Я больше не могу дышать...

Встреча, что заполнила мои лёгкие дымом твоих сигарет, Ваня. Только один взгляд, одно прикосновение и я уже не мог дышать из-за тёмно-серого, почти чёрного дыма в моих лёгких. «Безответно,» — сказал мой мозг. «Надежда есть,» — ответило сердце. Тогда я поверил органу, что заставляет людей что-либо чувствовать: радость, обиду, ревность и любовь, печаль, злость и надежду. Но теперь верю только своему головному мозгу. Сердце я уже давно не слышал, давно не чувствовал, а лёгкие всё больше и больше дымились, заставляя меня всё время бежать в эту чёртову ванну. В ту, что я видел чаще своего отражение, на которое я смотреть всё время отказывался. Задыхался. Терпел. Опять задыхался и опять терпел. От многочисленного кашля мой голос охрип, стал холоднее от бесчувственности и перестал говорить что-либо доброе, да и вообще положительное. — Ботаник, да ты совсем уже охладел ко всем, — звонкий голос моей безответной любви. Такой счастливый, а сколько боли он мне несёт? Я уже давно сбился со счёта, да и нужды в этом нет, ведь это будет продолжаться всегда. -… — недолгое молчание, а после холодным голосом я говорю — только не к тебе, — выхожу из комнаты и спускаюсь вниз, уже полностью осознавая свои слова. Да что будет? А что изменится? Правильно, ничего. Подумаешь, мои лёгкие превратятся в чёрную массу, что уже будет неспособна дышать. Подумаешь, отвергнет и я умру. Ведь смысл жить тому, кто безразличен своему соулмейту? Его нет… Осталось ещё чуть-чуть потерпеть. — Даня! — боже мой, да заткните его уже. Он и так много чего сказал. Слёзы. Слёзы, что нарушают всю гармонию моего состояния: холодный, безэмоциональный и грубый ботаник. Он стоит и плачет. Нет! Он не плачет, он рыдает. Рыдает как маленький ребёнок, которого бросили все, к кому он привязался за столь короткое время. Ноги сами бегут в ванную, позабыв о скользкой лестнице, которую недавно помыла домработница Катя. Шаг — всё нормально. Второй — всё ещё хорошо. Третий — и я лечу вниз со скоростью птицы, что недавно научилась летать, но ещё боится и поэтому действует аккуратно и не так быстро как остальные. Ещё несколько секунд и мне уже ничего не нужно. Ни ванны, ни воздуха, ни Вани. Ничего… *** — Даня, Данечка! — знакомый до сердечной боли голос и писк больничной машины. «В больнице?» Наверное, ещё время не пришло бросать его и родителей. — Прошу, очнись! — «Откуда эта нежность, Иван? Откуда?!» — Дыши. Спи... О-ой. Н-нет, проснись! — «Ха. В своём репертуаре» — Чёрт, ботан, почему не рассказал?! — Кха, — кашель, опять он. — Тихо. Дыши, — вижу бледное лицо Вани и его мешки под глазами, а ещё и синяки. Неужели наш «bad boy» не спал? — на, попей воды. — О-откуда столько нежности, кха, к такому как я, а, кха, Ваня? — кашель мешал говорить, а голос стал всё более хриплым и больным. — Дебил! Дурак! Я переживал, придурок! — без остановки твердил предмет моих обожаний. Возможно, он знает про мои лёгкие. Возможно, он знает про соулмейтов и всё уже понял. Неужели хочет быть хорошим мальчиком? — Я хочу, кха, спать, — мне очень сильно хотелось спать. Мне было до чёртиков сложно дышать и вообще смотреть на этот белый мир больницы. — Спи, — недолгое молчание и столь приятные слова — я буду рядом. Я уснул и уже не помнил сколько проспал, ведь я больше уже не проснулся. Хотя, я всё ещё слышал крики Вани, голоса врачей и рыдания матерей. Слышал ещё несколько фраз главного врача: — Я думаю, нам уже стоит отключить его от аппарата. Ему уже не жить без него. Он и так уже отмучился все эти два года, что лежал тут. Из комы не все выходят и он к ним относится. Простите, но его лёгкие больше не годятся и пересадка уже не поможет. Извините ещё раз, но мы сделали всё, что могли… — нет, стойте, я хочу жить! Не отключайте! Услышьте меня же. Я хочу видеть вас, я хочу дышать, я хочу любить Ваню и продолжить страдать. Прошу, услышьте… *** Аппарат отключён