Потолок

Потолок в доме Кева белый. В этом нет ничего необычного, но Эсбо пялится в него уже битый час, и эта мысль почему-то не дает ему покоя. Белый. В его доме по грязно-серому потолку разбегается паутина трещин. Когда-то, в прошлой жизни, когда отец все еще жил с ними и был отцом, а не гниющим за решеткой куском дерьма, Деннис – не Эсбо – мысленно соединял эти трещины, рисовал карты несуществующих земель. Они были цепочками рек, по которым когда-нибудь они с Гогом, лучшим другом, поплывут прочь от нищеты и вечных криков пьяных соседей за стенкой. С Гогом. Эсбо закрывает глаза. Под веками словно рассыпан песок. С Гогом. Он натягивает одеяло на голову, чтобы не видеть больше чистого белого потолка. За окном проносится пожарная машина. Эсбо никому не говорил, но звук сирен он ненавидит с того самого дня. Иногда он видит, как ежится от этого звука Кев, и его тянет спросить: «Ты тоже?..» Он ни разу не задал ему этот вопрос. И нет, совсем не потому что ему до крика больно видеть эти застывшие глаза Старшины. Нет. Когда под одеялом становится жарко и нечем дышать, Эсбо понимает, что пиздец как хочет курить. Он не знает правил этого дома, поэтому следующую минуту пытается судорожно вспомнить видел ли где-нибудь балкон. Когда балкон находится в комнате, где спит Кев, Эсбо застывает у приоткрытой двери и нерешительно мнет в руках пачку. Курить хочется так, что сводит зубы. Но комната Кева… Кев. Но выбирать не приходится. Эсбо тяжело вздыхает и делает шаг вперед. Он не готов к тому, что его ждет за дверью. За дверью в середине комнаты широкая кровать. А на кровати – Кев. Свет уличного фонаря рисует причудливые узоры на широкой спине, покрытой шрамами. Одеяло почему-то лежит на полу. Эсбо сжимает зубы. Это его вина. Шрамы убегают вниз под резинку пижамных штанов. Это полностью его вина. Он упускает тот момент, когда ноги сами делают пару шагов вперед. Забытая пачка сигарет мешается, и Эсбо осторожно опускает ее на пол, освобождая руки. Следом за ней он садится на пол сам. Прямо напротив чужого лица. Кев. Ему стоит больших усилий, чтобы не сказать это вслух. Кев, мать твою. Он не знает продолжения, не знает, что может сказать. «Прости». Эсбо чувствует горячие капли на щеках. Он никогда не наберется смелости, чтобы сказать ему это. «Прости». Разрушить то доверие, те отношения, которые им удалось выстроить с таким трудом. Ему страшно. Кев размеренно дышит во сне. Его лицо расслабленно и безмятежно. Эсбо завидует такому крепкому сну, потому что сам уже год, как видит кошмары и никак не может выспаться. Во снах, в темноте он постоянно слышит далекий детский плач. Об этом он тоже никому не говорит. Эсбо трясет. Голова как пустой колодец, тишина незнакомого дома давит могильной плитой вины. Он утыкается лбом в подушку совсем рядом с головой Кевина. Ткань бережно вбирает текущие по лицу слезы. Кев не просыпается, только забавно морщится, когда сухие губы невесомо скользят по его лицу и осторожно касаются шрамов на спине. Эсбо хочется кричать. Хочется растрясти Кева и все ему рассказать. Что внутри от вида изувеченной кожи каждый раз разрывается атомная бомба. Что с его возвращения в часть, по ночам Эсбо снятся совсем не девушки с обложек журналов. Что… Вместо этого он жмурится, яростно стирая слезы со своего лица, и вышвыривает себя из чужой комнаты. Он не имеет на это права. «Прости». На утро Кев выглядит выспавшимся и довольным. И почему-то совсем не задает вопросов о том, как в его комнате оказалась чужая пачка сигарет.