Love is a weakness

Лизе двадцать один, и она никогда не давала слабину на людях. Неред, вся уставшая и раздражённая, сидит возле кровати, завернувшись в одеяло. К горлу прикладывается очередная бутылка коньяка, ведь она пьёт только мужские напитки, а не как какие-то винишко-тян. Вечно пиздострадают и пьют ебучее вино. Ей никогда не удавалось понять девушек, которым так нравился привкус вина, остававшееся на губах. Когда ей было тринадцать, отец начал пить и ушёл от них. Лиза пыталась поддержать маму и сразу же нашла подработку, раздавая какие-то чёртовы листовки. Она пыталась улыбаться так сильно, что, казалось, скоро порвёт свой рот. Когда ей было четырнадцать, она переехала к бабушке. Мать, собирая её вещи, ссылалась на то, что не может за ней вечно приглядывать, а сейчас за ней нужен тотальный контроль. Лиза улыбается, когда бабушка встречает её у двери. У Лизы больше не остаётся выбора. Когда ей было семнадцать, её одноклассник купил паленого вина, и она блевала дальше, чем видела около двух дней. Тогда бабушка очень сильно переживала, чем же её внучка отравилась. Но та лишь отмахивалась, мол, всё в порядке, съела что-нибудь не то. Вот откуда взялась эта ненависть к вину. Когда ей было восемнадцать, Лиза уехала из Чайковского в Питер и встретила очень крутых людей и блоггеров, которые старались её поддержать. Неред впервые улыбается не натянуто, а искренне. Когда ей было девятнадцать, она поссорилась с лучшим другом и её выгнали из съёмной квартиры. Деваться было некуда, пришлось переночевать у знакомого. Но она постоянно улыбалась и отшучивалась, что ей просто надоело жить с двумя педиками. Лиза опять улыбается фальшиво да так, что внутри что-то перегорает, видя эту улыбку в зеркале. Кашин позволяет жить в своей квартире и оплачивает ей её на три месяца. Лиза обнимает его так, как обнимала только бабушку. Искренне и по-настоящему. Когда ей было двадцать, она жила с Юликом и отлично проводила время, пока тот не попросил её съехать. Лиза чувствует себя пятнадцатилетней, будто опять мешает кому-то жить. В этот раз девушке Онешко, любящей вино. Лиза даже не улыбается и не отшучивается. А улыбку у других людей хочется стереть с их лиц. Лизе двадцать один, и она в край заебалась жить. Лиза пьёт, очень много пьёт, заполняя хоть как-нибудь себя. Давая себе понять, что так она протянет ещё дольше. На трезвую Неред слишком себя ненавидит. В зеркало смотреться не хочется. Хочется разъебать его на мелкие осколки да так, чтобы не удавалось их вывести из ковра, потому что Лиза всегда ходит босиком, потому что Лиза хочет осознавать, что она жива. Тошнота подступает к горлу, а руки невъебенно дрожат, когда она берёт бутылку с пола. Её друзья, скорее всего, уже обсудили её раз двести и подумали, как вытащить из этого дерма. Но у Лизы единственный друг — алкоголь, заполняющий её пустоту. Лизе двадцать один, и она практически потеряла друзей. Практически, потому что Кашин написал дня три назад, Лиза не прочитала и не собирается. Похуй. У них сейчас разные интересы и разная жизнь, в которую Лиза нихуя не вписывается, а если и вписывается, то только так, как ебучей знакомой. 20:02 Пиздец 20:02 Пригнал с тура 20:03 Только вчера 22:15 Ля где ты пропадаешь? И Лиза улыбается своему отражению в телефоне, а от этой фальшивой улыбки тянет блевать, да желательно поскорее. Она больше не умеет делать всё искренне, она хочет послать всех нахуй, чтобы от неё отстали. Неред бросает телефон в стену и ей кажется, что он разбился так же, как и её жизнь. Лизе двадцать один, и она думает, что хорошо справится одна. Под рёбрами ужасно саднит, а голова кружится. Она, вымотанная и заёбанная в край, пытается подняться. Цепляется руками за тумбу и плохо удерживает равновесие. Охуенно. Перед глазами всё плывёт, и она отчётливо слышит, как в замочной скважине скребётся ключ. Смотреть, кто пришёл нет особого желания, и Лиза просто кричит громко так, что у самой уши закладывает: — Съебите нахуй! — Хули орёшь, Лайзка? Его голос режет слух, а колени подкашиваются, но уже не из-за выпитого алкоголя. К черту, думает Лиза, ссылаясь на то, что этому уёбку просто нужно что-то забрать. Но, к её счастью сожалению, в руках у него пакет, а в нём какие-то фрукты и лекарства. — Ты меня лечить собрался, доктор хуев? Кашин усмехается, откладывая пакет назад и подходя к Лизе. Забрасывает её на одно плечо, слыша выкрики с её стороны и ощущая удары на своей спине, и проходит в ванную. Включает холодную воду и ставит девушку на холодный пол. — Сама или мне помочь? Спрашивает, довольно ухмыляясь, и кивает в сторону душа. Нет уж, Лизе в этот раз не отвертеться. — Вали из моего дома, уёбок. Тебя дома Лера ждёт, винишко там попивает. И Лиза пытается выйти из комнаты, но её ловят за руку и тянут в ванную. Ледяные струи воды скатывается по её телу и мигом отрезвляют Неред. Материться уже нет сил, а прогонять Кашина тем более. У Лизы нет сил ни на что. — Кашин, я тебя ненавижу, — шипит сквозь зубы, взяв полотенце из его рук и пытаясь завернуться. — Мы оба знаем, что это не так. Даня проходит на кухню, оставляя её наедине. Лизе двадцать один, и она не хочет принимать любовь, потому что это слабость. — Какого хуя тут происходит? Она проходит на кухню мокрыми и босыми ногами, наплевав на то, что с неё стекает вода. Видит, как Кашин поставил чайник и разогреваться сковородку. — Пытаюсь привести тебя в человеческий вид. — Нахуя? Данил тяжело вздыхает, поворачиваясь к ней лицом и смотрит так выжидающе-странно на неё, что Лиза ёжится то ли от холода, то ли от парня. Хочет пройти к чайнику, который вскипел, и послать его, потому что она сама может о себе позаботиться. — Мы же уже это обсуждали, нет? Его голос звучит так успокаивающе прямо на её ухом. Так неправильно и чертовски притягательно. — Я не собираюсь больше обсуждать то, что я тебе нравлюсь. Мы закрыли эту тему. — Лиз, хватит убегать. Уходить Лиза не спешит, как и ставить точку во всём этом. Она лишь поворачивается и смотрит ему в глаза, тихо говоря, шёпотом так, будто это кто-то услышит: — Я бы тебе ебучку набила, Кашин. Но, оказывается, я заебалась бегать.