Законсервированная жизнь

Вскинув голову и принюхавшись к спокойной заводи лесного воздуха, девушка ещё раз внимательно осмотрела горизонт. Ни облачка. Дождя не было уже много дней. И хоть покуда её запасы грели душу надеждой, с каждым днем засухи погибал зверь и высыхало ещё одно поле — её шансы уменьшались с каждым лучом палящего солнца, пробившегося сквозь слой плотной пыли в атмосфере и неласково коснувшегося уставшей земли. Закрыв глаза, она, для верности, прислушалась, но лишь для того, чтобы убедиться в своей уверенности и ничего не услышать. Вокруг царила мертвая, сплошная тишина, даже ветер — редкий гость в этих краях, сегодня не подавал признаков жизни. Убедившись в сравнительной безопасности окружающего мира, она вновь перевела взгляд на опушку леса, откуда открывался вид на бескрайнюю равнину — длиною в путь трех дней — и застыла, как испуганный зверек, впервые столкнувшийся с чем-то неизведанным в этом опасном мире. Занимался рассвет. Огненный шар, несущий только жару и смерть, едва появился из-за края и не раскрыв своих опаляющих крыльев, был удивительно красив. Его мягкое, по-детски нежное свечение лишь озаряло бледнеющее небо и казалось таким невинным, таким спокойным. Непревзойденная теплота и незамутненное чудо рождения — маленькое, запретно удовольствие наблюдать за которым, девушка могла себе позволить вопреки всем наставлениям старших. Каждый восход она встречала с испугом и диким восторгом, как если бы находила нечто действительно важное. Конечно, солнце — их самый злющий враг — и его никак нельзя было схватить и принести домой, в качестве добычи. Невозможно было даже похитить малейшей его крупицы, не смертельной в таком количестве, ведь сколько не лови она его руками, всегда между пальцами оставался зажат лишь воздух, а на коже оседала только привычная пыль. Разгорание нового дня было её тайной, её единоличным сокровищем. И только иногда, наблюдая за радостью разделенной еды или вновь приобретенных и влитых в коллектив воспоминаний, на её сердце опускалась тень сожаления, что своим самым дорогим она поделиться ни с кем не может. Задумавшись, она неосторожно пропустила решающий момент, после которого ласковый свет ожесточался, как и судьба их мира и вместо чуда превращался в ядовитые неуловимые потоки жара. Ощутив повышение температуры, девушка тут же вернулась к насущным проблемам и завертела головой в разные стороны, продумывая, прокладывая и отсеивая возможные пути отступления. До основного дома ей уже никак не успеть, слишком много упущенного в никуда времени, но найти укрытие в своем тайнике она ещё вполне успевает. Моментально сориентировавшись на местности, она натягивает на лицо свой старый потрепанный жизнью шарф и начинает бежать, как и всю свою жизнь, с единственной целью — выжить. «Иногда мне кажется…» Беззаботный голос знакомой голограммы проноситься в её мыслях как далекий и незнакомый порыв ветра, ласково и осторожно наводя в голове порядок и заводя пластинку легкого, расслабляющего бриза. В моменты бегства, когда приходиться выжимать из слабого тела все силы, самыми опасными становятся бесконтрольные эмоции. Они путают действительно важные вещи с мелочами, сбивают с толку. Именно поэтому в моменты опасности девушка отдает своим ногам право решать, с какой скоростью отдаляться от угрозы, а глазам всецело доверяет выбирать дорогу; сама же она закрывается в своём убежище и с абсолютным спокойствием включает голографический проектор — воспоминание об утраченном мире. Древнее приспособление какое-то время ворчливо гудит, жалуясь на отвратительные условия содержания и отсутствие необходимого всем питания, но в конце концов выпускает в комнату девушку — примерно её ровесницу. Создание из воздуха и таинственного света, не несущего с собой вреда, зовут Мику Хигевара. Оглядываясь, как всегда это делает, Мику садится на колени и уставившись не видящими глазами в пустоту начинает говорить. Большинство её слов не имеют никакого значения, либо их смысл утрачен во времени, но кое-что всё равно можно понять. Для девушки Хигевара — лучшая компания для коротания времени в созданном мысленно тайнике. «Иногда мне кажется, что мы никогда не умрем. Мир, который меня окружает, однажды непременно исчезнет: разрушатся высокие здания, навсегда остановятся машины, люди — замрут. Будут ли их тела дышать к этому моменту? Не исчезнет ли необходимость в кислороде? Что будет с нами, когда всё остановится? Мне кажется, мы будем жить.» Мику останавливается и заправляет прядь длинных волос за ухо. Отводит глаза. И молчит. Раньше, с ней это почти никогда не случалось, но с каждой новой встречей она говорит всё меньше, а тишина длится эквивалентно утерянным историям. Девушка терпеливо ждет, не отводя от неё глаз. Во всем сказанном ранее, и в том, что будет произнесено дальше, главную мысль она уже услышала. «Будем жить». Чтобы ни случилось, остановись ночь и замри день, повисни дождь в воздухе, подобно пыли или навсегда застынь на высоте самых тонких деревьев — не важно, чтобы ни случилось, жизнь продолжится. «Мои ранние предположения… — Мику вновь посмотрела в пустоту, — …превратились в сомнения, а недавно с блеском сдали последние экзамены на право вступить в наше общество. Мир стремится к полному покою. Достигнув конечной точки пирамиды, мы вынуждены будем замереть, не шевелясь во веки, чтобы суметь удержаться на вершине. Мы не можем всё потерять — слишком ценные наши знания. Вскоре, мы достигнем абсолютного максимума во всех мыслимых отраслях человеческих мыслей и наконец-то дотронемся затылками небес», — лицо голограммы искривилось в мучениях. — «Я не хочу... — зашептала она, переменившись почти до не узнаваемости, как мясо меняется от убегающей добычи, до вкусного блюда, — «...не хочу замирать. Я хочу жить — бежать на встречу солнцу, соревноваться с ветром! Я хочу выполнить свою мечту и увидеть настоящий океан, а не спроецированную в мой мозг картинку. Если нам так скоро суждено умереть… Почему я не могу пожить?» Девушка ухмыльнулась. Мику была очень странным созданием. С такой легкостью и восхищением она говорила о вещах, которые на самом деле приносят либо смерть, либо разочарование. И последнее всегда страшнее: «Потеряв ещё одну иллюзию, человек точно лишается целого леса, со всеми его животными, ягодами, травами, грибами, корнями и редкими каплями воды», — так объясняла ей мама. — «И что случится с нами, если однажды погибнет последнее дерево?» Вдруг голограмма грустно улыбнулась и начала рассказывать свою историю. Смысл её для девушки был так же далек, как и безопасный свет солнца, но по голосу Мику ей казалось, что рассказ должен быть печальным. «Завтра я умру. Так странно было утром проснуться и первой осознать именно эту мысль. Никогда раньше я не лежала на кровати и не думала, что больше нет абсолютно никаких причин вставать и куда-то идти. Раньше, когда каждый новый день был наполнен непрозрачными намеками на будущее, я знала, что каждый мой шаг — сделанный, или упущенный, однажды куда-то меня приведет. А сейчас я понимаю, что уже совершенно не важно — сделаю я движение в каком-нибудь направлении, или нет. В этом больше нет смысла, ведь будущее закончится завтра. За окном занимается рассвет. Может быть даже последний в моей жизни. Интересно, поэтому он кажется мне таким знакомым? Он — это каждый рассвет, пойманный моим рассеянным взглядом? Или он — зеркало каждого нового восхода, который я пропущу? Хоть ещё утро, но я начинаю с нетерпением дожидаться вечера, чтобы в последний раз повидаться с закатом. Признаться, несмотря на обесцененность этих природных явлений, меня всегда восхищало возгорание, равно как и затухание солнца. Как новое рождение и бесконечный цикл гибели.» — Неожиданно, Мику остановилась и по её щекам потекли слезы. Девушка протянула руку, чтобы стереть их с подрагивающего лица с пустыми глазами, но Хигевара её опередила. Размазывая мокрые дорожки по коже, она тихо плакала и шептала что-то, на непонятном языке. Затем её голограмма дрогнула и Мику вновь смотрела в никуда так, словно ничего не происходило. Рука, протянутая к её лицу, остановилась в нескольких сантиметрах и бессильно опустилась. «Возможно, когда-то ученые тоже смотрели на них. Идея спасения человечества заключается в переносе живого сознания в базу электрических импульсов. В Интернет. Как нам объяснили, последнее столетие было потрачено на создание виртуальной версии нашего несовершенного мира и там, среди цифр и бесконечности нулей мы, достигшие нового уровня, сможем жить дальше. В теории, всё действительно казалось чудесным — ненастоящие миры стали частью нас уже с незапамятных времен; мы проводим внутри почти половину всей сознательной жизни… Но мне этим и нравилась раньше виртуальность, такая похожая на реальность подделка — я всегда могла вернуться и полюбоваться настоящим закатом. Или рассветом. Я никогда не думала, чтобы остаться там навсегда. Даже сейчас, заглядывая в лицо неизбежности, мне кажется неправильной идея, что в ряде чисел появятся мысли настоящих людей. Так не должно быть…» Когда девушка вернулась к своей собственной реальности, то неожиданно обнаружила себя возле заросшего высохшей травой и редким кустарником спуском в подвал. Прикрывая ладонью глаза, она в последний раз взглянула на слепящее солнце и едва не спотыкаясь на старых ступеньках, быстро спустилась к железной двери — входу к спасению. Постучав, она дождалась успокаивающего щелчка с той стороны и со всей силы толкнула внутрь массивный люк. — Добро пожаловать, — мило улыбаясь, кивнула ей Мику и помогла запереть двери. — Кто ты? – Обернувшись в ней, в который раз спрашивает девушка, напряженно буравя взглядом слишком настоящие глаза. Неправдоподобно живые. — Ты знаешь. — Отводя взгляд, совсем так же, как делала голограмма, отвечает ей Хигевара. — Нет, не знаю. — Снова, как и десятки раз до этого, не соглашается девушка. С тех пор, как голографический проектор совсем остановился, с того самого дня, как в ожидании рассвета, она встретила Мику, сидящую безрассудно близко к солнцу — на открытой местности, вдалеке от леса — с того времени этот вопрос задавался уже много раз, но звучавший ответ никогда не удовлетворял окончательно. — На самом деле, я умерла более века назад, а то, что ты видишь перед собой, то, кем я являюсь, не настоящая Мику. Я не помню, как погибла, но мне говорили, что это случилось в аварии. И тогда врачи подарили мне, как и нескольким сотням других подо…печных второй шанс. Я Мику Хигевара — отголосок прежней Мику; её последний вздох, не получивший своего выдоха; во мне сохранены все данные о её жизни, все её воспоминания; я — её законсервированная душа. Девушка недовольно косится на неё, но ничего не говорит. Голограмма была ненастоящей, но казалась куда более живой. Пройдя в комнату и заняв стул в ожидании завтрака, девушка закрыла глаза и прикусила губу. Она плакала. Безмолвно, каждая длинною в вечность, каплями отсчитывались секунды её жизни. Мгновения, потраченные на бессмысленные печальные чувства. И размышления, которые ни к чему не приведут. Как там Мику говорила? «В этом больше нет смысла, ведь будущее закончиться завтра.» Что она хотела этим сказать? Девушка не понимала, но почему-то эти слова цепляли её, задевали, как солнечные лучи. «Какой смысл сражаться за жизнь, если завтра точно так же может не наступить?» Огрубевшей ладонью она стирает мокрую дорожку с левой щеки и горько улыбается. Ещё одна аномалия их времени — почему-то слезы текут только из одного глаза и никогда из двух одновременно. Если бы не голограммы и записи, прочесть которые могут лишь старцы, они, возможно, и не знали, не помнили бы уже, что когда-то всё было иначе. А так — память лишь очередной немой упрек их существованию. Однако, Мику хотела жить ради вполне понятной и доступной ей цели — чтобы наблюдать за восходом и закатом. А, впрочем, совсем не плохой смысл для жизни в мире, где именно солнце является злейшим врагом. — Верно, Хигевара? — Зовет она. — Что? — Вечером мы вместе выйдем посмотреть на закат, верно? — Непонятно чему улыбаясь, спрашивает или утверждает девушка. — Да! — Искренне радуясь, соглашается Мику. — Вот, твой завтрак, — и ставит на стол перед ней тарелку с дымящимся супом.