***
Чонгук оказывается весьма проблематичным. И если обычно под этим подразумевается «конфликтный», «ненадёжный», то в этот раз Юнги думает, что это слово идеально подходит к «пристающий» и «липнущий». Юнги старательно обходит старшеклассников, пропускает законный обед и уходит очень поздно — лишь бы вновь не столкнуться с чуть насмешливым «Юнги-хён». Обычно, такое в школе непозволительно, но Чонгук даже не задумывается об этом. Не задумывается и тогда, когда прижимает к стене возле спортзала. Юнги вообще не очень любит физкультуру, но в этот раз надо было занести журнал, поэтому выходов особо и не было. И когда он уже готов спокойно выдохнуть и скрыться в своем кабинете, из раздевалки выходит Чонгук. Чонгук, у которого мокрая футболка и волосы, Чонгук, который улыбается зазывно, Чонгук, виснущий в проходе. Он направляется к Юнги совершенно медленно, словно, давая время для побега, но Юнги взрослый человек, а взрослые люди не сбегают от проблем, даже если они почти на две головы выше. — Юнги-хён, Вам не жарко? На улице очень жарко, да? — Чонгук вжимает в холодную стенку, шепчет на ухо и совсем не стесняется. — Чон Чонгук, Вы ведёте себя отвратительно, отойдите, — Юнги пытается говорить строго, но из-за чужих горячих рук на собственной груди выходит хрипло и невнятно. Чонгук отходит, вскидывая ладони в примиряющем жесте. — Юнги-хён, а чем Вы занимаетесь после школы? — Проверкой работ. — А после? — А после встаю на работу. Юнги хмурится, желая ответить так, чтобы Чонгук наконец понял, отстал и забыл. Но Чонгук только хмыкает неосторожно и молчит, разглядывая учителя из-под ресниц. — Мистер Чон, Вы должны понимать, что о Вашем поведении нужно сообщить психологу, — Юнги заламывает собственные пальцы, — или хотя бы родителям, потому что я начинаю чувствовать себя не очень комфортно. — Это потому, что Вы ещё не знаете меня. Как только мы познакомимся поближе, Ваши сомнения отпадут. Юнги шипит разъярённой кошкой, когда Чонгук хватает тонкое запястье. — Руки убери, я не хочу себе проблем, — его характер берёт вверх над учительской этикой, разбивая напущенное спокойствие на мелкие осколочки. — Разберись со своим юношеским максимализмом и гормонами! Найди девчонку, встречайся с ней и отвали от меня. Чонгук, кажется, даже не удивляется, но отходит на пару шагов, давая возможность ускользнуть. И Юнги пользуется ею, выползая из тёплого кокона. В пустом коридоре, когда Чонгук остаётся за спиной, становится совсем холодно. Юнги на эмоциях закуривает недалеко от школы, выпуская клубы дыма. Он вообще с этим завязал уже как месяцев шесть. Намджун после работы предлагает отдохнуть где-нибудь в кафе. Юнги соглашается, потому что ему нужен какой-то перерыв. Ким выслушивает его недовольства спокойно и неожиданно предлагает: — Возьми больничный, сходи и развейся. Вспомни себя в его возрасте, тебе нужно передохнуть, потому что подростки могут быть действительно шокирующими. Юнги этот совет нравится. Он пытается вспомнить, когда последний раз был где-то, кроме уютного кафе, и понимает — ещё тогда, когда был студентом. Он действительно идет на приём к врачу, мило улыбается, жалуется, громко кашляя, и выходит с бланком о больничном на полторы недели. Первые три дня Юнги отлёживается на диване, пьёт кофе и проверяет работы своих классов. Но на четвёртый день все четыре стены его спальни давят так сильно, что кажется недолго и задохнуться. Юнги выбирается в любимый клуб, впервые за несколько лет. Это местечко находится во дворах, и, если бы не Чимин, с которыми они дружили ещё в школе, Юнги бы ни за что сам его не нашёл. Здесь всё немного меняется, на входе уже стоит парочка охранников, аудитория преимущественно — взрослые дядечки, шайка которых разместилась неподалёку и, выпуская дым, весело гогочет о чём-то. Уже нет сборища школьников, ярко накрашенных девиц и горького пойла — теперь у барной стойки стоит профессионал, девушек практически нет. Всё та же громкая музыка, рэперские и танцевальные битвы. Юнги и сам когда-то в таком участвовал и таким образом заработал местный авторитет. И Чимин этим тоже грешил, правда, вскоре перешёл на танцы. Юнги всегда нравилось смотреть на его изгибающееся тело, грациозность и мужественность. Поэтому, когда кто-то уверенно хлопает его по плечу, Юнги даже не приходится оборачиваться, чтобы узнать эту маленькую ладошку. Чимин улыбается, кричит что-то, а после неожиданно показывает куда-то вбок. — Это Чонгук, — хихикает мило, ероша тёмные волосы, — мы с ним недавно познакомились. Самое обидное — Чонгук даже не показывает, что они знакомые. Юнги кивает скомкано, слушает Чимина, а после извиняется и выскакивает на улицу. Холодный воздух обжигает шею, щёки и пальцы. Юнги срочно нужно успокоиться, вдохнуть поглубже, перестать так нервничать. Он пытается стрельнуть сигарету у компании возле скамейки, у случайного прохожего и даже у охранников, но, словно на зло Юнги, никто здесь не курит. Он шипит, уже желая развернуться и уйти домой, но чьи-то сильные руки перехватывает поперёк груди. — Юнги-хён, курить плохо, — шепчет Чонгук, тем не менее отдавая Юнги желаемое. Мин щурится, но принимает, щёлкает зажигалкой и выдыхает клубы дыма. Как интересно получается — ушёл, чтобы не видеть Чонгука и успокоиться, но смог выровнять дыхание только тогда, когда Чонгук сжал своими ладонями локоть. — Почему ты здесь? — Юнги ёжится на холоде, растирая пальцы. — Увлекаюсь немного танцами, — пожимает плечами Чонгук. И Юнги этого достаточно. Они возвращаются в душное помещение и Юнги чётко ставит цель — главное, не напиться. Здесь его ученик, и не факт, что только Чонгук. Но всё идёт насмарку, стоит появиться Чимину, который сразу же льнёт к Чонгуку, что-то мурлыча на ухо. И то, что Чон не отталкивает и не морщится, может означать только одно — он не против, а значит, между ними есть какая-то связь. Это осознание бьёт Юнги прямо в грудь, и пару минут он не может нормально вдохнуть воздух. И в ухо что-то противно шепчет: «Упустил. Упустил такого парня. А Чимин не побрезговал, Чимин будет счастлив. Они оба будут счастливы». Юнги желает заглушить этот голос, но музыка не помогает. Бармен заманчиво смотрит, и бутылка в его руках так искрится, что он всё-таки решается. Сначала алкоголь непривычно жжёт горло, но второй, а после и третий, четвертый и пятый стакан идут, словно вода. Чимин только хихикает, целует куда-то в щёку и сообщает, что ему нужно отойти. Конечно, думает Юнги, отойти ему надо. Наверняка, считает он, в туалет. И по собственному опыту прекрасно знает, что случается в туалетах клуба. Но тут же себя одёргивает, когда понимает, что в груди неприятно колет. Чужие руки на его талии не такие горячие, как у Чонгука. И дыхание не пахнет мятной жвачкой и апельсинами — от незнакомого парня разит водкой и потом. Но Юнги плевать, он тянет мужчину на себя, связывая их жёстким поцелуем и даже не охает, когда его пихают к стене. Но охать приходится, когда чьи-то сильные руки оттаскивают от него незнакомца. Ладони горячие и Юнги, не открывая глаз, знает, кто это. Слышатся звуки небольшой потасовки, которую разрешает Чимин, уводя симпатичного незнакомца. — Ну и что ты сделал? — Юнги злится, выхватывает свою куртку и идёт на выход. Чонгук идёт рядом молча, до самого дома идёт. Тоже, наверняка, злится, но ничем это не показывает. — Почему ты пристал ко мне, как банный лист? Девчонок тебе мало? Или так хочется вывести меня? На этих словах Чон гасит улыбку и пожимает плечами. — Хён, ты мне нравишься. Его глаза и улыбка при этом выбивают у Юнги из-под ног землю. Ещё бы чуть-чуть и он бы пропахал своим красным лицом землю. Но что-то стоически удерживает его на месте. Чонгук провожает до самых дверей, ждёт ответа, но после уходит, оставив на щеке мимолётный поцелуй.***
Больничный Юнги решает завершить пораньше. Просто приходит на следующий день весь взбудораженный и громким шёпотом всё рассказывает Намджуну. Ким слушает, охает на некоторых моментах и действительно сочувствует. Юнги весь день мечется от желания «пойти и найти Чонгука» до «просто сбежать из этого дурдома». На четвёртом уроке Юнги совсем измотан. Дети громко переговариваются, особенно две девочки на первой парте, и Юнги хочет сделать им замечание, когда краем глаза замечает заинтересованные взгляды. Девочки громко шепчутся, Юнги, нарушая правила этикета, прислушивается к чужим словам. — Знала, что Чонгук… — Который из старших? — Да, — одна из девочек мечтательно улыбнулась, — поспорил с друзьями, что сможет уломать мистера Мина. — Что? — вторая удивлённо почти кричит. — Про это знает большая часть школы, — шикает первая. — Мистер Мин новенький, мне его даже жаль. — Неужели, Чонгук из этих? Юнги выдыхает максимально глубоко, мечтая задохнуться прямо на этом уроке. Он не слышит Чонгук из «этих» или из «тех». Скрипя мелом, Мин выводит на доске аккуратные буквы подрагивающей рукой. В голове вертится «всё хорошо», но Юнги перечёркивает это всё хорошо — как можно было довериться школьнику, подростку, который в том самом возрасте, когда все пытаются что-то доказать? Как можно было слушать его признание, надеясь, что он говорит правду? И почему же от неожиданного открытия ему так неприятно? Урок заканчивается, и Юнги нетерпимо вылетает из кабинета первый. Он умывает лицо холодной водой, разглядывая себя в зеркало. Когда компания одиннадцатиклассников вваливается в туалет с громким криком, Юнги замирает. Чонгук явно находится среди них, поэтому смех быстро стихает. Приходится выйти из комнаты, не поднимая глаз, но Юнги всё равно чувствует прожигающий спину взгляд и тихие перешёптывания. Всё становится в разы хуже. Юнги почти тошнит, когда он замечает Чонгука, зажимающегося с одноклассницей. Они стоят в коридоре так близко, что почти касаются губами. Юнги шипит, когда режущий и противный комок останавливается в горле. Он почти чувствует нарастающую пульсирующую боль. Чонгук оборачивается в тот момент, когда слёзы всё-таки проходят невидимый барьер и скатываются по щекам. Его лицо как-то заметно мрачнеет и девчонка больно отпихивается в кабинет. — Юнги-хён, что случилось? Тебе больно? Кто-то обидел? — он выглядит таким заботливым, немного нервным, отчего ещё больнее. Юнги ощущает себя избалованным ребёнком. — Ты случился. Знать тебя больше не желаю, твой спор проигран, — шепчет он, ударяя кулаками чужую грудь. — Мелкий мудак. Всё сливается в одно пятно, ступеньки под ногами пролетают незаметно, Юнги выходит из школы, напрочь забыв про куртку и портфель. В автобусе люди на него странно косятся, но он только садится на свободное место и решает — нужно закончить всё прямо сейчас. Но прямо сейчас не получается. Чонгук встречает его у самых дверей подъезда, когда вокруг темно, ночь и Юнги сильно пьян. Он поднимает свою голову, когда Мин пытается найти ключи в кармане, и хмыкает. Хён сейчас неуклюжий, пьяный, податливый и мягкий. Юнги слышит смешок и оглядывает знакомый силуэт. Злость и обида крупными буквами располагаются на его лице. Он проходит мимо, словно так и надо, и заходит в подъезд под пристальным взглядом. Чонгук заходит следом и зажимает у самой лестницы тщедушное тельце. — Хён, что случилось? Просто скажи мне, кто тебя обидел, — он шепчет, нависая всей массой. — Подожди, — Юнги натянуто и показательно улыбается, чтобы в следующую секунду его лицо исказилось в разочаровании, — ты споришь на меня, постоянно липнешь, унижаешь перед школьниками, а потом зажимаешь девочку в коридоре, и после этого спрашиваешь, что же случилось? Плохая погода на улице, блять, случилась. Он почти кричит, вцепившись в чужой ворот. — Отвали от меня, Чон Чонгук. Слова выходят едким тоном и Юнги упирается в горячие и внушительные мускулы. — Я не могу, — Чонгук говорит подавленно и растерянно, — я не думал, что ты начнёшь мне действительно нравиться. Хён, прости, пожалуйста. — Знаешь, я уже устал, — Юнги выворачивается, когда мальчишка хочет опустить свою голову на его плечи, — иди и зажимай свою девчонку, смотри дурацкое порно, а от меня от-ва-ли. Чонгук издаёт смешок. — Но идея с порно была хорошая, да? Ты бы видел своё лицо, когда вошёл в класс. Юнги тоже улыбается, хмыкая. Тогда он не знал, что делать, и с того времени мало, что изменилось. — Хён, ты лучше любой девчонки. Чонгук целует в шею и Юнги думает, что там распускается цветок, не иначе — приятное, немного покалывающее ощущение чужих губ на своей коже нравится ему до дрожи в коленках. И всё приходится списать на опьянение, потому что, когда Юнги был в восторге от перекаченных школьников? Но обида остаётся глубоко в груди, и Юнги это понимает только тогда, когда первые слёзы капают на тёмную куртку Чонгука. Он сдерживает всхлипы, удерживаясь за предплечье Чона, чтобы не упасть на холодную плитку, и шепчет грустно: — Чонгук, я очень сильно устал. Очень. И я буду благодарен, если ты сейчас уйдёшь. Чонгук отрывается от своего занятия, будучи увлечён россыпью засосов. Он пугается всего лишь на мгновение. — Хён, не плачь, пожалуйста, — очень тихо говорит, стирая чужие слёзы. Юнги неимоверно стыдно, он утыкается в чужую шею, и спрашивает: — Ты же серьёзно? Чон замирает, и Юнги расценивает это по-своему. — Ладно, я понял. Тебе так хочется выиграть этот спор? Что мне надо сделать? Поцеловать тебя на глазах у всей школы? Или, может, разрешить выебать себя? Чонгук рычит как-то непонятно. — Только попробуй. Лишь я должен видеть тебя, изнывающим от желания. И у Юнги что-то сжимается внутри. Он первый целует глубоко, прижимаясь к горячему телу. В квартиру на третьем этаже они попадают Бог знает как, но Юнги уже без куртки, откидывает ботинки и шипит, когда Чонгук отвлекается на разглядывание квартиры. — Потом посмотришь. Чонгук мысленно соглашается и помогает Юнги раздеться — без своей мешковатой рубашки и форменных штанов он выглядит беспомощным. Но в глазах отсвечивает не беспомощность, а что-то дикое и неуловимое. Чонгук завороженно проводит по чужой щеке и хочет утонуть навсегда, оставиться погребённым под этой светлой радужкой. — Чонгук, я понимаю, что неопытность и всё такое, но, когда ты планируешь заняться сексом, нужно раздеваться, — Юнги задевает его своими словами, толкая к стене. — И откуда же ты это знаешь? Много опыта было? — хмыкает Чонгук, когда Юнги всё-таки стаскивает его рубашку. — О, мне и недели не хватит, чтобы рассказать тебе всё, что я попробовал. Глаза Чонгук закатывает, но губы поджимает. Его руки плотными тисками смыкаются на чужой талии и жёсткий поцелуй впечатывается в нежные губы. Он доносит Юнги до кровати, пока тот самозабвенно исследует его шею и крепкие мускулы спины. Юнги падает на собственную кровать, отлучённый от горячей кожи. Теперь, на голубых простынях, ему совсем холодно. Но Чонгук не даёт остынуть полностью, наваливается сверху, целует, проводит широкими мазками языка от ямки ключиц до груди, кусает кожу у рёбер и смотрит, смотрит, смотрит. И Юнги плохо от всего этого. Слишком жарко, слишком сильно сжимают чужие руки, слишком страшно. В животе неприятно тянет, когда Чонгук спрашивает: — Очень много опыта, чтобы на сухую? Юнги глядит на него, испуганно поджимая пальцы на ногах. Но Чонгук улыбается, заметив изменения на лице, и шепчет успокаивающе: — Я пошутил, Юнги, расслабься. Тебе никогда не будет больно со мной. И Юнги верит. Верит настолько, что позволяет закинуть тонкие и бледные ноги на внушительные плечи. Чонгук достает что-то из своей сумки. Это оказывается небольшая баночка, и, когда он открывает её, Юнги чувствует расползающийся аромат вишни. Как в далёком детстве пах бальзам для губ его мамы. Юнги даже пробовал откусить его, но мама вовремя заметила и отняла вкусно пахнущий бальзам. Чонгук вымазывает в геле пальцы и после кружит ими у самого входа, ладонями разводя две половинки. Юнги почти скулит, когда первый палец проникает внутрь. Что бы он ни говорил, но опыта у него никакого и в помине нет. Чонгук нежно целует в губы, отвлекая от своих движений пальцами. Юнги в напряжении уже ощущает три пальца и по-настоящему скулит, когда Чон начинает ими двигать. Больно, неприятно и страшно от того, что член Чонгука упирается ему в бедро. Но его ощущения меняются, стоит Чонгуку изменить угол давления. По коже расходятся мурашки, Юнги выгибается, и первый стон слетает с его губ. Чонгук чуть замирает, разглядывая вот такого Юнги: нежного, ластящегося, с блестящими губами и быстро опускающейся грудной клеткой. На Юнги с россыпью фиолетовых засосов на шее, который цепляется всеми пальцами за него. — Ты такой красивый, хён, — шепчет Чонгук в самые губы. Он входит медленно, цепляя хрупкие бока. Юнги стонет громко, его руки соскальзывают и приходится вцепиться ими в простынь. Он выгибается красивой дугой, когда Чонгук входит до самого основания. Чонгук двигается равномерно, сжимает упругие ягодицы и кусает чужое предплечье. Юнги визжит, пытается ускользнуть, но сам понимает, что посодействовал чонгуковой ревности. Ритм постепенно увеличивается и громкие хлопки заполняют комнату. Юнги весь сжимается, когда понимает, что достиг своего предела. Пальцы на ногах подгибаются и Юнги скрещивает ноги позади спины Чонгука, желая, чтобы он был ближе. И Чонгук становится ближе, делает последнее движение и замирает — кончает следом. Его спина мокрая, и руки немного дрожат от напряжения. Чонгук валится на Юнги, придавливая всем телом к кровати. — Мне тяжело, — выдыхает Юнги, пытаясь выбраться, но всё, чего он, обессиливший, может добиться: его захватывают в крепкие объятия.***
Юнги просыпается рано утром. Первая мысль, которая приходит к нему — «как незаметно сбежать». Но он тут же вспоминает, что это его квартира, поэтому приходится сбегать не так далеко — всего лишь в ванную. Его отражение довольно-таки помятое. Юнги ужасается количеству синяков, но понимает, что ему это всё нравится. Чонгук вылазит из кровати только под самый обед. Юнги уже готов идти на работу, варит кофе и пугается, когда большие ладони обнимают его поперёк. — Я думал, что ты сбежал из собственной квартиры, — хмыкает Чонгук и выхватывает чашку. Юнги удерживает вертящееся на языке «хотел» и хмурится показательно. — Детям нельзя пить кофе. — Прошлой ночью ты называл меня иначе. Чонгук произносит это нараспев, оставляя смущённого Юнги на кухне, и идёт в спальню, чтобы собрать вещи — в школу он уже безбожно опоздал. Юнги действительно краснеет, потому что думал, что вчерашнее, произнесённое совсем тихо «папочка» останется неуслышанным. Но у Чонгука хороший слух и однажды Юнги всё-таки приходится очень громко называть его именно так, потому что «хёёён, ну давай попробуем».