Руслан помнит этот вечер, если быть честным с самим собой, довольно смутно. Юля тогда стучится к нему в гримёрку тихо-тихо, а после отводит взгляд и, пожалуй, краснеет где-то глубоко в душе.
– Русь... У меня это... Лифчика нет.
Белый давится воздухом пополам не то со смехом, не то с приступом больной фантазии и поначалу даже теряется.
– Одолжить? - соскальзывает с языка прежде, чем он успевает подумать хоть о том же чёртовом сценарии. Да хоть о чём-нибудь, господи, лишь бы не думать, что это больше походит на смутно-дешёвый подкат.
Ахмедова даже смеётся, Руслан уверен: но опять куда-то в себя и едва ли слышно.
Но после хватается руками за голову и пытается [судорожно] не истерить.
Белый тогда обегает всё здание с просьбой о предмете женского неглижа и выглядит идиотом не больше, чем Юля в чёрном под белым платьем.
Кажется, именно тогда Руслан начинает понимать всю суть женской натуры.
Только это, если честно, не спасает. Не спасает даже полупошлая скользкая фразочка "Да я тебе их руками подержу."
Выглядит даже как-то абсурдно.
Но Юля брови на переносице сводит по условному рефлексу, а когда в следующий раз в своём выступлении говорит, что ко всему в жизни относится с юмором, Белому хочется верить, что ему это почудилось.
Но тогда – где-то в перерыве между её истерикой и глубочайшем разочаровании в мужчинах, презирающих бюстгальтеры - он благодарит бога за то, что он не женщина.
– Русь...
В её голосе плаксивые нотки скользят так редко, что Белый даже не помнит, плакала ли она при нём вообще хоть когда-либо, но почему-то это цепляет его сильнее этой тупой проблемы с нижним бельём.
Юлю колотит крупная дрожь больше от смеха, чем от нервного срыва и тогда она усмехается широко [так, чтоб сводило скулы] и бодро что-то вещает ему на ухо.
До Руслана обыденное "Тащи скотч" вперемешку с горячим дыханием на уровне ключиц доходит только спустя пару минут добропорядочного крика и тряски за плечи.
И тогда он находит ей этот чёртов скотч хотя бы из солидарности к женщинам с неуравновешенным психическим здоровьем.
Юля захлопывает дверь у него перед носом, что-то ворча.
***
– Погоди-ка... ЧТО ты сделала?
– Прилепила. - раздражённо буркнула Ахмедова, старательно разглаживая складки белого шёлка.
– Что и к чему? - Руслан залился хохотом, сползая по стеночке.
- Белый, твою девизию, я сама не поняла. То ли скотч к груди, то ли грудь к скотчу. Ай, да чёрт с ним, лишь бы держалось.
Юля пинает полулежащего друга каблуком, получая лишь новый взрыв хохота.
– Я всё ещё не против подержать.
– Ты можешь просто заткнуться?
***
Руслан наблюдает за её выступлением с первого ряда, старательно контролируя скотч под белым шёлком.
"Просто из интереса и обязанности помочь Юле."
Боже, какой абсурд.
Он откидывается в кресле и открывает бутылку пива привычным жестом, думая, что шансов на победу в этой схватке было бы значительно больше, если бы Ахмедова не скакала по сцене аки горный сайгак.
Только к концу выступления наступает кардинальная дислокация войск и Белый наконец понимает, на кой чёрт люди придумали лифчики.
Каким чудом он влез на сцену и прикрыл растерянную Ахмедову пиджаком и собственным телом он уже не помнил, как отвоевал у фанатки кружевной бюст - вообще так и не смекнул.
***
– Не могла что-ли прилепить как следует, инженер-механик? - едко комментирует он после, когда в полудушном московском баре остаются они одни.
Юля злится едва заметно и в полумраке сверкают молнии в её глазах.
– Я бы на тебя посмотрела в такой ситуации. Или ты сам бы лучше прилепил?
– Несомненно лучше.
– Ой, просто заткнись. Вот в следующий раз и приклеишь сам.
–...
– Не, ну это капец!
