Одиночество на двоих

Сигаретный дым медленно поднимался к потолку, частично смешиваясь с морозным воздухом. В открытую форточку залетали нечаянные гости — узорчатые снежинки, касаясь разгоряченной кожи, спадая мягкими каплями по щекам, имитируя следы невыплаканных слез. В дверь постучали. Тихо, но настойчиво. Хозяин квартиры вздохнул, туша сигарету о грязно-белый подоконник. Пальцы устало взлохматили нечесаные угольно-черные лохмы. Стук повторился. Так дело не пойдет. Не хватало еще излишнего внимания соседей. Распрямив до того сгорбленные плечи, парень подошел к входной двери. Смотреть в глазок не было абсолютно никакой необходимости. Адрес квартиры знал только один человек. Едва щелкнул открываемый замок, в квартиру ввалился худосочный блондин, срывая с переносицы солнцезащитные очки. Не разуваясь, гость прошел на кухню, где сгрузил на стол пакеты с подозрительно звонко звякнувшим содержимым. Едкий смешок. Мин Юнги всегда «чувствовал себя, как дома», стоило только Чонгуку пригласить его на «новоселье». Хоть это новоселье и повторялось у напарников едва ли не каждый месяц. Работа обязывает. Когда Чон Чонгук вернулся на кухню, там уже вовсю хозяйничал гость. На столе, сдвинув пепельницу в середину, разместилась пара бокалов, наспех сполоснутых ржавой водой из-под крана, и ряд бутылок элитного виски.  — Что за повод? Голос звучит бесцветно и как-то даже слишком тускло, сдавая эмоции парня с потрохами. Юнги вцепляется взглядом в бездонно-пустые глаза напротив и слегка поводит плечом, открывая первую бутылку.  — Вот ты сейчас мне сам все и расскажешь. Гук уже понял, что отвертеться не получится и сел на табуретку, придвигая к себе один из бокалов, который тут же наполнили янтарно-терпкой жидкостью. Вискарь жарко плюхнулся в пустой желудок, попутно стирая выставленные предупреждения и запреты. Под градусом алкоголя рассказ пошел легче, прерываясь лишь на плеск вновь заполненного стакана. Последний заказ показался чересчур легким. Известной во всем городе паре киллеров заказали зачистку свидетелей одной крупной потасовки между криминальными авторитетами. Две девушки официантки и парень — администратор крупного ресторана. Юнги привычно взялся за сбор информации и контроль выполнения задания. Он был мозгом. Чонгук — руками. Идеальный тандем, который никогда не давал сбоев. До этой миссии. В день икс, Гук проснулся за полчаса до будильника в поту. Кожа метки горела огнем, пульсируя в такт начавшемуся отсчету. Цифры, ранее смутно проступающие под кожей, сейчас мягко светились светло-зеленым светом. Часы, минуты, секунды. Начался отсчет времени до встречи со своей второй половиной, расчерчивая зудом кожу от локтя и до запястья, синтезируя и разгоняя по крови неистовый адреналин. Вот только указанный час, до секунды совпадал с рабочим временем. Юнги, заметивший нервозность напарника, кидал вопросительные взгляды и даже предлагал перенести день «сдачи работы». Но Чонгук только упорно мотал головой, утверждая, что все пройдет отлично, а трясущиеся руки — это от предвкушения. Уже в девять вечера, рассматривая яркую вывеску ресторана, парень сжимал ладони в кулаки, уступая в сознании место привычной решимости и отстраненности. Это всего лишь заказ. Это всего лишь работа. Но яркая пульсация под кожей, упорно отбивала секунды до встречи.  — Я взломал их систему безопасности. Через минуту вырублю электричество. Готов? — раздался спокойный голос напарника прямо в ушной раковине. Микронаушник никогда не подводил.  — Готов. Погнали. Когда парень открывал дверь, взглядом выцепил из толпы пару своих клиенток. Свет, подозрительно мигнув, резко пропал, погружая ресторан в пугающий полумрак, подсвеченный лишь огнями уличных фонарей. Рукоять ножа приятно скользнула в ладонь. Поднявшаяся суета вокруг была только на руку. Подхватив, пробегающую мимо официантку за локоток, Чонгук прижался губами к ушку, тихо спрашивая имя. Едва та сказала его, холодная сталь прошла меж ребрами, профессионально останавливая бешено скачущее сердце. Тело рухнуло на пол, а парень уже продолжил продираться сквозь толпу, которая наверняка пробегалась по свежему трупу, лишь углубляя раны и давая умышленной смерти легкий акцент глупого стечения обстоятельств. Вторая девушка нашлась в другом конце зала. Такая же наивная и беспечная. Тут же сообщила незнакомцу свое имя и, охнув от жаркого языка, мазнувшего по ушной раковине, доверчиво открыла свою шею, склонив голову к плечу. Большего и не требовалось. Игла прошила кожу, впадая в пульсирующую вену, запуская глоток воздуха в кровоток. Второй труп. Остался третий. Адреналин игры на грани затуманил разум, выпуская из клетки хищника, который яро облизывался и сверкал в полутьме глазами, отыскивая жертву. Последнюю на сегодня, но не менее желанную. В зале его не было. Значит либо кухня, либо туалет, либо крохотный кабинет владельца ресторана.  — Осталось пару минут, Куки, резче давай.  — Да понял я, — рыкнул парень, выбивая последнюю кабинку туалета. Пусто. Время поджимает. Пришлось достать пистолет. Глушитель и полная обойма. «Тяжелая артиллерия» — как любил называть напарник любимую игрушку Кукки. Дверь в кабинет выбита с ноги. Внутри горела пара свечей, теплым светом подсвечивая ненавязчиво-простую обстановку и фигуру парня, склонившегося к столу с прижатой к уху трубкой допотопного телефона. Серые прядки волос, форма администратора ресторана, кожа цвета молочно-кофейного десерта, идеально длинные и изящные пальцы, набирающие номер. Мозг моментально считывает видимые детали, воскрешая в голове фото заказанного парня, и дает команду рукам за секунду до того, как тело подбросило жаркой волной. Воздух на долю секунду выбило из легких, а сердце затрепетало. Ровно на секунду, пока пуля летела по заданной траектории. Ровно на секунду, когда их взгляды пересеклись. Ровно в ту секунду, когда остановились природные часы на запястье. Мир раскололся надвое, когда брови удивленно приподнялись, а на лбу появилась крохотная аккуратная точка, ярко-бордовая, от не сдерживаемой более крови. Капля спустилась ниже, а тело рухнуло на пол. Вместе парнем, чье имя теперь без труда читалось на бэйдже, куда-то вниз полетело и собственное сердце. Почему-то дико и до боли захотелось выпустить вторую пулю в висок и лечь рядом. Внутри все выло раненным зверем, а кожа полыхала изнутри.  — Кукки, сваливай оттуда. Живо. Голос Юнги привел в чувство. В последний раз взглянув в безжизненно распахнутые глаза, Чонгук вышел из ресторана через задний ход. Но на рабочую хату так и не вернулся. И на звонки не отвечал. Поэтому наличие напарника в собственном прибежище сейчас абсолютно не удивляло. Блондин закурил очередную сигарету, выдыхая едкий ментоловый дым:  — Почему сразу не сказал? Гук пожал плечами, покручивая в руках стакан:  — Мы как-то редко общаемся на столь личные темы, знаешь ли. Юнги укоризненно посмотрел на напарника, затягиваясь. Он понимал, что тот в чем-то и прав. Может, если бы они говорили чуть дольше, делились бы сокровенным чуть больше, ничего бы и не было. Истлевающий окурок полетел в переполненную пепельницу. Закатав рукав рубашки, блондин показал собственную метку. Черно — мертвенные цифры, перечеркнутые лихой линией. Глаза Чонгука удивленно распахнулись и впились в обманчиво-мягкие черты лица.  — Да, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Вот только я сам не убивал свою судьбу. Юнги до сих пор помнит то моросящее противными холодными каплями небо, продирающий до мурашек холодный ветер и тускло светящее солнце воскресного утра. Его пригласили на опознание давно пропавшего друга. Морг встретил манящей тишиной, а врач-патологоанатом в сопровождении полицейских были приветливо-осторожны и бездушно-мягки. На каталке лежал безобразный труп, со стертыми водой признаками давнего товарища. Выдала только крохотная татуировка на запястье, да белесая полоска шрама на пальце. Подписав все нужные документы, Юнги собирался уже выходить, как в комнату вкатили еще один труп. Сердце пропустило удар, а кислород отказался проникать внутрь. Перед глазами полыхнуло, а руку свело в безжалостном зуде. Сквозь вздувшиеся вены проступили нули, тут же перечеркиваясь. В памяти осталось лишь миловидное лицо с пухлыми губами, выскользнувшая из-под простыни рука, обезображенная возникшей меткой, и бирка на пальце ноги. Пак Чимин. Так звали истинного, с которым не суждено было познакомиться, поговорить, заглянуть в глаза. Природа подарила вторую половинку. Она же ее и забрала. Чонгук рвано вдохнул, со стуком опуская стакан на стол. Он впервые видел глаза-капельки подернутыми тонкой пеленой безотчетной грусти. Они работали вместе уже несколько лет, лавируя на грани между законом и беззаконием. Найти, арестовать или прикончить их могли в любой момент. Но только этот адреналин сближал их, казалось по максимуму. Но вот личные, самые трудно-выковыриваемые переживания оказались у каждого. И это обжигало осознанием несправедливости мира, жестокости собственных ошибок и недомолвок. Стул с противным скрежетом отъехал. От выпитого алкоголя ноги слегка подкашивались, а стены и мебель противно колыхались. Но решимости это не поубавило. Цепляясь за край стола, Чонгук дошел до своей цели, приземляясь прямо на тощие колени напарника. Тот натужно крякнул. Накаченная туша ощутимо давила на кости.  — Что ты творишь, Кукки? — пробормотал Юнги, чувствуя нежные, смазанные касания пальцев на скулах. Большой палец обвел линию губ, мягко надавливая и проникая внутрь. Чонгук наклонился к самому уху и жарко прошептал:  — А что если эта гребанная судьба сама свела нас вместе? Что если нам суждено страдать от одиночества рядом друг с другом? Так, нахуй эти все пиздострадания. У тебя есть я. У меня есть ты. Зачем нам какие-то там Чимины и Тэхены, которых никогда не было рядом. Юнги пораженно выдохнул, когда до него дошел смысл сказанных слов. Сердце предательски екнуло. Может, именно этих слов блондин и ждал с тех самых пор, когда увидел труп в морге. С тех пор, как каждый год стал приносить своей незнакомой половинке цветы, оставляя у таблички с безликим именем. С тех пор, когда начал работать киллером, неосознанно стараясь словить шальную пулю. С тех самых пор, когда встретил своего будущего напарника, который дрожащими руками наставил на него пистолет. Гука тогда заказали как свидетеля убийства его родителей. А Юнги не смог завершить заказ. Вместо этого он забрал мальчишку с собой, помогая отомстить. Вот только после первой совместной миссии Чонгук решил остаться. Судьба. Это слово мягким фоном проскользнуло в воспаленном воспоминаниями мозгу, перекрывая сопротивление и легкую меланхолию. Юнги не отстранился, когда мягкие губы Кукки жадно накрыли собственные, сминая и безоговорочно подчиняя. Холодный ветер, врывающийся через открытую форточку, мурашками спускался по позвоночнику, пока пальцы впивались в ремень брюк, притягивая ближе. Максимально, до боли. Зубы осторожно вцепились в нижнюю губу, оттягивая ее, вырывая сладкий стон. Чонгук пальцами зарылся в жестковатые после очередной покраски волосы, его язык резко скользнул в горячий рот, изучая, натыкаясь на ласковый ответ. Юнги снова низко стонет, его руки уверенно задирают край домашней футболки, обжигая ледяным проникновением теплую кожу, рождая стадо волнительных мурашек. Чонгук шумно дышит, бессвязно мычит, когда напарник ловко посасывает язык, доводя до грани. Он резко отстраняется, встает и нетерпеливо тянет за собой Юнги. Их губы снова сцепляются в неимоверно страстном поцелуе, пока Гук уводит куда-то вглубь квартиры. Футболка, как и теплый растянутый свитер, летят на пол. Неловкими движениями туда же отправляется пара стульев, какая-то ересь, до этого валяющаяся, кажется, на тумбочке и гладильная доска, так неудачно подвернувшаяся в прихожей. Интерьер меняется, не задевая внимания увлеченной пары. Едва икры упираются во что-то жесткое, Юнги с легким вскриком падает на мягкий матрас не заправленной еще с утра кровати. Чонгук опускается следом, снова придавливая своим весом. Припухшие губы спускаются к мочке уха, жадно прикусывая ее, посасывая любимую сережку. Юнги цепляется за мощные плечи, когда поцелуи спускаются к шее, оставляя за собой череду засосов.  — Чонгукки. Протяжный стон и выгнутая поясница вызывают легкую усмешку где-то в районе ключиц.  — Какой же сексуальный у тебя все-таки голос, хён, — язык размашисто исследует выступающую косточку. — Хочу слышать, как ты кричишь от восторга подо мной. Контраст холодной ткани простыни и горячего тела вкупе с грязными и пошлыми словами выбивают напрочь все посторонние мысли. Юнги жалобно хнычет, прижимаясь возбужденным членом, очерчивая спину напарника жадными пальцами.  — Какой нетерпеливый, — выдыхает Чонгук. Он спускается к впалому животу, прочерчивая языком границу между нежной кожей и тканью брюк, носом ведет к топорщащейся ширинке и прижимается губами к члену. Юнги шипит, зажимая в кулаках черные прядки волос. Слишком жарко, душно. Невероятно хорошо и правильно. Они не прерывают зрительного контакта, когда Гук зубами стягивает расстегнутые штаны вместе с боксерами. В антрацитовых звездных глазах плещется целая Вселенная. Маленький пошлый микрокосм, в котором не страшно утонуть. И Юнги тонет. Тонет в тот миг, когда губы обхватывают головку, нежно играя языком, жарко посасывая. Рот беспомощно раскрывается в попытке вдохнуть такого дефицитного кислорода, а глаза томно прикрываются от восторга. Голова Гука ритмично опускается все ниже, с каждым заходом стараясь заполучить больше, покрыть всю длину полностью. Рвотный позыв едва удается заглушить, когда Юнги вдруг начинает двигаться сам в попытке получить свой законный Гонконг. Но Гук резко отстраняется, с пошлым чпоканием выпуская член изо рта под разочарованный полустон-полувсхлип. Он вытирает рот тыльной стороной ладони и дотягивается до тумбочки, в дальнем углу ящика которой нашлась пачка презервативов.  — Жаль, смазки нет, — в отличие от слов в голосе ни капли сожаления. На губах играет довольная усмешка, когда парень избавляется от остатков одежды. Натянув латекс на колом стоящий член, он подмигнул разомлевшему Юнги: — Но она и не нужна, когда есть твой ласковый, мокрый ротик, не так ли? Блондин едва успевает переварить информацию, когда Гук нависает над ним, подтягивая выше к изголовью постели и разворачивая в шестьдесят девятую позу. В глазах вспыхивают яркие пятна, когда сильная ладонь перекрывает основание, не позволяя кончить раньше времени. Влажный язык проходит по мошонке, спускаясь ниже к сфинктеру, и обильно смачивая слюной. Юнги едва не задыхается, но цепляет рукой член Гука, направляя его в рот. Приподнявшись на локтях, он старательно заглатывает немаленький орган, рукой лаская мошонку, стараясь не сойти с ума от врывающихся в него пальцев, растягивающих изнутри. У обоих терпение на исходе. Юнги умоляюще хныкает, сжимая плотным кольцом член, царапая упругие бедра. И Чонгук уступает. Сдается хриплому изможденному голосу, чувствуя, что у самого уже рвет все тормоза. Он усаживается между разведенных ног, приставляя головку, обильно смазанную слюной, к разработанному анусу. Из глотки вырывается рык, когда член оказывается зажат жаркими, тесными стенками. Гук замирает, наклоняясь к Юнги, сцеловывая набежавшие слезы, благодарно впиваясь в искусанные губы. Первый толчок вырывает полузадушенный стон.  — Какой же ты сладкий, Мин Юнги. Жаркий. Невыносимый. Каждое слово вбивается внутрь вместе с членом, который едва заметно меняет направление, пока не натыкается на комочек нервов. Заставляя кричать, как и было обещано, цепляться в простыни, так смачно трещавшие в кулаках, смотреть в покрывшееся испариной до боли знакомое и родное лицо. Имя, так легко ложащееся на уста, вылетает совершенно естественно, когда сперма заливает живот. Чонгук толкается еще несколько раз, прежде чем кончить и завалиться на постель совсем рядом.  — И что это было, черт возьми? — голос Юнги срывается на шепот, грудь ходит ходуном, пытаясь выровнять дыхание. Вот только безуспешно.  — Наше с тобой одиночество на двоих. Блондин хмыкает в ответ. Опять этот гребанный малолетка прав. В уголках глаз снова скопились слезы. Пришлось уткнуться лбом в мощное предплечье, чтобы скрыть их от любопытного взгляда. Этот мир лишил последней надежды на будущее, отрезая от предначертанных половинок. Но в то же время дал им друг друга. Дал возможность свести свою боль на минимум, потеряться в теплых объятиях, которые предназначались другому человеку. Найти свой уютный угол, пока шальная пуля не найдет в очередном задании, избавляя от прежних страданий. Они будут вместе. До последнего вдоха. Разделяя боль пополам, ища в прикосновении к голой коже ту самую радость и ласку, которой уже не найти.