И в час на огненном закате...

И в час на огненном закате Меж гор предвечных видел ты, Как дух величий и проклятий Упал в провалы с высоты. И там, в торжественной пустыне, Лишь ты постигнул до конца Простертых крыльев блеск павлиний И скорбь эдемского лица!

Пламенные лучи заходящего солнца окрашивали обломанные горные пики сухим, плавящим светом. Иссушенные, казалось, изможденные, скалистые плиты ярко горели жженым камнем. И по этим пылающим уступам, переступая небольшими шагами к самому краю, бредёт он. Идёт, не отрывая взгляд от горящего огненного светила, что так нещадно высится над его ликом. Чернильно-чёрные крылья за его спиной дрожат отдельными перьями по горному ветру, не в силах раскрыться и отдаться ему полностью. Воспарить, взлететь над самим ветром и солнцем, взвиться и… камнем упасть вниз. Не в силах. Не могут. Сломаны. Сломаны, истоптаны, сожжены несчастной любовью. Если не взлететь больше... Зачем тогда жизнь? Зачем ему существовать, таща следом опустошенно-черный груз? Шаг. Горячий камень обжигает огрубевшие ступни. Солнце выжигает жизнь из черных, таких ворожащих дотоле, глаз. Шаг. "Прощай" Дикий свист противящегося, холодного, но сушащего ветра заставляет зажать уши. Еще немного. Крылья расправляются на лету, осыпаясь черными с проблесками перьями. Словно стая перелетных птиц в горном ущелье, разлетаются они в разные стороны, цепляясь за острые камни. Оглушающе громкий в звонкой тишине гор удар тела о обломки скал. Хруст костей, словно ломающийся прогнивший забор, расплывается по каменным сводам, трепеща кружащими перьями. Крылья распростерлись по дну ущелья, скрывая в своих черных складках переломанное тело. Не тело - переломанную душу. Есть ли у Демона душа? Теперь - нет. Вон она: раздавленная, растертая в пыль свистящим ветром, испепелённая пылающим солнцем, растоптанная ногой человека, незамеченная.