Шёлк

Тонкий орнамент по белоснежному краю бассейна окрашивается алым, проступая чётко, обрамляя нарисованную всеми оттенками красного картину, словно дорогая рамка. Айзек знает цену красоте - особенно той, за которую готов платить не только деньгами. Бассейн, небольшой, почти декоративный, выполнен из шлифованного мрамора, белизной способного сравниться лишь с мягким сиянием её кожи, когда она опускается в него, словно на шёлковое ложе - и кровь, как алый шёлк, ласкает её тело, обнимает его, покрывает гладкую кожу тонким слоем, на несколько мгновений облекает её в самые роскошные одежды, какие может себе представить немёртвое существо. Айзек знает, что эти мгновения очень коротки - кровь, которой хватило, чтобы наполнить бассейн, быстро начнёт сворачиваться, превращаясь из нежных шёлковых одеяний в грубую рамку, рассыхающуюся и ломающуюся от любого движения. Но использовать антикоагулянты было бы сейчас грубо и по-варварски. Кровь должна быть живой. В его жанре несколько мгновений настоящего стоят куда больше, чем часы фальшивой игры, на которую способна любая шайка дилетантов с камерой в каждом втором голливудском подвале. Камера, которая молча фиксирует происходящее, гораздо внимательнее. Она находится в глазах Айзека, в его душе, она считывает, сохраняя на будущие ночи, каждую секунду - каждое томное движение Вельвет, каждую каплю крови с её тонких пальцев, каждый взгляд, который она бросает на своего покровителя, пока он молча и неподвижно, одним взглядом, создаёт из неё произведение, способное ослепить того, чьи глаза будут неосторожны. Таких глаз, разумеется, не будет. Айзек не делает записей, которые мог бы увидеть кто-то ещё, не допускает свидетелей до подобных встреч - в этом нет необходимости. Как нет её и в том, чтобы касаться её, говорить ей что-то, пить её кровь. Их отношения давно изжили тот формат, что требует слов или прикосновений. Но каждый год, ровно в ту ночь, когда он впервые встретил эту женщину, она приходит к нему - и на невидимую киноплёнку за объективом его глаз записывается фильм, который он будет хранить там, обращаясь к нему всякий раз, когда ему будет казаться, что его актёры, постановщики и режиссёры сделали достаточно, и можно опустить руки. Гармония, которую не воспроизвести человеческими средствами - но которая необходима как ориентир, как законченное произведение, к которому им придётся стремиться, даже если они никогда не смогут его коснуться. Любому художнику нужна муза. Айзек творит своё искусство чужими руками, глазами, оборудованием, и уничтожает большую часть того, что создаётся по его проектам. Когда он только начал работать с Вельвет, главным условием для её продвижения было прекращение карьеры танцовщицы, с шестом или без - и это было не его условие. Желание музы - больше, чем закон. Этот танец, обрамлённый темнеющим алым шёлком, она танцует лишь для него.