Two sides of the same coin

Чара чувствовала, как падает вниз, без возможности бежать или спастись. Скрещенные руки на груди, плотно сжимающие ворсистую ткань греющего одеяла, нервно подрагивали в постоянных конвульсиях. На лбу выступили капельки пота. Глаза плотно зажмурены, дыхание было неровным. Очередную ночь её преследовали лишь кошмары. * * * — Азриэль, хотел бы ты увидеть солнце? Из высоких окон тронного зала мягкими, теплыми лучами выходил свет, лаская спины детей, сидящих друг напротив друга. Их тени, перемешиваясь с отсветами золотых цветов, создавали причудливое сияние, отсвечивающее полумраком. Одна детская фигура вздрогнула после прозвеневшего в тишине вопроса, воскликнув с долей удивления: — Чара… к чему ты этим интересуешься? Девочка, спустя время лишь пожав плечами, задумчиво оторвала от стебелька золотистый цветок, с тихим треском отсоединяя его сияющие лепестки. На душе создавалось беспокойное ощущение, совершенно не подходящее под умиротворенный момент настоящего. Она хочет знать. — Ну… разве ты не читал о нём в книгах? Ты знаешь, какое оно сияющее?.. И как оно греет? — Ох ну… у нас тоже есть свет. И он также хорошо греет, — задумчиво произнёс монстр. — Но ведь солнце совершенно другое. Ты бы знал, как красиво наблюдать за ним под вечер. В этот момент небо окрашивается в разные оттенки красного и рыжего, а солнце опускается всё ниже, будто бы нас покидая… Человеческое дитя, встав с места, рвало цветы, постепенно сплетая их между собою. Маленькие пальцы ловко проникали между стебельками, аккуратно завязывая в единое целое. Лютики создавали волшебный орнамент, будто бы отражая свет снаружи. Она продолжала говорить тихим голосом: -… и раньше я всегда считала, что когда солнце опускается вниз, то оно попадает к вам, к монстрам… чтобы освещать ваше Подземелье. Но была прервана тихим тоном друга: — Если бы всё это было на самом деле… Фигура замерла. — Так ты правда хотел бы этого? — Конечно же. Мне кажется, что лучи солнца намного приятнее освещения в Подземелье. А еще старый Герсон говорил, что оно ласкает кожу и будто бы согревает изнутри! Но… Ты же знаешь, это невозможно… — Азриэль, наклонив голову вперед, стараясь не встречаться взглядом с сестрой, молча подобрал сорванный букет, вставая с пола, — и если бы так было на самом деле, монстры стали бы хоть на капельку счастливее. Так? Тишину разбавляло лишь пение птиц за окном, сопровождаемое утренним многоголосьем. — Раз ты так думаешь, то… как можно исполнить их мечту? Мечту монстров? Её брат сжал кулак, тихо вздохнув. Девочка, сделав шаги в сторону друга, осторожно подошла к одинокой фигуре, подняв руки с готовым изделием и аккуратно положив его наверх. Золотистый венок мягко лег на голову Азриэля. Тот, лишь грустно улыбнувшись, прикрыл глаза. Немой знак благодарности. — Я считаю, что… — рука беспокойно сжимала пучок цветов, — монстры стали бы счастливее, хоть глазком увидев мир на Поверхности. Но не стоит отчаиваться, верно? Дети поникли, опустив руки и смотря себе под ноги. Ветра не было, но лепестки цветов слабо колыхались будто бы под невесомым, легким бризом. Это успокаивало. — Мама и папа верят в то, что мы сможем уйти отсюда. Что мы сможем победить и подружиться с людьми. Ведь ты стала одной из наших надежд, Чара. Мы сможем! Просто должно пройти некоторое время. У нее промелькнула ироничная, печальная мысль: «Он все еще надеется на дружбу. Азриэль верит, что сможет найти общий язык с ничего не чувствующими людьми. Он не боится быть пораненным и изможденным...Отдает всего себя тем, кто этого не заслуживает.» Азриэль, сняв венок, вновь положил его в руки сестры, осторожно сжав ее пальцы в знак поддержки. Спустя время он, развернувшись, вышел из зала, оставив Чару в подавленном одиночестве. «Что было бы, если бы монстры вновь вернулись наверх?» «Стали ли бы они беззаботными? Стали ли бы они свободными? Стали ли бы они счастливыми?» «Остались бы они в живых?» Рука безвольно дрогнула, беспощадно сжав переплетенные цветы в руках и смяв их, постепенно убивая не только их душу, но и душу человеческого дитя. * * * — Моё дитя, ты в порядке? Чара вздрогнула, подняв прикованный взгляд к пылающему пламени камина к обеспокоенному, взволнованному лицу Ториэль. Мама, поставив перед ней кусок ирисково-коричного пирога, очень притягивающего своим пряным ароматом, сказала: — В последнее время ты стала более задумчивой. Что-то произошло? Можешь рассказать об этом, если тебя что-то тревожит, — ласковая рука погладила девочку по каштановым волосам, заставляя ту умиротворенно закрыть глаза и беззвучно вздохнуть. В такие моменты Чара привыкла натягивать на лицо непринужденную улыбку. Улыбка - защита, скрывающая настоящие эмоции глубоко внутри. — Всё хорошо… правда, — от лжи в горле оставался неприятный, плотный ком, — пирог выглядит очень вкусным… как и всегда. Спасибо, мам. Столько времени прошло, а оно так и остается непривычным. Это имя… Ториэль со своим чистым и добрым сердцем достойна куда большего, чем оказаться запертой в Подземелье. Никто из монстров этого не достоин. На её лице отразилась улыбка, но куда более настоящая, чем скрывающая гримасу боли улыбка Чары. — Благодарю тебя. Чем хочешь заняться после обеда? Пока у меня выдалась свободная минутка, можем позвать твоего брата и прочитать интересные истории возле камина. Вместе с папой. Собраться всей нашей семьей. Всей семьей… это определенно стоит того. Девочка ценила подобные моменты, боясь того случая, когда всё это исчезнет, словно сладкий, долгий сон, длиною в целую жизнь. Но ведь когда-нибудь такое наступит, не так ли? Она знала ответ. Чара, пропустив паузу, попросила: — Мы можем почитать истории о прошлом? О том, что происходит снаружи? О... людях? На лице матери дрогнула нотка печали. — Конечно же. Если ты хочешь, моя милая. Она, вытащив с полки темно-синюю книгу в потрепанной, слегка запылившейся обложке, посадила ребенка к себе на колени и начала читать вслух, заставляя девочку впасть в легкую, приятную полудрему... Чару согревали мамины объятия и треск пламени из камина. Голос замолк, книга тихо захлопнулась. Чара распахнула глаза, пробудившись и вызывая на лице у Ториэль добрую ухмылку. Девочка тихо произнесла: — Мама, я могу задать вопрос? — Я слушаю, моё дитя. — Как ты думаешь, смогли бы вы попасть на Поверхность в скором времени? Я имею в виду, — её голос дрогнул, — смогли бы монстры победить? И даже с помощью человека? — Для этого потребуется немало усилий. И разве среди нас есть человек, кроме тебя? — Но ведь… вдруг я смогу помочь вам освободиться? Что, если это единственный шанс? Я… уверена в этом. А монстры обретут вечную радость и свободу, — голос постепенно стихал, обретая настойчивость, — на всю жизнь. Ториэль, спустя время издав тихий смешок, восхищённо прошептала: — Чара, ты и правда чудный ребёнок… * * * — Этот чай очень полезен, Чара. Золотые цветы в сочетании с мёдом дают успокоиться и упорядочить свои мысли… не забудь тщательно размешать, чтобы усилить эффект, — сказал король Азгор своим приятным, тихим баритоном, беря в руку фарфоровый заварник и струёй выливая из его носика полупрозрачный, душистый чай. По комнате тут же разнесся благовонный аромат, будто бы окутавший окружение и заставляющий впасть в легкую дрему. «Отлично помогает от бессонницы», — вспомнила Чара строку из книги по ботанике, описывающей экстракты полезных трав. Учебник и правда был интересен, даже несмотря на то, что большинство написанного было напрочь позабыто. После падения… Будто бы машинально, в голове тут же всплыл образ старых книжных страниц, их приятный запах, пыльный воздух библиотеки. Девочка сделала небольшой глоток. Теплый напиток приятно согревал изнутри, даря уют и настоящее наслаждение. И правда, будто бы чудесный эликсир… Постепенно, вместе с внутренним теплом, сознание наполнялось давними воспоминаниями. Этот легкий запах. Он напоминает что-то давно позабытое, но одновременно такое родное… «Деревня. Любимая золотистая поляна. Яркие солнечные лучи и легкий ветер… а неподалеку всегда раздавался детский смех. Просто умиротворенный покой.» Сознание закрыла пелена былых воспоминаний. Старый дом, Поверхность… сколько времени прошло? Как давно Чара видела настоящее голубое небо? Резким рывком ностальгию разорвал голос из реального времени: — Чара? Ты слышишь меня? Распахнув глаза и чудом не уронив чашку на землю, девочка ощутила на себе пристальный, внимательный взгляд приёмного отца. — Да. Слушаю. Что не так? — Ох, не переживай, — чашка звонко опустилась на стол, накрытый белой, полупрозрачной скатертью, — ты расслышала, что я говорил? Чара поникла, сделав виноватый вид. Несмотря на это, вины она не ощущала вовсе никакой. Приятное ощущение былой жизни тут же улетучилось, оставляя внутри сердца лишь странные пустые чувства. — Прости, — в высказывании не было ни нотки искренности, — я задумалась. Азгор медленно кивнул. — Понимаю… всё бывает, дорогая. Я хотел поинтересоваться, слышала ли ты когда-нибудь старую, но знакомую всем монстрам легенду? Очередная "новая" сказка от родителей? Кто его знает. Чара любила сказки. Но понимала, что их пишут лишь для того, чтобы устроить интересную, желаемую жизнь героев хотя бы на листах бумаги. В реальностях такого не происходило вовсе. А вот легенды… В них должна быть небольшая, но весомая доля правды. — Я читала сказки. Повести. Выдуманные истории. Но легендами не делился со мной никто. — Значит, тебе стоит это послушать. Всё началось с того, что однажды, давным давно, разразилась жестокая война… … уносившая многие жизни воевавших. Люди, монстры, остальные безобидные существа - абсолютно все уходили в царство Великого Бога Смерти, который не щадил абсолютно никого. Голод, войны и болезни всё чаще сокращали численность. А клевета, ложь и опасения, скрывавшиеся посреди людей, обвиняли во всем монстров, кладя на тех все нынешние проблемы. Разразилось очередное нашествие споров и конфликтов, превратившееся в войну. Легендарную войну между людьми и монстрами, называемую «Расовым столкновением». Человек победил нечестным путем, запечатав проигравших с помощью магического заклинания под землёю. И не было им оттуда прохода, пока они не соберут несколько безгрешных, чистых душ человека, чтобы открыть барьер, и вновь ощутить на своей коже приятные, ласкающие лучи солнца. Они ждали человека с Поверхности. Проходили года…» -… но надежда всё еще оставалась с ними. Навечно. Тихий голос короля тут же замолк. Тишину, появившуюся между двумя в воздухе, нарушало лишь звонкое пение птиц за окном. Азгор, давая Чаре время на размышления, отодвинул стул, подойдя к широко распахнутому окну и взглянув на улицу. — Какой прекрасный денёк на улице… птички поют, цветочки благоухают… замечательная погода для игры в догонялки, — послышался вздох. Чара обернулась, подняв взгляд на смотревшего вдаль отца. Пустая чашка с высушенными лепестками лютиков, стоящая на слабоосвещенном столе, лишь немного поблескивала. Девочка взглянула на нее, размышляя. — Папа? — Мм? — Золотые цветы могут приносить лишь пользу? Король, сделав полуоборот к дочери, лишь грустно улыбнулся. — Любая вещь имеет обе стороны медали. Какой бы она ни казалась полезной и безобидной, она имеет и вред, свои темные черты… к сожалению, это так. Эти цветы, — он указал в сторону сияющих светом клумб, — имеют ядовитые свойства. Но, всё же, использовать стоит только хорошее! Король, погладив ребёнка по плечу, тут же подбодрил её своей улыбкой, кинув взгляд на время: — Упс. Время чаепития окончилось. А теперь, Чара, не хотела бы ты сходить в сад и помочь мне с саженцами? Невозможно отказать. — Конечно, пап. — Вот и славно. Я поджидаю тебя там. Не забудь надеть защитные перчатки и свою милую шляпку, чтобы не испачкаться. Чара, сложив руки на коленях и закинув голову назад, облегченно выдохнула. После чего, медленно моргнув и уставившись на светлый настенный блик, подумала: «Получается, что даже такая невинная вещь, как лютик, может привести к гибели?». На лицо набежала тень, а брови нахмурились. «Жизнь всюду строит нам ловушки». * * * Комната находилась в полумраке, имея лишь единственный источник освещения — лампу с бардовым абажуром, свет которой откидывал длинные, глубокие тени. На ворсистом ковре сидела расслабленная фигурка, наблюдающая то засветившимся, то плавно потухающим ночником, отражающим от себя очертания в виде комет и падающих звёзд. В руке человеческого дитя был сжат лютик. Цветочный сок, изобильно текущий от каждого сжатия лепестков, стекал по тыльной стороне ладони, а цветочная сердцевина беспощадно умирала. Чара и не думала о боли, которую причиняет цветку. «Заслуживают ли боли те, которые сами делают другим больно?» От стороны лампы играла тихая мелодия музыкальной шкатулки. Чара наблюдала за переливающимися силуэтами, вслушиваясь в музыку и представляя перед собой то самое падение. Пещеру. Гору Эббот. Фигура, откидываемая от себя тень на противоположную стену, тут же поникла, будто бы сдаваясь. «Кажется, будто бы ничего не предвещает беды…» За спиной раздался тихий, еле слышимый стук в дверь. Она тут же отворилась, оставляя на полу яркую полоску света. За стеной показалось темно-фиолетовое одеяние. — Моё дитя, ты не голодна? — раздался мягкий, чувственный голос Ториэль. Девочка поёжилась, что, впрочем, осталось незаметным. — Нет, мама. — Получается, ты не хочешь пообедать с нами? Я сделала улитковый пирог. И я знаю, что ты хотела шоколадный, твой любимый, но… — Всё в порядке. Не волнуйся на этот счёт. Тори зашла в комнату, держа в своих руках серебряную тарелку со свежим кусочком нового лакомства, так любимого Дрииммурами. — Если ты передумаешь, то мы ожидаем тебя в гостиной. Поставив ломтик рядом с дочерью, королева погладила её по голове, лучисто улыбнувшись. Для Чары показалось, что нет ничего важнее этой самой эмоции, которую ей бескорыстно дарили изо дня в день. — Не загружай себя грустными мыслями, Чара. Ты — будущее людей и монстров. После чего, развернувшись, беззвучно затворила за собою дверь, оставив человека в тишине и покое. Безмятежность разбавляли лишь тихие щелчки светильника и смех, тихо раздавшийся за плотно закрытой дверью. «Будущее людей и монстров… какая ирония». Чара расправила плечи, кинув взгляд на фоторамку, стоящую возле кровати. «Я лишь думаю, что я выше последствий». Она встала, игнорируя ломтик пирога и подойдя к предмету, взявшему её интерес. Даже несмотря на то, что фотография стоит уже множество дней, и видит она её каждую ночь. «Так нельзя. Жизнь такого не любит. Если не раскаяться, я получу по заслугам. А от этого станет только хуже». Перед глазами тут же пронеслась череда несчастий, преследовавшая её на Поверхности всю жизнь — они состояли из горьких и частых слёз, которые проливались в те моменты уединения или пока никто не замечает. Девочку дети и взрослые не замечали часто. Сейчас же Чара заплакать не могла. Из-за бессилия. «Я и сама причинила немало боли, сгорая в муках там, наверху… а теперь здесь устроилась жизнь, о которой я всегда мечтала. Прямо как в сказке. Или во сне…» Палец медленно прошел по фоторамке, остановившись на ярко улыбающихся лицах родителей и брата. Приёмной семьи, так радостно её встретившей и принявшей. «Я так надеюсь, что оно не превратится в непробудный кошмар...». Чара прислушалась к спокойному ритму биения сердца. «Они помогают мне… а мне нечем даже выразить свою благодарность». В голове вспыли отрывки недавних разговоров: »… монстры бы стали хоть на капельку счастливее. Мне кажется, этого можно добиться! Мы сможем пронести свет, согревающий снаружи, в Подземелье, с помощью любящих сердец!» «Для этого потребуется немало усилий… Чара, ты и правда чудный ребёнок.» «Любая вещь имеет обе стороны медали. Какой бы она ни казалась полезной и безобидной, она имеет и вред, свои темные черты… к сожалению, это так. Но, всё же, использовать стоит только хорошее!» Они так отчаянны. И так мягки ко всему существующему. Разве в мире существует такая бескорыстная, истинная доброта? Милосердие? В голове на миг воцарилась воющая пустота. Вскоре там прозвенела лишь одна отчетливая, полная смешанных чувств мысль: «Нет, я… могу им помочь. Но для этого нужно много риска и Решительности.» Наклонив голову, девочка отошла от фото, после чего, захватив тарелку с пирогом, вышла из темной комнаты, сощурившись от яркого света в коридоре. Она зашла в гостиную, в камине которой горело яркое пламя. За столом сидела мирно обедающая семья, разговаривающая между собою и улыбающаяся. «Вместе они выглядят так мило… Втроём. Без меня. Мне не место среди них». Девочка, решив обойтись без лишних слов, - порою, они только мешали людям понимать друг друга, - звонко поставила пирог на стол, заявляя о своем присутствии. В её сторону тут же озадаченно обернулись головы, окинув беспокоящимся взглядом: — Чара, всё хорошо? Ты плачешь? — Моё милое дитя, всё в порядке? — Чара, дорогая, почему ты расстроена? Кругом осыпались вопросы. Нижняя губа девочки в зеленом свитере подрагивала, а ее руки тут же сжались в кулаки. Она резко соскочила с места, затянув в объятия своих родителей и, беззвучно всхлипнув, закрыла глаза. От её уст всё же раздались тихие, подрагивающие слова: — Прошу… п-простите меня… я люблю вас… я правда не хочу вас потерять… — по щекам медленно заструились горячие слёзы, — м-мне не хочется делать этого, н-но, пожалуйста… поймите, я правда хочу помочь… Они в первый и последний раз увидели её плачущей. Азриэль, моментально спрыгнув с места, стремительно подбежал, крепко обняв сестру и зарывшись руками в её волосы, молча давая такую необходимую и незаменимую поддержку. Он не знал её мыслей. Он не знал её планов. Он не знал о её проблемах, которые заставляли страдать Чару на протяжении всей жизни - и до момента падения, и на данном этапе жизни. Он… просто ничего о ней не знал. — Чара, ты… не нужно плакать, дитя моё, — тихо, с долей изумления ответила Ториэль, присоединившись к объятьям. Азгор, поникнув плечами, поддерживающе положил руки на плечи жены и сына, обращаясь к приёмной дочери: — Не нужно раскаиваться в этом, Чара. Ты должна сохранять решимость, ведь мы… тебя любим. Всегда помни это в тяжёлых ситуациях. Помни наши улыбки, смех и заботу, во что бы то ни стало. Хорошо? Девочка сделала медленный кивок. Снова ложь. Она лжет им практически все время, говоря, что всё в порядке. На самом деле, в порядке не было ничего. Чара умирала изнутри. Девочку съедали заживо её же мысли. — Да. Она понимала, какую боль причинит им. Она понимала, что более половины вариантов её плана сходятся на "нет". Она понимала, что всё может пойти по наклонной, что родители и Азриэль не смогут вынести такой тяжелой ноши. Она понимала, что это лишь малое, что может сделать ради них. — Я обещаю, что не забуду вас. * * * — Держись, Гори, прими это лекарство и тебе станет легче… Всё будет замечательно. Просто запей это водой, любимый, — дрожащим голосом шептала Ториэль, подавая лежащему в постели Азгору стакан воды и целебный сироп. Его состояние улучшалось с каждым днём благодаря её постоянной заботе и опеке, которую она уделяла мужу гораздо больше, чем обычно. Признаки отравления отступали, теперь король мог связно говорить, поднимать голову с подушки и даже вновь ласково улыбаться жене и детям. За комнатой, в которой повсеместно раздавались тихие утешения и вздохи, сидели брат с сестрой. Плечи Азриэля дёргались, а по его щекам катились слезинки, которые ни под каким воздействием не желали останавливаться и дать успокоиться. Чара, ссутулившись, смотрела на свои истерзанные ладони, то и дело сжимая их в кулаки. — Э-это всё наша вина… как мы могли т… так поступить? Почему? К-как могло так получиться?! — всхлипывал монстр, безуспешно вытирая слезы с глаз. — Азри, всё бывает. Папе становится лучше. В жизни никогда не обойтись без ошибок… — повторно стала успокаивать его Чара. Она знала, что это бесполезно. Её приёмный брат имеет слишком просящую совесть, чтобы он спокойно выдохнул и перестал грузить себя всеми проблемами на свете. Ей это знакомо. Но невыносимо смотреть на рыдающего, любимого человека. — Ничего не бывает беспричинно… — тихо прошептал малыш, — я всё только порчу. Больше нельзя так поступать. — Азриэль, не вини себя во всех проблемах на свете, — девочка, привстав и захватив с ближней полки книгу, стала поспешно листать её, стараясь что-то найти, — всё пройдёт как можно лучше. — Это не факт, Чара. Воцарилась тишина. Раздавался лишь кашель, успокаивающий шепот из спальни родителей и тихие шмыги носом. — Чара… почему жизнь так несправедлива? В книге, издававшей тонкий аромат пергамента, гласилось: «… Не все виды лютиков безопасны для человека и животных. Само название цветка происходит от слова «лютый». Ответ на вопрос: «лютик ядовитый или нет?» - зависит от того, какая его разновидность перед вами. Наиболее распространены такие виды лютиков, обладающих токсическим действием: едкий, ядовитый, жгучий…» — Она никогда не была справедливой, Аз, — ответила та, захлопнув книгу и сосредоточенно уставившись на хрустальную вазу с цветами, стоящую на дубовой тумбочке. Желтые лепестки слабо поблескивали на струящимся свете, — и никогда не будет. «Кто знал, что золотые цветы и правда могут быть столь смертельными?» — И так всегда… ничего не обойдется без потерь. — Именно, — просто ответила девочка. Неожиданно, на её лицо наплыла медленно появляющаяся улыбка. Широкая, искусственная улыбка. Азриэль не любил таких улыбок. Они казались жуткими. Страшными-страшными, словно пугающие игрушки в страшилках. А еще этот леденящий душу смех, будто бы зашедший эхом... он раздался в следующую очередь. Брат удостоил сестру испуганным, непонимающим взглядом. - Чара, почему... ты смеешься? Тебе с-смешно? Ответа не последовало. Только лишь новый порыв утихающего смеха. - Х-хах... ха-ха... как же наивно, - давилась девочка, утирая небольшие слезинки и не прекращая улыбаться, - так глупо и наивно... хе-хе-хе... «Азгор был прав. Во всём хорошем таится что-то ужасное.» - Прошу, Чара, успокойся. Это выглядит пугающе... - Ха-ха. Ахахах! Ладно, извини меня, хах... «Так ли это на самом деле? Есть за что извиняться? Просто улыбнись, Азриэль! Это же так чудесно поднимает настроение, как думают остальные!» Прошла минута молчания, после чего монстр прошептал: — ... Но у нас еще есть надежда? — Разумеется. «Это… утешает.» — Чара… ты можешь пообещать мне не совершать глупостей теперь? — спросил Азриэль, повернув своё покрасневшее лицу к потускневшему взгляду сестры, — быть со мной во что бы то ни стало и не бросать? Прошу, не делай то, что сделает вред другим и себе самой! Девочка промолчала, смотря сквозь брата безжизненным взглядом. «Что будет дальше?» — Чара? Молчание. «Кажется, ответ мне известен». — Пожалуйста… послушай меня хотя бы раз. «Настал тот миг, когда следует прощаться.» * * * — Окей, Чара, ты готова? Сделай свое жуткое лицо! Чара легонько кивнула головой, давая своё согласие. Но на самом деле она не была готова. Просто у неё вошло в привычку так делать - согласно кивать, чтобы не расстроить единственного друга. Она, медленно обернувшись, состроила страшную гримасу, сощурив глаза и улыбнувшись как можно шире. На лоб набежала полутень, отдавая красноватый отсвет её темно-карим глазам. Для брата - захватывающе, для остальных - отвратительно. — ОУУУУУУ! Хи-хи-хи! — зажал рот ладошкой Азриэль, довольно сделав щелчок и глянув на плёнку, — О! Подожди! Я крышку объектива не снял… Чара, приняв нормальное выражение лица, лишь вопросительно подняла бровь. — Я не хочу делать это, — решилась она, поникнув. Хотя бы ради Азриэля ей не хотелось выглядеть страшной, отстраненной. Хотя бы ради одного друга. — Что?! Ты не будешь делать его снова? Да ладно, перестань шутить надо мной! — улыбнулся Азриэль, настойчиво направив фотоаппарат на отвернувшуюся подругу, — Привет, Чара! Улыбнись для камеры! — Но, Аз, ты не снял кры— — Ха, на этот раз я обхитрил тебя! — довольно приосанился маленький монстр, — А крышечка объектива на нём теперь… Нарочно! Теперь ты улыбаешься без причины! — захихикал ребёнок, опустив руки и взглянув на задумавшуюся сестру. Лицо Чары тут же помрачнело. Она говорила непривычно тихим тоном, будто бы боялась, что её услышат чужие. Девочка словно искала что-то в собственном сознании, путая голос разума и настоящий голос, который тут же сказал: — Азриэль… ты помнишь, как мы собирали золотые цветы? Брат непонимающе уставился на неё. «Он не понимает… Ну, конечно. Азриэль как можно скорее старается забыть ошибки и плохие воспоминания. Это делает его самой что ни на есть доброй натурой.» — Тогда мы еще… отравили папу. Его взгляд прояснился, а голос стал медленнее и тоскливее: — О да, я помню. Когда мы пытались сделать ирисковый пирог для папы, да? — он опустил взгляд, тихо вздохнув. Она затронула их общую больную тему. Боль их родителей, — Рецепт требовал чашек с маслом… Но мы ещё туда положили лютики. — Когда-то давно, — неожиданно в голове Чары всплыли образы давно ушедших моментов, — папа рассказывал мне, что лютики могут быть ядовиты. И очень опасны. — Да! Эти цветы действительно повредили его здоровью. Я себя ужасно чувствовал. Мы очень огорчили маму, — его тон перешел на полу-испуганный шепот, — Я должен был просто смеяться, как ты… Фигура девочки вздрогнула. Она ощутила озноб, прошедший по её холодной коже. Да, то самое правило, которое ей говорили еще в самом раннем детстве… "Не воспринимай ничего всерьез. Не вмешивайся в то, что тебя не касается. Не сочувствуй, иначе ощутишь боль и сама. Никому не доверяй… ... Не привязывайся и не сближайся с кем-либо еще." — Азриэль… пожалуйста, убери камеру. Я скажу тебе кое-что. «Пока не поздно… Настал подходящий шанс.» — М? Что надо сделать? Выключить камеру? — переспросил монстр пару раз, убрав её окончательно и присев напротив сестры по её жесту. Под очерствевшим взглядом девочки Азриэль поёжился. Непривычно холодно и… жутко. Похоже, настал серьезный разговор. — Послушай меня внимательно… И не перебивай, — да, так и есть. — Ок. Глубоко вздохнув, Чара медленно поведала свой план, нервно сжимая кулаки и поглядывая на покачивающиеся бутоны золотых цветов.  — Я… Мне не нравится эта идея, Чара, — испуганно прошептал её брат, зайдясь мелкой дрожью. Хотелось принять всё недавно сказанное за простую несмешную шутку, но серьезный тон сестры и её пустой взгляд говорили об обратном. Чара медленно моргнула, наблюдая за содрогающимся братом. — Ты плачешь? — Чт-что? Н-нет, я не… большие дети не плачут, — сказал он срывающимся голосом, ощущая на своих щеках медленно стекающие капли слёз. — Ты должен оставаться сильным, брат. Это действительно очень важно, и… у нас получится. Получится их спасти, — утешила его Чара. Её голос будто бы пылал настоящей Решимостью. Это вселяло самую что ни на есть нерушимую надежду. — Да, ты права. «Ему не хватает Решимости для этой миссии.» — Обещай мне. Не предашь? «Он достоин куда большего. Я не должна была втягивать его в это. Но… без него я справиться просто не смогу.» — Нет. Я не предам тебя, Чара. Никогда! — твердо ответил он, утерев слезы тыльной стороной ладони и и крепко сжав её в кулак. «Он правда поможет мне. Не предаст. Надо только подождать. Он обретет бесконечную власть в своей бессмертной форме… а потом вернется к семье и покинет Подземелье.» — Так останемся же сильными и начнем это дело. «Получится. Всё получится. Наверняка…» Хрупкая надежда медленно превращалась в неустрашимую веру в себя. — Д-да! Мы будем сильными! Мы освободим всех! — сказал Азриэль, вскочив с места, — Я достану цветы. «Монстры наконец-то смогут увидеть ясное небо.» * * * Тело незнатно лихорадило, отчего на лоб набегали маленькие, медленно стекающие капли пота. Руки заводились в слабой тряске, продолжая лежать на плотном, но на совершенно не греющем одеяле. Подрагивающие пальцы сжимали ворсистую ткань, то выпуская её, то со всей силой сминая в комок. Грудь неровно вздымалась, а из побледневших, холодных губ доносился срывающийся кашель. Ссутулившаяся фигура, беспокойно ерзающая возле кровати и поправляющая подушки на ней, изредка вздыхала, бросая взгляд, наполненный тяжкой печалью, на умирающего человека. Азриэль не хотел верить в то, что Чара прощалась с жизнью. Его разум просто отказывался принимать этот факт, доверяя слепому отблеску надежды. Незаметному, но такому значительному и неугасающему для него. Чара умирала, но вера в неё… оставалась. Из уст больной донесся тихий хрип. Постепенное выцветание жизни из её тела мучительно уходило прочь, оставляя наедине с девочкой лишь ослепляющую, тяжкую боль. Она распространяла ореол траура возле себя - в глубокую горечь окунулись все жители Подземелья, в том числе и её приёмная семья. В том числе и Азриэль. — Брат… — тихим срывающимся шепотом произнесла малая, тут же зайдясь громким кашлем - беспощадно выходили из неё последние сгустки жизни, — ты… ты помнишь то, о чём я… — Нет… -… предупреждала тебя? Маленький монстр сожмурил покрасневшие ото слёз глаза, сжав руки в кулаки. Сестра беспощадно била его под дых — безостановочно, каждый раз напоминая о том самом ее плане. Она не могла успокоиться, не услышав желаемый ответ. — Я помню. Послышалось тихое сопение, после чего вновь раздался сиплый голос: — Глупые обещания ничего не дадут, поэтому… я верю в тебя. Ты сможешь сделать это. Она медленно прикрыла глаза. Пряди волос, упавшие на побледневший лоб, теперь выглядели особенно темно на белом оттенке кожи. Он ощутил, как его глаза тут же увлажнились после очередного сиплого вздоха сестры. Её угасающий взгляд темно-карих глаз, тонкие изящные руки, сжимающие ткань теплого красного одеяла, рассыпанные по подушке пряди волос и исчезающий румянец на щеках… Азриэль не хочет потерять этого. — Чара… Пожалуйста… Вставай… Он наклоняет голову к девочке, отчаянно шепча: — Мне больше не нравится этот план. Я… Она тихо ухмыляется: — Ты… так быстро сойдешь с пути? — голос становится все тише с каждым вздохом. — Я… нет, я сказал. Я сказал… Девочка тут же резко распахивает свои большие глаза, черные зрачки которых полностью утопили некогда лучистую радужку. Взгляд выглядел пустым и безнадежным. Ровно также, как и ее ощущения. — Аз… Ты же не собираешься предать… Не так ли? Воцарилось молчание. Монстр отводит взгляд, уже со стыдом чувствуя капающие на алое одеяло горячие слезы. —… Я сказал, что никогда не предам тебя. Шесть, верно? Н-нам надо достать всего лишь шесть… — Верно... - шепчет она, - ты... ты поглотишь её. Мою... умирающую душу. Потом п-примешь настоящую форму, понесешь тело н-на... на Поверхность... и... возьмешь шесть душ людей с моей родной деревни. — Т-точно так? — Да, — выдыхает она, безвольно спуская руку с кровати и заставляя её повиснуть. Голова падает набок, а дыхание становится равномерным. — И мы сделаем это вместе, верно? Тишина. - Чара? Вновь еле слышный стук настенных часов. — Ч-чара?! Сестра? Нет, только не сейчас, прошу! В её сознании послышалось эхо, так отчаянно зовущее имя. Ответа не последовало. Человеческая душа издала последний стук. * * * Он не справился. Мешало излишнее милосердие. Решимости оказалось недостаточно. Её душа не могла осязать и видеть то, что происходило с ним. Она не могла ощущать. Не могла понимать настроение. Не могла чувствовать эмоции. Знания, казавшиеся простой истиной при жизни, будто бы наглухо омрачились туманом, оставляя после себя лишь струю мутного дыма. Пустота, лишившая её всего, ожила лишь на несколько мгновений после очередного краха. Душа некогда былой Решимости и душа монстра импульсивно забились в такт друг другу, постепенно бледнея и растворяясь в лучах заходящего солнца. Легкий бриз унёс наверх рассыпающийся прах, оставляя крупицы на сияющих золотом цветах. Но это еще не конец. * * * "… он не знал, отчего подошел к легендарной, святой горе Эббот. Какова была его причина? Неизвестно. Возможно, в те времена среди людей велась опасная гражданская война, а смерть и болезни отправляли за собою сотни людских жизней, не щадя никого. Жизнь всегда было слишком тяжела, а для маленького дитя, лишившегося родных — и подавно. Пещера, ведущая вниз, была спрятана за густой лозой. Проход закрыт непроглядной тьмой, а солнечные лучи не могли проникнуть сквозь заросли плюща. Человек, стараясь унять в своём сердце бьющуюся тревогу, не смог обойти растения, вскоре упав на дно. От опасного полета его сберегла золотая поляна, расположившаяся прямо на месте падения. Не все цветы там были обычны. Ходили слухи, что подземелье, находящееся под горой, было насквозь наполнено своими загадками и сказочными тайнами… Что ощущало дитя? Тревогу? Страх? Любопытство? Возможно, целый спектр эмоций давил на его душу тяжелым грузом. Спасало лишь терпение, помогающее в дальнейшем испытании. Но жизнь не дала человеку повторной пощады. Вскоре, среди разваленных, некогда прекрасных руин замка, осталась тусклая алая лента для волос, а в затвердевшую землю плотно вонзился игрушечный нож. Голубая аура души бесследно исчезла, унесенная монстрами. Через пару лет вперед… совершилось повторное падение отважного, храброго ребенка. Но с той же печальной судьбою. Его повязка, некогда гордо носящаяся на голове, забыто лежала в снегу, занесенная метелью. Вновь полет вниз. Подземелье. Монстры. Столкновение. Проход возле журчащего водопада и неудачный шаг в пропасть, не соответствующий порядочности… пуанты и балетная пачка, подхватываемые течением, смылись прозрачной водой. В запыленной лавке, выбитой в проеме каменной пещеры, осталась позабытая тетрадь с исписанными страницами. Чернила растеклись, а очки со стеклами, полные трещин, лежали совсем неподалеку. Настойчивость не сыграла должной роли. А в бою на территории жарких земель не помогла даже доброта. Грязный фартук и подгоревшая сковорода ребенка запылились среди зоны пустыни, грозясь стать чем-то окончательно позабытым. Неподалеку от мостов, все ближе к замку и концу пути находился пустой пистолет. Без патронов, без защиты. Ничего. Прикрывала его лишь ковбойская шляпа, чтобы скрыть не восторжествовавшую справедливость. Казалось бы, что это бесполезно… детские души собраны, помещены в специальные места, не теряя своей чудесной силы и характерных черт. Но один контейнер оставался пуст, так и не дождавшись своей очереди. Истории гласят… что монстрам сможет помочь лишь последняя выжившая душа… … Душа решимости, осевшая прахом на ростках золотых цветов, так беспощадно её убиваемых."