Зарисовка со сладостями

Гензель возвращается в таверну тяжелым шагом. Земля уходит из-под ног, и ему кажется, что он вот-вот упадет, а даже если и устоит на ногах, то врежется в случайного прохожего. Если им окажется мужчина, решивший разобраться с невнимательным сопляком, то Гензель будет даже рад. Но жители городка обходят охотника на ведьм стороной. На первом этаже таверны уже стоит хмельной смрад, и Гензель торопится к лестнице, оттуда наверх в их с сестрой маленькую комнату. Он не уверен, что выдержит вторую ночь в одиночестве, более того, он не собирается ее выдерживать. Кинув сумку на стол, молодой охотник садится и, медленно выдыхая воздух, закрывает глаза. Кровь стучит в висках, и дышать отчего-то тяжело. Стоит потерять из вида настоящий мир, как в воображении снова становится отвратительная картина: Гретель, идущая под руку с сыном городского шерифа. Гензеля съедает злость и отчаяние, когда он думает об этом высоком, ладном молодом мужчине, убившем – о, Господи! – уже целых две ведьмы. Вспоминая, как сестра улыбалась ему, Гензель пытается вспомнить, получал ли он сам когда-либо от нее подобные улыбки. Нет, рядом с ним на щеках Гретель никогда не появлялось румянца, и она никогда смущенно не опускала взгляд. - Дура… - тихо говорит Гензель в пустоту и открывает сумку. В который раз представляя сегодняшнее омерзительное утро, молодой охотник выкладывает на стол сверток и раскрывает его. Перед ним несколько пирожных, оставивших жирные пятна на бумажной обертке, распухшие цветные пряники с чуть облезшей глазурью, толстые, еще немного теплые вафли и даже кусок подтаявшего шоколада. От одного их запаха рвота подступает к горлу, но Гензель держит себя в руках. Вид сладостей заставляет одно неприятное воспоминание смениться другим, но совсем ненадолго. Молодой охотник берет пряник, нерешительно вертит его в руках и, набравшись храбрости, заталкивает в рот полностью. Тело пытается отвергнуть проклятую сладость, но Гензель заставляет себя закончить то, что начал. Второй и третий пряник проходят легче, но когда охотник притрагивается к пирожному, тошнота усиливается. Вдруг становится невыносимо жарко, комната перед глазами начинает двоиться, расплываться, как будто даже переворачиваться с ног на голову. Заталкивая в себя пирожное, размазывая крем по щекам, Гензель думает о том, что свернул бы шею сынку шерифа и хорошенько проучил бы Гретель, чтобы впредь не шлялась черт знает с кем. Да, он бы научил ее уму-разуму так, как положено мужчине. Гензель начинает кашлять, подавившись непрожеванным куском вафли. Он выплевывает его на пол и склоняется над столом. Слабыми, липкими от крема и сахара пальцами, охотник торопливо заталкивает в себя шоколад, оставшиеся пряники и вафли. Съеденное лезет обратно, но парень продолжает пихать это в себя, пока в руках совсем не остается твердости. Комнату медленно заволакивает тьма. Последнее, что слышит охотник – это скрип двери и голос Гретель: - Гензель, ты тут?.. Гензель?.. Гензель! Дальше нет ничего. Сильная пощечина возвращает его в мир живых. Гензель лежит на полу, запрокинув голову. Нога ощутимо ноет от неумело поставленного укола. И Гретель… – конечно же, она тоже здесь, – сидит верхом на брате, одной рукой вцепившись в плечо, а другую держа наготове для очередной пощечины. - Гензель? – восклицает сестра, заметив, что брат приоткрыл глаза, и все же бьет его второй раз, перед тем как уткнуться в него. Лицо охотника по-прежнему все перепачкано невыносимо пахнущим кремом и, пожалуй, он не хотел помыться так же сильно, как сейчас, даже когда был с ног до головы заляпан кровью и потрохами. - Придурок! – всхлипнув, Гретель бьет его кулаком в грудь и плачет. Гензель молчит, только прижимает ее к себе, слушает и, пожалуй, первый раз в жизни ему нравится слышать, как она плачет.