Ночь в старом замке

Окно распахнуто настежь, но в просторной комнате душно. Недвижный раскаленный за день воздух улицы кажется вязким и липким. Он не приносит облегчения обитателю комнаты. Чудовищная жара и духота не дают нормально уснуть, навязывая вместо здорового сна тяжелое забытье — беспокойную полудрему, не дающую отдыха ни телу, ни разуму. Человек, лежащий на постели, ворочается, комкает простыни, будто они раздражают кожу, пытается спрятать лицо от лунного света, струящегося из не занавешенного окна. Но Луна безжалостно заливает человека светом, топя его в душном серебре. Лучами, словно щупальцами, она, как любопытный спрут, трогает загорелую кожу, прослеживает резкие черты лица, добавляет седины в каштановые волосы. Спящего мужчину нельзя назвать красивым, но в неправильных чертах лица есть что-то привлекательное, что-то, что позволяет назвать их благородными. Внезапно темная тень на миг закрывает собой небесного спрута. Огромная летучая мышь влетает в открытое окно и приземляется на подоконник. Миг, и вместо зверька на подоконнике стоит высокий темноволосый мужчина с очень бледным лицом. Он мягко спрыгивает на пол. Темный плащ с кроваво-красной подкладкой взметается за его спиной. Мужчина подходит к кровати. Он несколько мгновений вглядывается в лицо спящего, а затем возвращается к окну и задергивает штору. Человек на постели расслабляется, а ночной гость, довольно улыбнувшись, снова подходит к нему и садится на край кровати. Матрас прогибается под его весом. Пришелец опять всматривается в лицо спящего мужчины, а потом поднимает руку и ласково проводит кончиками пальцев по загорелой щеке. Невесомое прикосновение вырывает человека из забытья. Ярко-серые глаза распахиваются. Секунду мужчина пытается осознать происходящее, а потом в его глазах мелькает узнавание, и рука тянется к прикроватному столику, к Библии, которая именно в эту ночь, — какое неудачное совпадение! — лежит раскрытая, так что не видно креста на обложке. Но закончить движение не получается. Пришелец перехватывает руку, стальной хваткой сжимает запястья и прижимает их над головой лежащего. Мужчина беспомощно откидывает голову на подушку. Он знает, что вырваться вряд ли получится — его незваный гость во много раз сильнее самого сильного человека. Пришелец улыбается, показывая длинные клыки. — Доброй ночи, доктор ван Хельсинг. Вы знаете, оставлять окно на ночь открытым — очень опасная привычка. Особенно в наших краях. Доктор удивительно спокоен. Он не чувствует страха, лишь легкую досаду. — Здравствуйте, граф. Я не приглашал вас. — Я знаю. Но вы не единственный обитатель замка, доктор. Здесь легко найти того, кто пригласит меня войти. Вас удивляет только то, что я вошел к вам без приглашения? А не то, что я вообще пришел? — Нет. Я знал, что рано или поздно вы придете за мной. — Вас это не пугает? Губы доктора искривляет едва заметная улыбка. — Мне лишь досадно, что я оказался настолько беспечен. Я убил слишком много вампиров, чтобы испугаться одного из них, пусть это и легендарный граф Дракула. — Вот как? — Вы пришли поговорить со мной, граф? Тогда позвольте мне встать и привести себя в порядок. Если же нет, то, прошу вас, не затягивайте, — ван Хельсинг поворачивает голову, открывая доступ к горлу. В глазах Дракулы появляется странное выражение. Вампир стремительно наклоняется. Доктор все же вздрагивает, почувствовав прикосновение клыков. Но прикосновение, так и остается прикосновением. Вампир касается клыками кожи, не пытаясь вонзить их. А потом ощущение исчезает, сменяется прикосновением прохладных губ. Вампир отстраняется, все так же удерживая руки человека. — Знаете, доктор ван Хельсинг, это очень большое искушение — выпить вашей крови, сделать вас вампиром. — Но...? — Вы ведь не примите это существование. Вы выйдете на солнце этим же утром или вобьете осиновый кол себе в грудь. — Тогда просто убейте меня, граф. Это не должно быть для вас трудным. — Нет, доктор, это было бы слишком просто. Я не хочу терять вас раньше срока. Я давно живу на этом свете. И у меня никогда еще не было столь достойного противника. — Тогда зачем вы пришли? — Мне захотелось увидеть вас. Вампир снова наклоняется и осторожно целует человека. У вампира прохладные губы и острые клыки тщательно спрятаны. Граф предельно нежен и аккуратен и, в конце концов, губы человека приоткрываются в ответ. Дракула разжимает руку, удерживающую запястья доктора. Холодные пальцы скользят по коже, прослеживая рисунок вен от запястья до локтя и от локтя до плеча. Эти прикосновения, как и поцелуй, резко контрастируют с окружающей удушливой жарой. Когда вампир отстраняется, человек кладет ладонь ему на плечо, удерживая. — Вы понимаете, что вы делаете, Ян? — В темных глазах Дракулы тревога и настороженность. — Это грех. Ван Хельсинг улыбается в ответ. — Я в любом случае не попаду в Рай, Влад. — Мне кажется, вы ошибаетесь, Ян. Хотя кто я такой, чтобы знать о Рае? Мне ближе Ад. Дракула снова целует шею своего самого лучшего врага. Доктор ван Хельсинг расслабляется под прохладными уверенными и бережными прикосновениями кровавого графа. Тяжелый кроваво-черный плащ лужей застыл возле кровати, переплетясь с золотисто-бежевым покрывалом. Вампир согревается в объятиях человека, в ответ щедро делясь собственным холодом, таким приятным и нужным в серебряном мареве жаркой ночи. Чем похоть отличается от страсти? Чем страсть не похожа на любовь? Возможно тем, что похоти важна лишь она сама, страсть учитывает интересы партнера, а для любви превыше всего малейшие желания избранников. Любопытный лунный спрут перебирается на новое место, просовывает лучи-щупальца в зазор между штор. Ему интересно, что делают двое в комнате. А двое в комнате просто занимаются любовью, а может быть, просто утоляют страсть. Лунному спруту все равно не дано постичь разницу. Позже когда утомленный человек засыпает глубоким сном, вампир еще долго лежит рядом, наслаждаясь теплом. Только тогда когда обиженный спрут-луна сбегает с небосвода, Влад Дракула встает, собрав одежду, приводит себя в порядок, снова становясь безупречным графом-вампиром. Подойдя к секретеру, он берет чистый лист, перо, выводит несколько строчек каллиграфическим почерком и кладет записку поверх открытой Библии. Затем граф поднимает покрывало и бережно накрывает человека. Кончики пальцев в последний раз бережно касаются щеки. Граф подходит к окну. Он нечеловечески легким движением оказывается на подоконнике, снова тщательно задергивает за собой шторы и спрыгивает вниз, обращаясь в летучую мышь. У него есть только час, чтобы добраться до своего убежища, всего лишь час, прежде чем взойдет солнце. Утро приносит с собой дождь и прохладу. Доктор ван Хельсинг просыпается на смятых простынях. Безжалостная память выдергивает на поверхность события ночи. Рука машинально тянется к горлу. Но на коже нет ран от клыков. Только на запястьях начинают темнеть синяки, которые легко скроют идеально белые манжеты. Доктор встает, одевается и раздергивает шторы, впуская в комнату водяную пыль и прохладный как поцелуи вампира ветер. Хулиган ветер проносится по комнате, трогает кисти балдахина, перелистывает страница Библии, вскидывает вверх записку. Доктор ван Хельсинг ловит ее, читает и улыбается, а потом берет свой чемоданчик, пальто и шляпу и уходит из комнаты, закрыв за собой дверь. Ночь перемирия закончилась. Солнце вновь осветило поле боя.

Апрель 2011 года.