Да, он знает.

Его окровавленное, покрытое пылью лицо искажается болью всего на секунду, а потом становиться вдруг каким-то уставше-умиротворенным, как будто искореженная рана в груди его нисколько не волнует, как будто чувство вытекающей из тела крови – невероятное блаженство. Я помню это чувство…примерзкое. Почему? Я нависаю над ним, закрывая от падающих со всех сторон обломков камня. Один вонзился в спину, пробив иерро. Боли не чувствую. Так бывает, когда ее становится слишком много. Мой взгляд не отрывается от его лица. Его в моей жизни тоже стало слишком много, но чувствовать я не перестаю почему-то. Законы природы не работают на нем, он то самое исключение из правил, которое всегда и всех приводило в бешенство. Отклонение. Отвергнутый жизнью за непохожесть…мы все такие – арранкары. У нас с ним, оказывается, есть нечто общее… Только его глаза уставше-умиротворенные, светлые и теплые. А в моих глазах запряталась моя же собственная паскудная душонка. Скорчилась где-то в углу, прямо как он сейчас – подо мной. Мы с ним оба отвергнутые за непохожесть, и больше нас ничего не объединяет, совершенно ничего общего, похожего. Разные цели, разные принципы и взгляды, разные чувства и лица. Он меня хочет спасти, я его – убить. — Что ты делаешь!? – хрипит он, закашливается, сплевывает густую кровавую слюну. Рукой упирается мне в плечо, напрягает последние силы, чтобы оттолкнуть. Стискивает зубы от боли, потому что я не поддаюсь, потому что я сильнее, стонет и откидывается обратно на землю, щедро пропитанную его кровью. Темное пятно расползлось под ним сильно. От камня разит его реацу, а от него самого – потом и кровью, адовой смесью, от которой мне сносит мозги. Я каменное изваяние. Даже не шелохнулся и не моргнул. Взглядом методично сверлю в нем еще одну дыру, только выше его груди на несколько сантиметров, мои глаза беспорядочно гуляют по его лицу, задерживаясь поочередно то на губах, то на глубокой ссадине в щеке, реже – на его глазах. Туда смотреть почему-то хочется меньше всего. Но он в конце концов отворачивается, и тогда я смотрю на его маленькое ухо, наполовину закрытое рыжими спутанными прядями. Цвет его волос, кажется, отдает золотом, и как будто светится. Кожа тоже светится сквозь пыль, только цвет пугающе белый. Ему белый совсем не идет. Зато красный – очень. Я наклоняюсь к нему, сгибая напряженные руки. Носом зарываюсь в волосы на виске и губами прикасаюсь уха. — Ичиго, - выдыхаю шепотом. Он вздрагивает, и я тоже. Он – от испуга, я – от запаха его волос. Резко отпрянув, смотрю наконец в его удивленные глаза. Страха там меньше, чем я ожидал. Почему ты не боишься меня? Он вдруг облизывает губы, и мне кажется, что все происходит будто в замедленном темпе. Его алый от крови язык медленно проходит по нижней губе. Рот теперь весь перепачкан кровью, будто помадой. Да, красный ему к лицу. Почему? Я наклоняюсь снова. Медленно, глядя ему в глаза, прямо в зрачки, и пытаясь заглянуть еще глубже. Почему, блять, ты меня не боишься!? Я жду, что его рука упрется мне в плечо снова, даже если слишком слабо, чтобы остановить. Даже если меня уже не остановить… Вместо этого мой нос упирается ему в щеку, а мои губы в его перемазанный кровью рот. Он коротко выдыхает носом и приоткрывает губы, неловко обхватывает мою нижнюю губу. Тело прошибло от кайфа, как будто меня насадили на тонкую иглу сквозь всевозможные эрогенные точки организма. Глаза закатились. Почему ты не боишься, я ведь хочу тебя убить… Рычу, стону в него, подхватываю под ягодицы и плотно прижимаю к себе. Он задыхается, но я не даю ему оторваться хоть на секунду, и тогда он дышит мне в рот. Его язык на ощупь горячий и мягкий, его дыхание опаляющее и сладкое. Слизываю кровь с его рта. Он обхватывает мой язык губами. — Блять! – хриплю неразборчиво. Руки хаотично шарят по его телу, будто отдельно от меня. Буквально чувствую, как плавятся мозги и все нервные окончания от передозировки ощущений. Что же он со мной делает!? Член стоит колом, и этот ублюдок прекрасно знает об этом. Он знает… Может он не боится меня, потому что уже умирает? Толкаюсь вперед, вжимаясь в его тело теснее. Между нами ни миллиметра свободного пространства. Между нами ебанная пропасть. Он в нее падает, а я остаюсь на краю. Если только протянуть руку… Рукой зарываюсь в волосы на загривке, резко оттягиваю голову назад. Он стонет от боли, смотрит из-под опущенных ресниц. Не могу… наклоняюсь к нему и впиваюсь в подставленные губы. Поцелуй теперь глубже. Он отвечает яростно, как будто сражается за собственную жизнь со мной, но я не хочу ее отнимать у него. Черт возьми, не хочу, чтобы он умирал!!! Чувствую прикосновение к шее. Резко распахиваю глаза и встречаюсь взглядом с ним. Он выдыхает мне в лицо и коротко беззвучно смеется. — Мне уже хватит, - улыбаясь, шепчет он. Я не понимаю. Отодвигаюсь и смотрю, не мигая, на его грудь. Гладкая светлая кожа. От раны не осталось и следа. — Спасибо, что поделился реацу. Не понимаю ни слова, пытаюсь подняться и тут же валюсь обратно, как мешок с дерьмом. Этот сученок… — Ах ты ебанный ублюдок! Ты из меня всю реацу высосал, пиздюк! – скалюсь на него, сердце бешено стучит. Да, он знает. Куросаки легко поднимается, подбирает свой меч и обтирает лезвие об обрывки шикахушо. Я тихо смеюсь. Мне кажется я рехнусь, если не спрошу у него. — Ты меня не боишься? Куросаки оборачивается, смотрит недоуменно. Наверное, я глупо выгляжу. И вопросы задаю глупые. Я же блять его целовал, потому что он при смерти был. А он просто решил вылечиться за чужой счет. Черт! Он мне улыбается. Его рот перемазан кровью и мною. — Нет Знает, что я его … .