Don't cross your finger

- Благословите меня, святой отец? Ибо я шалун… Под высокими церковными сводами каркающий, высокий голос разносится громче, отдается тихим эхом и проникает глубже, глубже в черепную коробку. Время обедни уже прошло, никого из паствы поблизости не наблюдается. У всех свои дела, свои заботы. Религия в современном обществе – это универсальный, стильный придаток; показатель того, насколько ты лицемерен, насколько готов свалить ответственность за происходящее на некое незримое существо, покоящееся в неизвестной глубине, дальше космоса и всех изученных звезд. -.. прожигающий жизнь во грехе чревоугодия, лени и содомии… Мако шумно выдыхает, на пару мгновений прикрывает глаза, отсчитывая удары собственного сердца. Не торопится. Спокойствие. Принятие. Он делает глубокий вдох и закрывает молитвенник, поднимаясь с места. Голос не умолкает –только разогнался; продолжает перечислять все заслуги, до мельчайших подробностей, до деталей. Что-то о рыженькой с угла улицы через три квартала, что-то смутное о паре внушительных пакетов, начиненных белым порошком, явно не мукой. Что-то о жизни, ее гадости, ее грязи и бесполезности. Отец Рутледж привык слышать этот голос и не вслушиваться в слова. Он просто задувает последнюю пару свечей и тяжелой походкой уставшего за целый день работы человека топает во внутренние помещения. Голос не умолкает. - ..Иногда он еще такое интересное лицо делал, пытаясь насадиться сразу на два… Достойны ли грехи такого испытания? Неисповедимы пути Господни. Мако проходит на узкую кухню, грохает жестяными дешевыми банками и на скорую руку сооружает себе большую, литровую чашку растворимого кофе. Бодрость, как в рекламе, подобный напиток точно придать не может, но хотя бы разнообразит немного кисловатый привкус на языке. Это позволяет мыслям растечься в более свободных направлениях – в почтовом ящике почти месяц уже желтеют счета по оплате света, коллекция старых пластинок так и пылится, не дождавшись сортировки, в хлебный напротив завезли те самые рогалики с корицей… Когда на плечо наваливается тяжесть, Мако почти не вздрагивает. Почти привык. - Солнышко, ты опять не уделяешь мне время? – мягче мурлычет все тот же голос, и волосы на загривке шевелятся от теплого, почти горячего дыхания куда-то в ухо, непростительно близко и интимно. Ряса липнет к спине, но это, скорее всего – от духоты в квартире. - Я еще не успел перечислить тебе столько разных моментов… Поверь, тут хватит на та-а-акие огромные мемуары, что просто закачаешься! Ты сможешь написать-издать их и получить кучу бабок, круче, чем та тетка со своими блестящими упырями… - Заткнись, - голос давится словами и умолкает, оставляя после себя лишь обиженное сопение. Отец Рутледж не любит много разговаривать вне рабочего времени. Особенно, когда собеседника никто не видит. Недавно в местной газете публиковали статью о пользе пары часов тишины для человеческого организма: мол, при нужных пропорциях получается просто сказочный результат. Перст судьбы, не так ли? Мако допивает кофе спокойно, шумно отхлебывая медленно остывающую бурду. Вес с его плеча исчезает, но лишь для того, чтобы навязчивый голос раздался уже из спальни, вверх по лестнице, в такт настойчиво трезвонящему телефону. - Пупсик, тут очередной заказ! Будем брать, или мне сказать, что ты в командировке? Чашка остается в одиночестве в кухонной раковине. - Слушаю. Мако задумчиво хмурится, пытаясь запомнить подробности рассказа, адрес, важные приметы. Он планировал изначально провести вечер под бормотание телевизора, или в прогулке по городу, наблюдении за окружающим его обществом. Увы. В трубке затихает панический шепот и заунывно затягивают свое акапелло короткие гудки. Рядом, на аккуратно заправленной постели, по-кошачьи лениво потягивается тело. Проклятие Мако может похвастаться слоем сажи и грязи поверх смуглой кожи, парой коротких, обломанных рогов и длинным хвостом непонятного темно-бордового оттенка. - Снова на любимую работу, здоровяк? – сладко, участливо интересуется хозяин данных атрибутов, и чуть раскосые глаза задорно сверкают золотом. Странный такой цвет, как у перепившей энергетиков козы… Тело на постели пошло прогибается, хлещет себя по бедрам хвостом, и Мако на мгновение залипает, рассматривая правую руку, словно бы слепленную наспех из подкроватных кусочков темноты – немного прозрачности, немного густого мрака, немного пыли сверху. Как и в случае с правой ногой. Не определившееся проклятие. - Сегодня я хотел бы пойти один. Мако отходит к платяному шкафу, распахивает тонко скрипнувшие дверцы и пристально изучает содержимое. Описанные в звонке признаки слишком типичны, так просто нужные средства и не подберешь. В карман ложится обязательная склянка святой воды, пальцы холодит металл кастетов. Во славу Божию, само собой. - Свято-о-ой оте-е-ец, - нараспев зовет его грязная физиономия, отражающаяся в зеркале уже за плечом, и поправляет пучок седых волос на макушке обкусанными ногтями, - Вы настолько горячи этим вечером, боюсь затопить соседей снизу… Ах да, у нас же их нет!.. - Джеймисон, - тяжелый взгляд в ответ усмиряет разыгравшегося беса. Тот недовольно поджимает губы, отступает на пару шагов назад и прямо–таки облизывает взглядом мощные кулаки, блестящие металлом кастетов, - Останься здесь. - Нет-нет-нет, - бес грозит узловатым человеческим пальцем и снова растягивает губы в буквально чертовской улыбке, - Ты без меня просто помрешь от скуки. Сам же знаешь, я не позволю тебе отбросить коньки от чего-то другого. Проворно для обладателя ног разной формы, он ковыляет к выходу и просачивается сквозь закрытую дверь. Мако как раз вспоминает про соль, когда на улице взрывается сигналкой его машина. Ну да. Тяжело бороться с нечистью, когда монстры живут в собственном нутре. Но жаловаться грешно. Ибо на все воля… - Мако, зайка, мое терпение не бесконечно!.. - Джеймисон.