Умный дурачок

      Кихён всегда прилежно учился. Он жил учёбой. Его называли ботаником, зубрилой, но он гордился тем, что он узнаёт что-то новое. Парень загружал себя по полной, отвлекаясь от окружающего мира. Ему не интересны были прогулки с друзьями — они вечно болтают о фигурах девчонок или о хоккее. Кихёну было, откровенно говоря, наплевать на это. Одноклассники часто хвастались чем-либо, но парень знал, что это либо биологически нереально, либо материально.       Из-за ворчливости и серьёзности парня никто не сидел с ним за одной партой. А он и к этому относился безразлично. Хотя, иногда хотелось, чтобы во время обеда кто-нибудь поговорил с ним о новом магазинчике, открывшемся около школы, о погоде, о планах на вечер, о новом рисунке, что он так старательно вычерчивал, пытаясь подтянуть свои навыки. Кихён хотел быть лучшим во всём, что действительно играло роль для хорошей репутации и обеспеченного будущего.       Когда в его класс пришёл новенький, Кихён совершенно никак не отреагировал на это, пытаясь повторить правило для предстоящей контрольной по математике. Отвлёкся от зубрёжки он только тогда, когда на соседний стул кто-то тихо опустился. Ю лишь мазнул взглядом по новому соседу, а затем вновь вернулся к запихиванию информации в свою бедную головушку.       Первые два дня Вонхо — сосед по парте — не мешал Кихёну, чему последний был несказанно рад. Ю решал задачи, примеры, учил корейский и английский, на переменах пытался рисовать, а во время обеда продолжал сидеть за маленьким столиком в углу. В одиночестве.       Когда через неделю после перевода Хосока к Кихёну стали подходить одноклассники, в надежде на совместный проект, в котором они бы принимали участие лишь формально, Ю отвечал, что нужно свою голову на плечах иметь. Ребята фыркали и уходили, называя его высокомерным засранцем, ничего не смыслящим в дружбе. Именно тогда Вонхо стал обедать с Кихёном. Он без разрешения кинул свою сумку на стул, стоящий напротив Ки, и пошёл за подносом с едой. Ю пожал плечами и не стал выгонять его. Молчание в их непонятных отношениях продолжалось месяц. Они просто одалживали друг у друга ручки, карандаши, спрашивая лишь взглядом, не словами. Кихён, находясь рядом с Вонхо сначала не мог и слова произнести, будто боялся Хосока. А Хосок не произносил слов потому, что он и без них понимал Кихёна.       Когда Кихён впервые рассмеялся, подслушав в столовой разговор одноклассников, Вонхо понял, что Ю вполне милый парень и что его серьёзность проявляется лишь на уроках. И тогда он решил открыть себя перед Кихёном. Он стал часто шутить, рассказывать истории из детства или жизни друзей из прошлой школы. Он стал провожать Кихёна до дома, потому что прогулка на свежем воздухе никогда не бывает лишней. Он стал отвлекать Кихёна на уроках.       Сперва это было мило: он вытягивал губы и клал на них карандаш или ручку; танцевал, двигая бёдрами в такт музыке, играющей в наушниках; рисовал на полях тетради Кихёна смешные рожицы; фотографировал Кихёна и писал ему записки с содержанием по типу: «Какие планы на вечер?»

Но всё же он очень сильно отвлекал Кихёна от учёбы.

      — Вонхо, ты можешь перестать делать это? — как-то заговорил с Хосоком Ю.       — Делать что? — Вонхо был очень удивлён. Кихён не понял, либо его друг хороший актёр, либо глупый.       — Ты же знаешь, что учёба — самое важное звено в цепи моей жизни. Пожалуйста, дай мне спокойно заниматься, а на переменах мы сможем пообщаться, — в который раз за несколько минут, Ю тяжёло выдохнул, будто на его плечи давил тяжёлый груз.       Вонхо лишь повёл бровью и легко качнул головой. Кихён уткнулся в тетрадь, пытаясь вникнуть в иностранные слова в учебнике, но буквы будто расплывались, а мысли всё время уплывали не в ту сторону. Он был не слишком груб с Хосоком? Всё будет в порядке? Ю повернул голову в сторону Шина. Тот не подавал признаков жизни (на самом деле, он просто заснул).       Музыка в наушниках играла настолько громко, что даже сквозь шум, царящий в кабинете, Кихён смог уловить мелодию. Это была композиция «May be». Ю уже видел, как тонкие пальцы скользят по белым и чёрным, словно зебра, клавишам фортепиано. Чувствовал, как мелодия проходит сквозь него, наполняя душу не спокойствием, как это должно быть, а виной, какой-то невесомой любовью и нежностью.       Парень взял один наушник у Хосока и вслушался в мелодию. У него возникло чувство, будто все проблемы ушли, и даже учёба сейчас была не так важна.       По коридорам и кабинетам учебного заведения пролетел звонок. Ученики быстро стали разбегаться по классам, толкаясь и крича. Кихён, заметив, что Вонхо проснулся, откинул его наушник в сторону и принялся вновь читать учебник английского языка.       — Не понимаешь? — спросил Хосок, убирая белые провода в маленький кармашек рюкзака, а телефон — в задний карман джинс.       — Да, — Ю говорил уже без раздражения, как это было двадцать минут назад. Он сделал жалобное лицо, надеясь на помощь. Но ждать её было не от куда.       — Я могу тебе помочь.       — Ты же плохо учишься, — усмехнувшись, произнёс Ки.       — Если я не понимаю математику, не умею рисовать, плохо пою и совершенно не могу запомнить законы, это не значит, что у меня нет интереса к другим странам, их языкам и культуре, — Вонхо, казалось, очень нежно говорил о своём увлечении. Похоже, эти парни совершенно не знают друг друга, хотя и считают друзьями. — Что именно ты не понимаешь?       Хосок успел перевести лишь пару предложений, прежде чем в класс вошёл учитель.

— ✡ —

      — Я просто не мог получить такую ужасную оценку, Вонхо! — оба парня сидели на полу тёмной сырой кладовки. Хосок купил Кихёну банановое молоко, чтобы тот перестал убиваться из-за тройки по английскому. — Если раньше я мог избежать плохой оценки из-за понимающего учителя, то теперь, когда эта карга старая пришла, у меня не получится закончить год отличником! — Вонхо всегда успокаивался, когда пил молоко, не важно, банановое или клубничное; с Кихёном эта схема не работала…       — Успокойся, — мягкая улыбка расцвела на губах Хосока, он растрепал волосы Кихёна. — Мы справимся с этим вместе.       — Бескорыстная помощь? — Кихён смотрел на Шина своими лисьими глазами. Его взгляд будто сканировал друга. — Не верю.       — Конечно же не бескорыстная!       — Я так и знал… — разочарованно протянул Ю. — Ну? И чего же ты хочешь?       — Хочу, чтобы каждый день ты был только мой. Хочу разделять с тобой и радость, и горе, и боль, и обиду, и победы, и проигрыши, и улыбаться хочу только с тобой, — глаза в глаза. Хосок с самого знакомства с Кихёном ждал этого момента. Он так хотел сказать своему «другу», какие же у него сексуальные коленки, и какое же у него умное выражение лица, когда он решает задачи, и какой же он милый, когда смеётся, и какие же красивые у него руки, пусть и измазанные всегда синими чернилами, а ещё, какой красивый шрамик у него на щеке. Вонхо полностью, до мелочей запомнил Ю и в профиль, и в анфас. Он очень нуждался в Кихёне. Ещё с того самого дня, когда три года назад Хосок увидел этого паренька в магазинчике, в который его послала мать за рамёном.       — Давай послушаем музыку. Мне понравилась «May be», — предложил Ю, расстёгивая кармашек на рюкзаке Шина. Его внезапно схватили за руку. Юноша опешил, перевёл испуганный взгляд на Вонхо. А Хосок лишь мазнул губами по ладони Кихёна так, что у последнего кожа стала гусиной. Ю залился краской, а Вонхо тихо рассмеялся. Нас сближает всё. Даже то, в чём мы совершенно не похожи.