С Днем рождения, Хлоя

      Март – самая унылая пора. Особенно здесь, в Орегоне, где даже зимой практически не бывает снега. Он кажется тем затяжным мгновением ожидания, который обычно случается в час перед рассветом, когда ты лежишь с открытыми глазами и не веришь, что буквально через несколько минут тьма расступится, как треснувшая корка льда. Вот так же и я жду, когда наконец солнце иссушит уже надоевшую морось, которая при более удачном стечении обстоятельств могла бы осыпаться с неба блестками снега.       Март – самая унылая пора. Нет, не так... он был бы самой унылой порой, если бы в этот месяц не родилась ты. И твой день рождения посреди этой серой грязности – как луч долгожданного солнца. Мы лежим на твоей кровати, слушая плеер, который я тебе подарила этим утром. Давно не видела такого блеска в твоих глазах – когда ты разрывала праздничную обертку, твое лицо будто озарилось светом. Ты обняла меня с той детской непосредственностью, которую, как ни старайся, утаить в себе не сможешь. Я знаю тебя, как свои пять пальцев. Да что там, как все двадцать.       Твое мурлыканье становится смелее, превращается в слова, которые я уже успела выучить наизусть. Я сжимаю твою руку крепче, и мы поем в унисон.       

Baby stay right here with me... 'Cause I can't see you anymore... This ain't the way it's supposed to be... I feel I'm knocking on heaven's door.

      В моей груди что-то скребется и вибрирует, как зарождающийся крик, но я – пусть и с долей сожаления – подавляю в себе эту не случившуюся бурю. Мне нравится лежать с тобой рядом. Я ощущаю исходящее от тебя тепло, но не потому, что держу тебя за руку, а как-то неуловимо, шестым чувством – оно разливается в воздухе, будто солнечный свет, заполняя собой комнату.       Начинается припев, и ты смолкаешь. Песня продолжает играть, а я точно знаю, что ты сейчас скажешь.       – Я не знала, что ты слушаешь Guns N’ Roses.       Я улыбаюсь. Я и сама не знала. Дальше мы лежим в тишине. И не смотря на то, что мне хотелось бы вот так провести с тобой целую вечность, я нахожу в себе силы оторваться от тебя. Первое правило фотографа – лови момент. Я свешиваюсь с кровати и начинаю копаться в сумке в поисках камеры, а ты, приподнявшись на локте, с любопытством за мной наблюдаешь. Я снова укладываюсь рядом с тобой и поднимаю руку с камерой над нами, чтобы сфотографировать. Ты придвигаешься ближе, прижимаешься щекой к моей щеке и мы обе попадаем в кадр, как единое целое.       В тот момент, когда я нажимаю на кнопку, твое лицо расцветает улыбкой. Я узнаю это по фотографии, которая тут же вылетает из камеры, как появившаяся на свет бабочка. И хотя тебе не терпится ее увидеть, прежде всего я уже отточенным до автоматизма движением беру снимок за самый край и машу им в воздухе, просушивая. Лишь затем я показываю его тебе.       – Это самый чудесный День рождения, Макс, – говоришь ты, и я перестаю улыбаться, потому что знаю – эти слова дорого стоят.       До сей поры ты считала лучшим тот последний твой Днем рождения, где еще был жив Уилльям. Именно поэтому я пыталась его спасти. Твоя мама до сих пор винит себя, ведь в тот роковой день он сел за руль по ее просьбе, но кому, как не мне, знать, что виновных в этой истории не было. Как не было и другого варианта развития событий. Вмешательство в саму материю времени, на которое я пошла, калечит и искажает реальность. Это все равно что пытаться сшить по кускам разорванную одежду – как хорошо бы ты не владел иглой, на ткани все же останутся уродливые швы и результат будет совсем не таким, какого ты ждал.       Мне хотелось бы уметь не возвращать время назад, а его останавливать. Чтобы этот момент никогда не закончился. Но еще лучше было бы и вовсе никаких способностей не иметь. Я хотела бы никогда не узнать этих событий, которые, словно сверкающие нити, тянутся от прошлого к настоящему, сшивая их воедино. Я хотела бы избавиться силы, которая, будто камень на шее, тянет меня ко дну, лишая возможности дышать. Да-да, избавиться, как от бремени, и пусть бы меня хоть сто раз назвали эгоисткой, ведь с возможностью менять ход событий я могла бы спасти столько жизней. Вот только никто кроме меня не знает, что эта возможность не имеет ценности. Есть такие вещи, которые изменить никому не под силу. Даже мне.       Комната вокруг нас уже начинает пылать и съеживаться, будто брошенная в огонь фотография. Я все еще держу снимок с нами в вытянутой руке и он теперь – единственный незыблемый светлый островок посреди разверзшейся тьмы, которая снова отобрала у меня тебя. Я гляжу на фотографию, твоя улыбка отпечатана в моей памяти, будто татуировка на коже, но я все же смотрю на нее, покуда и этот лучик света не меркнет.       Тьма опустилась лишь на мгновение, которой требуется для того, чтобы моргнуть, но я все же успела внутренне содрогнуться. Каждый раз я боюсь, что не смогу вернуться. Что я последую за тобой во тьму и солнце больше никогда не коснется моего лица. Как не странно, страшат меня не мои игры со временем и даже не смерть, а то, что я могу тебя больше никогда не увидеть. Все страхи рано или поздно становятся реальностью – и этот станет.       А пока я сижу за своим столом, и мир вокруг меня снова обретает краски, собираясь по кусочкам воедино, точно пазл. Я держу в подрагивающих руках фотографию, на которой ты и я лежим вместе на твоей кровати. Мы держимся за руки, а между нами пролег черный провод наушников, связавший нас воедино, будто линия судьбы. Слова песни все еще отдаются в моей голове – так отчетливо, что я невольно бросаю взгляд на стереосистему. Ну не может ведь такого быть, что мне это почудилось. Как и не может быть того, что ты умерла пять лет назад.       На фотографию передо мной беззвучно падает капля. Не прозрачная, какой была бы слеза, а ярко-красная. Я торопливо стираю ее, но на бумаге все-равно остается след. Я вскакиваю в волнении, машинально утирая нос тыльной стороной ладони. Я стала реже пользоваться своими способностями, но тем не менее кровотечения из носа только участились. Что ж, за все рано или поздно придется платить. Но пугает меня вовсе не это, а то, что я испачкала фотографию. Мысль о том, что это каким-то образом может помешать мне снова перенестись во времени, щелкает в голове, будто переключатель, нажатие на который вызывает внеплановый поток слез. Я позволяю себе несколько раз глухо всхлипнуть, но не даю своим мыслям затянуть меня в водоворот грусти. Только не сегодня. Не в твой День рождения.       Я бережно беру снимок за самые края и несу его к стенке. Легкий и яркий, он беззащитно лежит на моей ладони, как мертвая бабочка. Ты часто шутила, что я сделала фотографирование тебя новым видом искусства. Если бы ты видела, что вся стена в моей комнате завешена твоими снимками, точно назвала бы меня чокнутой. А если бы узнала, что я перестала фотографировать, то расстроилась бы. Это вышло случайно. В один из тех далеких дней, когда тебя уже со мной не было, я взяла в руки камеру, чтобы сделать очередное свое "сэлфи", а та выскользнула у меня из рук и разбилась. Я хотела было отмотать время назад, но не стала. Зачем мне эта сила, если я так и не смогла спасти тебя?       Я обвожу взглядом стену, расчерченную нитями, на которых, прикрепленные прищепками, висят фотографии. Забираюсь на кровать, чтобы вернуть на место недостающий снимок. Он, как оказалось, единственный, на котором мы вместе. Я так и не успела забрать наши детские фотографии из твоего дома, а когда пришла, было уже слишком поздно. Достаточно было одного взгляда на пустые окна, чтобы понять, что Джойс все-таки переехала. А поскольку вернуться во времени я могу лишь благодаря фотографии, на которой запечатлена я, я берегу этот наш снимок, как зеницу ока. Я уже научилась контролировать захлестывающее меня желание снимать его со стены каждый день и проводить с тобой те драгоценные несколько минут. Но сегодня особенный день.       Я улыбаюсь, хотя на моих щеках еще не высохли слезы. Они текут, как нескончаемые реки, но печаль больше не вжимает меня в землю своей тяжестью. Она светла, как само небо. Как твои глаза.       Я стала намного смелее. Я больше не трусишка-Макс, Хлоя. Жаль, что прежде я была другой. Иначе мы взорвали бы этот никчемный мир всеми цветами радуги.       Я бросаю взгляд на календарь, где, обведенная в красный круг, зияет цифра "11".       – С Днем рождения, Хлоя, – говорю я почти беззвучно.       Я надеюсь, что ты меня слышишь.