— В смысле, Лер? — нахмурилась я.
— Вот скажи мне, что тебя останавливает? — перебила меня подруга, увидев, что я собираюсь говорить что-то против. — Мнение других? Какие-то моральные устои? Подруга, мы живём в двадцать первом веке, за нами нет тотального контроля, мы своевольны и свободны. И если желание Никиты взаимно с твоей стороны, тогда почему ты сопротивляешься? Ты боишься? Опасаешься? Но, Лина, не попробовав, ты не узнаешь истины. Я смотрю на вас и вижу, что со стороны Никиты это не просто увлечение, это что-то большее, почему бы не укрепить вашу связь тем, чего вы оба хотите?
— Лер…, но мы знакомы с ним всего две-три недели, и… это не подобает тому, как меня воспитывали.
— Но сейчас тебя воспитывает Никита, — произнесла Лера, положив руку мне на плечо. — Вот ты говоришь, две-три недели… я вообще удивляюсь, что ты продержалась всё это время рядом с Киоссе, ведь только от одного взгляда, которым он смотрит на тебя, ноги должны подкашиваться, а разум твердить «Подчиняйся ему». Знаешь, Лин, я ещё раз повторю: слушай своё сердце и того, кому оно теперь принадлежит. Если тебя тянет к Никите, почему ты тогда до сих пор стоишь здесь и болтаешь со мной?
— Я не готова вот так вот взять и отдаться ему. Я опасаюсь, что для него всё-таки это всё игра, и, пройдя этот уровень, он выкинет меня из своей жизни.
— По крайней мере, ты получишь удовольствие, Лина. А я уверена, Никита даст тебе его сполна. Если ты так кайфуешь от него такого… ещё не касавшегося тебя, то что будет, когда ты позволишь ему? А ты позволишь.
А я ведь позволю…
Я замешкалась. Не знаю, что мне делать. Вернуться к Никите и выполнить то, что советует подруга? Или уйти? Просто уйти, чтобы всё хорошо обдумать и собраться с мыслями…
— Я вижу, что тебе нужно время, — улыбнулась Фёдорова. — Тогда не торопись, Каролина, подумай, взвесь все плюсы и минусы и сделай правильное решение.
— Хорошо, — кивнула я и направилась к выходу. Да, мне непременно нужно всё обдумать.
И я до сих пор думаю. Очень долго и усердно думаю над тем, как мне быть. Через неделю я снова буду на постоянной основе видеть Никиту, и к следующему понедельнику мне точно нужно иметь готовый ответ по поводу всей ситуации.
Я услышала голос мамы, просящей меня пройти в столовую для разговора с ней и папой. Так. Это странно. Что я натворила?
— Каролина, — начал отец, когда я уже присела на стул в столовой и была готова внимательностей слушать маму с папой, — у нас с Аней для тебя новость, мы уезжаем в командировку на месяц, и ты уже взрослая девочка. Думаем, тебе не нужны няньки, чтобы присматривать за тобой во время нашего отсутствия. Поэтому надеемся на твою ответственность, чтобы всё было без происшествий и каких-то неожиданных последствий.
— Я поняла, — согласно кивнула я, но находилась в шоке от данной ситуации. Месяц одной дома? Почему-то именно сейчас меня это не радует. Раньше бы я обрадовалась тому, что останусь без этого контроля родителей, но сейчас… сейчас я бы не хотела оставаться одной.
А вдруг придёт Никита? Я очень хорошо помню его слова: «Судя по твоему взгляду, я будто изнасиловать тебя тут собираюсь. Я, конечно, всё понимаю, у нас разговоры такие были, да и я слишком желанный и идеальный, но, ты что, разве буду я предлагать такое девушке при очень близком нахождении с её родителями?»
А сейчас родителей не будет рядом, и я надеюсь, Ник не узнает об этом. Потому что не хочется развязывать руки этому человеку и позволять большее, хотя, мне кажется, его ничего не остановит, он сам всё себе позволяет и получает. За это он мне и нравится…
