Спокойствие рядом с ним

***

К тому времени, когда замёрзший Джон наконец-то оказывается дома, всё в нём буквально вибрирует от раздражения. Возвращаться домой в темноте под холодным ливнем не очень-то приятно. Но хуже всего то, что он отмахнулся от предупреждения Шерлока, что погода испортится. Если Шерлок ещё и упомянет об этом... Он дрожит, пакеты с покупками вот уже двадцать минут оттягивают руки, и настроение ни к чёрту... Когда Джон открывает дверь гостиной, его окутывают свет и тепло, вместе со сладким ароматом сосны из зажжённого камина. Шерлок, должно быть, зажёг огонь ещё до того, как начался ливень. Шагнув в комнату, Джон ставит пакеты с продуктами рядом с дверью и вдыхает запах дома, а затем, сняв мокрую куртку, неуклюже развязывает шнурки на промокшей обуви негнущимися от холода пальцами. На столе его ожидают покрытый трещинками заварной чайник и старая кружка с надписью RAMC, стоящие рискованно близко к чашке Петри с неизвестным тёмным веществом. Шерлок сидит, развалившись в своём кресле перед камином; его глаза закрыты, а рот приоткрыт. Он крепко спит. Джон уносит покупки на кухню. Пол холодит пальцы ног, когда он убирает фрукты, ветчину и молоко в холодильник, хлеб и джем в шкаф, а потом идёт в душ. Двадцать минут спустя, влажный, согревшийся и одетый в уютную домашнюю одежду, он наливает чашку ароматного чая и устраивается в своём кресле. Тепло огня согревает его кожу. Разочарования дня уходят на задний план в тишине комнаты. Слышно только долгое, свистящее дыхание от Шерлока и негромкое фырканье, когда Джон улыбнулся. Он никогда не говорил Шерлоку, что тот похрапывает, когда вот так засыпает в своём кресле. Тот никогда не позволил бы застать себя врасплох, если бы узнал об этом. Шерлок был удивительно скрытным для чего-то подобного. Ему кажется, что он может насладиться тишиной, когда рядом находится Шерлок. Тишина в его съёмной комнате всегда была душной и наполненной голосами: крики его товарищей по команде регби, когда он подавал, по ночам − рыдания Гарри по телефону, когда она бросила Клару, команды Джеймса Шолто и его негромкие похвалы. Пьяные крики его отца и беспомощный плач мамы. Одинокий лай собаки на недавно разрушенном и охваченном огнём афганском рынке, где воздух был густым от запаха сгоревшей кожи. Здесь, перед камином, тишина наполнена эхом бесконечных ночей споров, смеха и музыки. Руки Шерлока расслаблено лежат на его коленях, и Джон видит перед внутренним взором, как тот качался под мелодию, когда играл на скрипке вчера вечером; вся энергия его сильной, но нежной души перетекает в его руки с тонкими пальцами и в движения смычка по струнам скрипки. Джон наблюдал за тем, как его лицо меняется в зависимости от настроений музыки и мыслей. «Если и есть что-то в моей жизни, чем я горжусь безоговорочно, это − он». Он не выбирал жизнь, которая у него была. Она началась тогда, когда он думал, что всё, что имело значение, уже закончено. В жизни, которую Джон создал для себя, он всё ещё слышал эхо, в котором звенел смех солдат и их крики; голоса мужчин, подпевающих знакомым песням, звучащим из дешёвых подержанных радиоприёмников; неожиданные звуки выстрелов, приказы офицеров, ведущих их по пустыне, обманчивая тишина перед тем, как налетят самолеты, шелест игральных карт, прочитанных книг и писем, написанных в койках на рассвете мужчинами, боящимися заснуть. Та жизнь была полна хромоты, ожидания бесконечных приказов и отвратительного страха. Долгие и душные дни под низким потолком палатки, пот, заливающий глаза, когда он работал, жар пустыни, ослабляющий суставы и ломающий кости. Радость, когда операция проведена успешно, спасённая жизнь, тихое дыхание человека, мирно спящего после анальгетиков. Уверенность, что он был абсолютно необходим мужчинам, с которыми рядом жил, смеялся, кричал и здоровался. Понимание, что в том, что он делал, есть хоть какой-то смысл, даже если он не был уверен, что они должны были быть там. Но так как они там уже находились, он будет готов, спокоен, сдержан и будет в состоянии успокоить человека взглядом, голосом, уверенностью в своих руках. Он находился там, пока был им нужен. До тех пор, пока он мог приносить пользу. До тех пор, пока он не оказался сломанным и беспомощным, погрузившимся туда, где нет ничего, кроме боли, и где не существует времени. Когда он оказался в больнице, они все исчезли. Все люди, которых он спас, все лица, которые он знал. Медсестры были к нему добры. Обратный полёт в Англию был похож на смерть. Он должен был найти смысл в том, чтобы приходить домой. Он должен был почувствовать облегчение. Но он не чувствовал ничего вообще. Вздохнув во сне, Шерлок на мгновение презрительно изогнул губы. Джон улыбнулся, вспомнив то утро, когда они встретились, и вопрос «Афганистан или Ирак?», заданный роскошным голосом. Шерлок понял про него всё с первого взгляда: разглядел все его раны и травмы без смущения и жалости и увидел все возможности, которые, как он думал, были для него потеряны. Его высокомерие и противоречивую сладость его улыбки. Его безумный, пугающий, великолепный разум, который привлёк Джона, прежде чем он понял то, что происходило; ощущение, что он внезапно проснулся и забыл, что всё могло быть по-другому. Приглашение быть необходимым оказалось опасным. Медленное понимание, что, если бы он ничего больше не делал всю оставшуюся часть своей жизни, кроме как охранял этого мужчину и, следуя за ним, сметал всё на своём пути, он был бы этим доволен. Он следит за игрой света от камина на лице Шерлока, разглядывая линию бровей и тень от ресниц, мягкие изгибы приоткрытого рта, кудрявую голову, беззащитно откинутую назад, и длинные босые ноги, расслаблено лежащие одна на другой на коврике. Просыпаясь, Шерлок фыркает и быстро моргает несколько раз. Его лицо всё ещё сонное. − Ты дома. Наклонившись, берёт изящные руки Шерлока в свои и с нежностью проводит большим пальцем по покрытому царапинками кольцу из белого золота. Когда Шерлок поднимает их переплетённые пальцы к губам, выражение его глаз теплеет и вокруг них разбегаются морщинки. Свет камина отражается в его глазах невозможного цвета и серебре волос. Он медленно целует костяшки пальцев Джона: − Муж. − Привет, любимый, − с нежностью в голосе отвечает Джон. Ночь накрывает Сассекс, и шум ветра вокруг их дома усиливается. Забарабанивший по крыше дождь возвращает комнату в беспокойный мир.