Осень

      Осень. Сейчас осень была опустошающей. Сейчас она была убивающей, терзающей и до одиночества пустынной. Сейчас она была умертвляющей. Жестокой, ненасытной. А её мученики, тонкие сухие деревья, были её жертвами. Тощие деревья. Кора на них трескается, из-за чего приобретает не самый приятный вид. Она либо тонкая и слишком сухая, либо мокрая и противная. Ничего приятного и в том, и в другом нет. Но именно этой осенью было больше сухой коры. Иногда эти засохшие кусочки улетали прочь — их сносил ветер.       Ветер повелевает здесь всем вокруг и именно сейчас, осенью. Пусть ещё свежие листья улетают с молодых деревьев. Они ещё не прожили свою маленькую бестолковую жизнь, а их уже беспощадно убивают. Пусть животные почувствуют холод поры под названием осень. Пусть ветер забьётся под их тёплую, мягкую шёрстку. Пусть он пробьёт шерсть, доберётся до кожи и охладит её. Пусть. Ведь ветер осенью никогда не бывает беспощадным. Он всегда ищет слабые места и бьёт прямо в них, безжалостный надсмехающийся гад. Пусть серебристая гладь озера покачнётся от его прикосновения. Пусть из будто ледяной, зеркальной и умиротворёно красивой она превратится в беспокойную. Сначала немного. Ещё чуть-чуть. Её тревожат только маленькие порывы ветра. Но все мы знаем, что за затишьем обычно следует буря. И буря приходит. Пусть деревья будут кукожится и мёрзнуть под могучими порывами осеннего ветра. Пусть они молят о пощаде. Пусть они долго, долго, долго и с ненасытным желанием молят о первом снеге. Пусть купаются в сладких мечтах о снеге, о том, как они в него кутаются. Как он укрывает их костлявые, голые ветки. Им тепло. Вот здесь-то ветер их не достанет. Пред снегом он иногда бывает до жути слаб. И пусть деревья мечтают о том, чтобы снег никогда не уходил с этих пустынных, бедных земель. Пусть. С земель, где бродит ненасытный ветер.       Я смотрю на всё это. На почти голые, жалкие деревья, которые колышутся на ветру. На жухлую, незаметную траву, которую укрывают такие же жухлые, тусклые и незаметные листья. Некоторые из них прилипли к мокрой земле — ветер их не уносит. Возможно эти листья — зелёные, бледно-жёлтые, коричневые и редкие ярко-красные — останутся тут до самой весны, пока снег не растает. Может некоторых собратьев унесёт — куда, не знаю. А кто знает? Кто-нибудь задумывался, куда ветер уносит прозрачные и маленькие пластиковые пакеты, сплюснутые алюминиевые банки из-под газировки, те же листья в конце концов?       Нет. Хотя, мне кажется, что он просто переносит их с местно на место. И это вечный круг. С мокрого места — на сухое, с сухого — опять на мокрое. Они — пластиковые пакеты и сплюснутые банки из-под газировки — продолжают своё зацикленное существование до тех пор, пока их не подберёт какой-нибудь порядочный прохожий и не решит выбросить их в мусорку. Листья продолжают так жить, пока дворник не наколет их на свои острые грабли. Интересно, что хуже: бесконечно волочится по холодной земле по желаньям неугомонного ветра или быть беспощадно убитым уличным дворником?       Мне холодно. Я стою в темно-синем осеннем плаще с рукавом в три четверти. Он дутый, поэтому я выгляжу на два размера больше, хотя я никогда не была ширококостной. Несмотря на это, смотрится он очень элегантно. Вот чем иногда приходиться платить за красоту — здоровьем. Плащ спасает меня от холода, но не от ветра. Я стою на сухом блёклом тротуаре, смотрю на мучения жалких, почти голых деревьев и дрожу, как эти же деревья, от дикого ветра. Я ведь уже сказала, что здесь ветер — хозяин. По крайней мере, этой мёрзлой осенью. Ветер продувает меня насквозь, словно я невидимка. Словно от меня остался лишь скелет в память о том, что я когда-то в принципе существовала. Мой скелет бы напоминал эти молодые зябнущие деревья. Такие же слабые и тощие. Я никогда не была ширококостной. Я лишь поскорее хочу избавится от этих мучений, которые ветер мне доставляет. Всего-то. Какие-то маленькие человеческие потребности. Оказаться в тепле, уюте, дома с горячей чашкой чая для тех, кто любит чай, и с кружкой кофе для кофеманов, разумеется. Как мало иногда надо человеку. Сейчас я лишь мечтаю о горячей кружке чая в своей руке, которую я уже почти не чувствую, как эти жалкие тонюсенькие деревья мечтаю о тёплом, согревающем снеге. Получается, я такая же жалкая как они? Мне холодно.       Я люблю осень. Правда люблю. Причём данную свою особенность я заметила только этой, именно этой холодной и жестокой осенью. Двумя неделями ранее. Когда деревья были сочные, листва на них была разноцветная и густая. Это был словно маскарад. Выбирай, что хочешь. Вам окраску потемнее или посветлее на несколько тонов? Будете перекрашивать в рыжий? Мне кажется вам не пойдёт, давайте лучше в ярко-красный. Нет-нет, вы ошибаетесь, этой осенью золотой совсем не в моде. Только сейчас я поняла, что люблю именно осень. Я всегда выбирал разнообразие, но не замечала его под своим носом. Смотри не на тротуар, смотри вокруг. Не бойся споткнутся. Разве впечатления не важней? Такой вот маскарад продолжался довольно долго, больше двух недель, хотя я успела застать только их. Время, когда деревья не копирую друг друга, когда они не как два брата, а когда они будто из разных времен, измерений и поколений. Время, когда всё пестрит красками. Когда всё ещё дышит и всё ещё не умерло. Это красиво. Наверное, также красиво, как я смотрюсь в этом плаще, который неустойчив к ветру. Вот чем иногда приходиться платить за красоту — здоровьем. Жёлтый. Красный. Зелёный. И все эти цвета раскладываются на множество ярких оттенков. Вот чем была осень несколько недель назад. Она вдохновляла. Влюбляла. И была ласковой матерью для всех живых существ, — животных, деревьев — которые когда-либо здесь обитали.       Сейчас же материнский инстинкт в ней заснул, и видимо заснул надолго. Она метала и рвала своих детей, заставляла их страдать и мучатся. Пока мы можем от неё скрыться, — от осени — животные скрыться не могут. Нелегко им приходиться выживать. Никогда не знаешь, как твоя «мать» поведёт себя в следующий момент. А неизвестность, как мы знаем, является самой опасной и пугающей вещью на свете. Она может тебя приласкать, погладить по головке и напоить до одури сладким чаем. А может сорвать с тебя шкуру и оставить подыхать на промёрзшей лысой земле, истекая кровью и спинно-мозговой жидкостью. Она может. Поверь. Вот это вот и пугало сейчас. Её кровожадность и жестокость. Почему из нежной красавицы, ты превратилась в этакую тварь, а, осень? Почему ты не даёшь своим «детям» долгожданного покоя, заставляешь их корячится в муках и, возможно, позволяешь им подыхать на промёрзшей лысой земле, истекая кровью и спинно-мозговой жидкостью? Теперь ты не вселяешь любовь. Ты вселяешь страх. Я стою и смотрю на всё это. Осень. Сейчас осень была опустошающей.