Игрушки

– Поставь хоббита на место, – сказал Торин. Кили переминался с ноги на ногу, понурив голову, и упрямо молчал. – Это… Кили, может, и правда? Я и сам идти могу, – пискнул Бильбо с рук Кили и поерзал, пытаясь выскользнуть. Кили подхватил его покрепче и замолчал еще упрямее, зло зыркая на Торина исподлобья. – На место хоббита поставь, – повторил Торин раздельно. – Или тебе твоей клади мало? Могу еще подбавить. – Да Бильбо ногу подвернул. Не может он идти, ты его не слушай, Торин, – вяло вступился Бофур. Балин многозначительно покашлял. Торин еще раз прожег Кили взглядом и махнул рукой: – Вперед! Пошевеливайтесь, и без того довольно времени потеряли. На Бильбо он упорно не глядел. Кили смотрел прямо перед собой, широко шагая и крепко прижимая к себе Бильбо, и только сжал губы в тонкую нитку, когда спереди донеслись обрывки разговора: – …игрушку себе нашел! Не наигрался еще, молокосос! Мы для того хоббита в поход брали, чтобы этот недоросль его всюду с собой таскал? Успокаивающее, рассудительное бормотание Балина было слишком тихо, чтобы разобрать слова. Торин выслушал, рыкнул и надолго замолчал. Кили вдруг уткнулся носом в волосы Бильбо, порывисто вдохнул и сказал негромко: – Ты дядю не слушай. Он посердится и перестанет – сам ведь понимает, что мы ничего плохого не сделали. Он отходчивый, правда. Тут уж Бильбо не сдержался и фыркнул, а спустя мгновение услышал, как Кили и сам тихо смеется в его волосы. Вот уж кто был отходчивый, так это Кили. Скорый на гнев, скорый и на милость. И на дружбу скорый, и на… – Ходу надбавь! – скомандовал Торин, и гномы послушно прибавили шагу. – Подмогнуть тебе, Кили? – приостановился Двалин: верно, нарочно от Торина отстал. Глянул на Бильбо насупленно – как обычно, Бильбо вообще сомневался, что Двалин умеет смотреть как-то по-другому. Кили покачал головой, обнажив в улыбке белые ровные зубы. Двалин ободряюще похлопал его по спине – да так задушевно, что даже Бильбо тряхнуло, – и размашисто зашагал вперед. Бильбо, по правде говоря, и сам недоумевал, откуда что взялось. Еще недавно Кили с братом его навстречу троллям выпихивал, а теперь прицепился, будто репей, – и не отцепишь его, сколько ни бейся. Не то чтобы Бильбо был против… Но таскать его с собой Кили и впрямь любил – леший его знает, понравилось, что ли, когда он Бильбо на лету поймал, иссопливленного. Смешно подумать, тогда Кили его в первый раз обнял – да так крепко, что Бильбо на миг даже троллей бояться перестал. Хорошо хоть Торин не видел, подумалось Бильбо вдруг, что его племянник ночами с хоббитом вытворяет. Кили был много, много сильнее, хоть и не настолько уж выше, и мог вертеть и швырять Бильбо легко, как тряпичную игрушку. Чем он и пользовался без зазрения совести: подхватывал Бильбо, прижимал на весу к первому попавшемуся дереву, ну и пошло-поехало. Не то чтобы далеко заехало, правда: так, баловство. Чему Бильбо впервые в жизни был несказанно рад. Гномы, видно, во всем были… кряжистее. То есть Бильбо всю компанию не проверял, с него и одного хватило. Бильбо вспомнил, как впервые встретился с гномьими размерами лицом к лицу – ну, или не вполне… лицом, – и про себя усмехнулся собственному тогдашнему страху. Что и говорить, перетрухнул он той ночью порядком: ему тут же представилось, как он гибнет не доблестной смертью от драконьего пламени – весьма неприятной, конечно же, но все же, как-никак, почетной, – а оттого, что его разрывает напополам немыслимо огромный гномий член. Одно радовало: опасность Бильбо встретил не дрогнув (по крайней мере наружно). Правда, пригорюнился было, но вскоре воспрял духом, увидев, что Кили хоть и спустил штаны с большим воодушевлением, но что делать дальше, похоже, совершенно не представлял. Сколько ж ему лет-то было? Будь он хоббитом, Бильбо непременно решил бы по виду и повадке, что тот – как есть доросток* вроде его собственных кузенов из Тукборо. Бильбо возблагодарил судьбу за то, что у него-то опыта было побольше, и уверенной рукой, хорошенько облизав предварительно ладонь, взялся за их члены. А потом еще одной рукой ухватился: одной ладонью у него и член Кили-то обхватить не получилось, не говоря уж о своем собственном. Которым Бильбо был до тех пор вполне доволен – но теперь, глядя на то, как трутся друг о друга их влажно блестящие члены, один чуть ли не вдвое больше другого, Бильбо не знал: то ли расстраиваться ему, то ли пугаться, то ли плюнуть и наслаждаться мгновением. Кили спустил быстро: по всему видно, юнец, – и прижался лбом ко лбу Бильбо, рвано, часто дыша, улыбаясь так счастливо, что у Бильбо сердце затрепыхалось, как пойманная птица. Бильбо, хоть убей, не понимал, что Кили на самом деле от него нужно, – да что там, он и посейчас еще не знал, что у Кили на уме на самом деле, – но, глядя на эту бестолковую сияющую мальчишечью улыбку, ощущая его дыхание на своем лице, Бильбо окончательно понял: он и сам не прочь был сыграть в эту игру, как бы ни косились на них товарищи. А товарищи косились. По всему выходило, что такое хоть и не было неслыханным среди гномов, но особым одобрением тоже не пользовалось, даже в мирное время. А они были в походе, сложном и опасном, в каком-то смысле – даже священном, и шедшему отбивать праотцовский дом молодому воину не годилось растрачивать себя на недостойные занятия. И тем более – воину королевской крови. Изо всей компании один Фили глядел на них без осуждения – и, может быть, еще Бофур. Балин хоть и поджимал губы неодобрительно, но вслух ничего не говорил. Бильбо досадовал про себя: только его, кажется, приняли за своего, как опять двадцать пять, – но на попятный идти не собирался. Что ему за дело было до косых взглядов, когда Кили так смотрел на него наедине. Играть оказалось весело, иногда – страшновато. Для следующей партии Бильбо долго собирался с духом, вынашивая дерзкий замысел: проверить, которая часть хозяйства Кили поместится у него во рту. Оказалось – даже половины не вошло, как головка уже коснулась задней стенки горла Бильбо. Губы Бильбо оказались так сильно растянуты вокруг огромного члена, что языком орудовать было сложновато. Бильбо попытался было отстраниться, но Кили протестующе замычал и вцепился ему в волосы, удерживая его голову на месте. Мысленно пожав плечами, Бильбо взялся за дело: в конце концов, у него ведь и руки имелись. Рта и рук хватило для того, чтобы Кили уже через минуту-другую начал задыхаться и стонать чуть ли не на весь лес. Бильбо едва не поперхнулся, когда Кили принялся кончать, долго и обильно. Отдышавшись, Кили в свою очередь рьяно взялся изучать новую для себя науку, и хоть мастерства у него пока что было небогато, зато рвения – хоть отбавляй. Жаловаться Бильбо определенно не приходилось. Наутро их встретила новая доля косых взглядов, среди которых прихрамывающему (нога все еще побаливала) Бильбо почудилась пара завистливых. Он засомневался было, встревожился, но Кили – разомлевший, довольный – поравнялся с ним и зашагал рядом, беспечально насвистывая какую-то песенку, и от сердца у Бильбо ненадолго отлегло. Однажды Бильбо углядел, как Кили о чем-то шушукается с Нори, бросая по сторонам сторожкие взгляды и то и дело заливаясь румянцем. Разумеется, подобное не могло предвещать ровным счетом ничего хорошего. Что Нори наплел Кили, Бильбо понял только вечером – когда Кили, обнимая его, смущенно-горячо забормотал на ухо, что вот, мол, хорошо бы еще и так попробовать. Бильбо чувствовал бедром твердую выпуклость в штанах у тесно прижавшегося Кили, ее по-прежнему устрашающие размеры – и готов был придушить Нори голыми руками. Вот свой бы зад и отдавал на откуп, трепач, подумал Бильбо сварливо. Скользнул в руках у Кили – и устроился так, чтобы наливающийся тяжестью член лег у него между ягодиц. Даже сейчас, не вполне вставший, он был куда больше всех тех, с которыми Бильбо доводилось иметь дело. Бильбо повел бедрами, потерся – и услышал над ухом тихий стон. Что греха таить, ему это нравилось. Ему нравился огромный член Кили и то, как Кили терял самообладание, резкими рваными толчками загоняя его все глубже в глотку Бильбо. Ему нравилось, как Кили ластился к нему после, ленивый и довольный, как кот над миской сливок, целуя припухшие губы Бильбо и по-хозяйски лапая его за зад. Ему нравилось ощущать на языке пульсирующую тяжесть, ему нравилось, что в обхват член Кили был едва ли не шире его запястья. И сам Кили ему тоже очень нравился, по правде говоря. И Бильбо вдруг подумал: а что, может, и вправду обойдется. Почему бы и не попробовать? Точно то же самое он думал, подписывая контракт с Торином и Ко. Тогда ему, положим, было простительно: за все свои пятьдесят лет он не бывал дальше пяти лиг от своей норы и знать не знал, что готовит для беспечных путников этот удивительный, до головокружения бескрайний, пугающе лишенный носовых платков Большой Мир. Но сейчас-то! Бильбо вновь поглядел вниз, на уготованный ему рок, затем вверх – на выжидающе уставившегося на него Кили, и обреченно принялся стаскивать с себя рубаху. Кили долго и сосредоточенно глядел, как Бильбо, прикрыв глаза и прикусив губу, растягивает себя, и даже на колени опустился, чтобы лучше видеть. Затем хрипло попросил: – Дай я. Я хочу! Бильбо поглядел на него с немалым подозрением, но Кили смотрел так умоляюще, что Бильбо вздохнул и сдался. В конце концов, он уже достаточно себя растянул, чтобы Кили не сумел ему слишком повредить. Бильбо немедленно пожалел о собственной неосмотрительности, когда Кили разом засунул внутрь сразу три пальца, и поутихшее было неприятное жжение вновь вернулось, основательно сбив настрой. Не зря все-таки, отнюдь не зря Бильбо не позволил Кили себя подготовить. Кили прильнул к нему, жарко, влажно дыша в ухо, покусывая за чувствительный кончик, орудуя рукой между бедер у Бильбо, и ноги того будто сами собой раздвинулись, обхватили Кили за поясницу, а руки принялись поспешно, неуклюже развязывать на штанах пояс, по всему видно – старинный, с удивительным тканым узором. – Хватит, – выдохнул Бильбо наконец, – давай уже. Кили сумасшедше ухмыльнулся и вошел в него одним толчком. Бильбо взвыл и задергался, пинаясь и пытясь отползти подальше. Кили вцепился в него, не пуская, расстроенно и растерянно глядя ему в глаза. – Ты хоть думай, что делаешь, балбес! – напустился на него Бильбо, смаргивая слезы, от боли навернувшиеся на глаза. – Чай, не мечом в орка тычешь! Я еще жить хочу, между прочим. Пусти меня, я пойду. Пусти, сказал! – Я больше не буду, – пообещал Кили очень жалостно, глядя на него честными глазами. – Прости, Бильбо, я буду осторожнее. Бильбо еще поворчал, мстительно сжимая ногами талию Кили каждый раз, когда тот пытался двинуться, – но боль отступила, из паляще-острой превратилась в слабое жжение, судорожно сомкнувшиеся мышцы расслабились, и Бильбо наконец смилостивился: – Можно, – разрешил он, – только медленно. Потихоньку, Кили! Ты слышал, что я сказал? – Медленно, – согласился тот. – Потихоньку. Как скажешь, Бильбо… Бильбо… Бильбо… Странное это было ощущение – растянутый, наполненный до упора, Бильбо пришпилен был к месту горячим, мерно двигающимся телом, сбросить которое с себя не смог бы при всем желании. И ему нравилось. Кили, обжегшись раз на молоке, пытался, казалось, вовсе не дышать на Бильбо: двигался так осторожно, будто боялся поломать или раздавить его, будто не верил, что сумеет не причинить вреда, и тревожно вглядывался Бильбо в лицо – не больно ли? Но нет, было не больно. Бильбо вскинул бедра, подавшись навстречу, нетерпеливо помычал. Кили, как всегда, не понимал намеков, ни с того ни с сего вздумав быть с ним бережнее, чем мать с младенцем. – Довольно нежничать! – не выдержал наконец Бильбо. – Мы так до утра не управимся! – И в сердцах укусил Кили за ухо, оказавшееся ближайшей к его зубам частью. Кили зарычал, опалив его потемневшим взглядом – наконец-то, – и ускорил движения, выходя почти на всю длину и вновь вбиваясь до упора, со свистом дыша сквозь стиснутые зубы. Глаза Бильбо закатились – краем сознания он понял, что стонет, и кричит во весь голос, и умоляет: не останавливаться, сильнее, быстрее, еще, еще, еще, – и было все еще немного больно, а еще было – ошеломительно, и он поглядел затуманенным взглядом вниз, где огромный член Кили поршнем ходил между его ног, и увидел движение под своей кожей. Он положил руку себе на живот, с приоткрытым ртом наблюдая за этим движением, ладонью ощущая член Кили в себе, а затем поднял глаза и увидел, что Кили тоже смотрит, смотрит, не сводя глаз. Движения его становились все быстрее, все неистовее, и длинные волосы хлестали Бильбо по лицу, а затем Кили наклонился, прижался грудью к его груди, прихватил зубами нижнюю губу Бильбо и укусил, и Бильбо кончил со вкусом собственной крови на языке. При всем уважении к Гэндальфу, фейерверки, взорвавшиеся у Бильбо перед глазами, были куда ярче творений рук волшебника. Кили затих, бессильно распластавшись поверх. По телу его то и дело проходила длинная дрожь, и Бильбо не спешил освободиться от давящей на него тяжести. В конце концов у них обоих одновременно заурчало в животе, и они неловко поднялись, фыркая – отчего-то обоим было очень весело – и разминая затекшие конечности. Кили бесцеремонно заглянул Бильбо между ног, завороженно разглядывая раскрытую зияющую дырку, из которой тонкой струйкой сочилась белесая жидкость, стекая по внутренней стороне бедра Бильбо. Зачем-то засунул туда пальцы – Бильбо взвизгнул от неожиданности и в сердцах щелкнул его по носу. У костра их встретили такие взгляды, что Бильбо в конце концов сбежал с миской в самый темный угол полянки. Но на этот раз завистливых взглядов было определенно больше двух. – Отцепись от хоббита, – услышал Бильбо сквозь сон. – Потешился – и будет. Не по вежеству это. – Прости, Торин, что встреваю, – зазвучал голос Фили, – но не похоже, чтобы хоббит был против. Он и сам способен за себя постоять, хоть с виду и не скажешь. Сквозь полуприкрытые ресницы Бильбо увидел, как Торин смерил Фили взглядом, от которого тот втянул голову в плечи, как нашкодивший мальчишка. – Видал? Торин как зыркнет – сразу будто борода короче становится. Вот ведь умеет! – явственным шепотом поделились откуда-то слева. Бильбо определенно склонен был согласиться с шептуном – но Кили стоял, глядя Торину прямо в глаза, а затем развернулся и ушел, не произнеся ни слова. Вечером Кили внезапно объявился рядом и утащил его в темноту леса, в укромный уголок под старым ясенем. Ветви шептались на прохладном ночном ветру, под яснозвездным небом, и трава под ясенем была густа и сочна. Бильбо позволил увлечь себя наземь, и в этот раз все прошло полегче. – Ты такой тесный, – выдохнул Кили, неспешно двигаясь в нем, легко касаясь губами уха, щеки, шеи Бильбо. – И маленький, – заявил он неожиданно. – Смотри! В свете звезд четко очерчивались их прижатые друг к другу ладони: широкая, с грубыми пальцами гномья – и маленькая, холеная белая рука Бильбо. – Ты похож на фарфоровую статуэтку, – сообщил ему Кили, ухмыляясь. – Хоть на полочку ставь. Бильбо обиделся. – Перестань нести чушь, – велел он как можно более строго. – Сам-то вон какая орясина, тебе все маленькие. Кили вдруг навалился и защекотал, ухмыляясь. Бильбо визжал и отбивался. – Мог бы – поставил бы, – зашептал он задыхающемуся от хохота Бильбо на ухо, – чтобы больше никто. Чтоб был только мой. Под полой плаща спрятал бы, прочь не отпускал. – Потерся носом о его волосы и спросил ни с того ни сего: – Что, Бильбо, пойдешь в мои палаты, когда отвоюем Эребор? А хорошо бы хоть разок поспать на настоящей постели, с матрацем, с тоской подумал Бильбо и пожал плечами: – Что ж не пойти? Пойду. Кили легко, как пушинку, подхватил Бильбо под бедра и закружил по поляне. Бильбо вспискнул и вцепился в него, мысленно честя рехнувшегося гнома на чем свет стоит. – Не пущу, – вдруг объявил Кили, угомонившись. – Никуда не пущу. И не вырвешься – куда тебе против меня. Бильбо досадливо закатил глаза (в последнее время это, кажется, вошло у него в привычку, спасибо гномам). Кили принялся перебирать его волосы… хотя нет – весьма целеустремленно выплетать ощупью в потемках какую-то косицу. Бильбо покачал головой (Кили тут же негодующе зашипел, радея за плетение) и улыбнулся тайком, положив голову ему на плечо. Не вырвешься. Гм. Не больно-то и хотелось. На следующее утро невыспавшийся Бильбо, зевая, вернулся от ручья – с кончика носа и мокрых волос на истрепанную заношенную куртку капала вода, оставляя маленькие темные пятна, – и услышал негромкие уговоры Балина: – …дай ему время – перебесится. Еще спасибо скажешь: дурь-то из головы повыйдет, меньше баловать потом будет. – Ты их видел, Балин? Видел, какие они вчера вернулись? Что, можно смотреть на такое непотребство, я тебя спрашиваю? Бильбо даже проснулся и оскорбленно поджал губы. Перебесится, не перебесится – им-то что? Они с Кили как-нибудь сами разберутся, вдвоем. А кое-кому не помешало бы перестать совать длинный нос всюду, куда не просят. Бильбо решительно пошел на Торина, испепеляя его взглядом снизу вверх, – но заметил отвисшую челюсть того и остановился на полушаге. Все вставшие гномы почему-то таращились на него круглыми глазами. Бильбо на всякий случай провел рукой по лицу, поглядел на ладонь, не обнаружил ничего странного и пугающего и обескураженно пригладил волосы. …Косички. Тонкие, но даже на ощупь – сложного плетения. Две – у левого виска и две у правого. – Перебесится, говоришь? – фыркнул подошедший Двалин – и неожиданно одобрительно усмехнулся Кили. – Наш пострел везде поспел, значит. Хватай-ка… этого своего и брысь отсюда, сейчас взрослые говорить будут. Кили расплылся в улыбке и тут же за локоть утащил Бильбо прочь. – Что ты сделал? – растерянно моргал тот. – Не скажу, – белозубо ухмылялся тот. – Потом узнаешь, не время пока. Ну точно дите малое. И в какую только странную игру Бильбо ввязался? Впрочем, у них было впереди много времени – разобраться: до Эребора и еще целая жизнь. Вполне достаточно, как ни крути.