Маленький апокалипсис

Говорят, жизнь заканчивается, когда сердце останавливается, и кровь перестает доходить к головному мозгу. Тогда тело медленно коченеет, и глаза стекленеют. Тогда люди заколачивают людей в деревянные гробы, вспоминая все совершенные ошибки и промахи, думая: «Я же ничего ему такого не сделал? Он ведь не замолвит за меня плохое словечко на суде Господнем?». А еще говорят, что душа улетает невинным облачком, а тело гниет в земле или же кучкой пепла лежит в дорогой урне. Вот только это не совсем правда. Теперь нет. Чонгук уверен, что жизнь заканчивается намного раньше. Ружье саднит плечо, и дыхание спирает от долгой ходьбы. Тихо крадясь по лесной опушке, мужчина внимательно осматривает местность, прислушиваясь к малейшему звуку. Ему бы добраться до ближайшего населенного пункта, чтобы пополнить припасы и хоть немного отдохнуть. Если честно, то назвать сейчас даже Сеул населенным пунктом язык не поворачивается, но ведь когда-то там жили люди. Чон прикрывает тяжелые веки, чтобы хоть на секунду вспомнить что-то хорошее. Перед глазами яркая улыбка жены, их совместный домик у озера и постоянные пикники, наполненные поцелуями и любовью. Он бы мог остаться там навсегда, но резкий хруст веток вытаскивает из блеклых перед временем воспоминаний. Руки на автопилоте перехватывают ружье, палец ползет на спусковой крючок, но, несмотря на огромный опыт за плечами и не одну гору трупов на чоновом счету, каждый раз пробирает дрожь, а по вискам стекает холодный пот. Должен ли он задумываться, прежде чем нажимать на курок. Определенно, нет, но делает это каждый раз, смотря в неживые глаза и рассматривая разлагающуюся кожу. С виду это занимает одну миллисекунду, и бесстрашный Чонгук остается бесстрашным. Так печально, что в его голове эта секунда длится вечность. Пуля попадает точно в цель, и противник падает замертво, хотя не был ли он мертв до этого. Чон отчаянно трясет головой, надеясь отогнать всю тоску и горечь навалившейся реальности. Он должен был сохранить пулю и воспользоваться ножом, что всегда спрятан под лацканом куртки. Даже не взглянув на тело, он обратно закидывает ружье на плечо, перехватывает свои пожитки и бредет по назначенному курсу. От собственной одежды несет трупным запахом, и блевануть хочется каждую секунду, но мужчина только сплевывает слюну на закоченевшую от зимних холодов землю, давя ядовитую улыбку. Он так сильно раньше любил зомби-тематику, пересматривая новую мангу и сериалы. Теперь же получается только тихо ненавидеть тот день, когда вирус вышел на свободу. Живые мертвецы оказались поживее людей, что вымирали подобно мухам и принимали не ту сторону в борьбе за жизнь. У Чонгука и мыслей-то никогда не было, что одной ночью в их маленький рай забредет незнакомый путник. Веточка хрустнула под ногой, снова вернув в отвратительно холодный лес. Интересно, он попадет в ад за то, что убил уже не одного, хоть и мертвого, но человека? Если честно, Чону уже все равно, даже немного забавно бы было вариться в одном котле с недосуществами. Хотя он надеется, что те канут в небытие после смерти, не найдя места даже в аду. Чонгук почти уверен, что человек, занимавший когда-то тело, уже давно мертв, а он всего лишь убивает сосуд, наполненный вирусом. Все же убивает. Выйдя из леса на опасную пустую покореженную трассу, Чон осматривается вокруг в поисках приемлемого убежища на ночь и хорошего укрытия. Улица, что проходит у леса, выглядит давно покинутой. Чонгук не помнит название этого маленького городка, который он мельком запомнил на карте и шел к нему последние пару дней. Прежняя цель, что вела за собой мужчину почти полтора года его жестокого существования, разбилась примерно месяц назад, забрав с собой жизни десяти уже родных ему людей. Будет хорошо найти выпивку в этом Богом забытом месте, которую он вряд ли решится выпить. В сумерках Чон не очень хорошо смог разглядеть местность, но, несмотря на это, он вышел на дорогу, медленно продвигаясь к домам. Мертвая тишина не сулит ничего хорошего и на любого нагоняет панику. По крайней мере, это не утробный рык или шарканье тела об асфальт. Чонгук движется быстро и тихо, прячась в тени домов и попутно заглядывая в побитые окна. Здесь он вряд ли что-нибудь найдет, так как кто-то уже вычистил улицу задолго до него. На свой страх и риск Чон двигается дальше вглубь незнакомого города, в надежде найти хоть один более-менее неразграбленный магазин. Как и ожидалось, в городе всегда больше несносных тварей, поэтому внезапное появление небольшого своеобразного «стада» не становится неожиданностью. Чон тут же замирает, вжавшись в одну из облезлых стен, и даже задерживает дыхание, когда мертвецы бредут мимо него. Каждый раз поджилки трясутся, но он просто надеется, что отвратительный запах внутренностей зомби, которыми Чон обмазал одежду где-то в три часа пополудни, еще не выветрился и хорошо его скрывает. Даже ему не спастись от такого количества голодных тварей, несмотря на то, что зимой те не особо активные. Одно из существ проходит настолько близко, отчего мужчине кажется, что он может разглядеть когда-то красивую татуировку на плече, с которого сейчас торчит под острым углом кость, свидетельствуя о крупной потасовке. Мертвец волочит за собой руку, клонясь в одну сторону, и на секунду замирает, словно почувствовав взгляд Чонгука. Пустые глазницы смотрят в темный проулок, где секунду назад стоял Чон, и пытаются рассмотреть, увидеть в темноте желанную добычу. Мертвец поворачивается корпусом, уже готовый сворачивать с заданной дистанции, но сзади шедшие его соратники пинают вперед к невидимой цели, из-за чего безмозглая башка сразу же забывает о возможном перекусе. Чонгук сжимает до боли рукоятку ножа, в очередной раз поражаясь своей тупости. Его только что чуть не засекли, и тогда бы он вряд ли сбежал — в одиночку от такого количества мертвых отбиться почти невозможно. Его бы разорвали на куски. Наконец понемногу успокаиваясь, Чонгук успешно обошел странную вереницу тел, что словно мигрировала в неизвестном ему направлении. Как он и думал, городок оказался небольшим и, наверное, очень уютным. Был когда-то. Например: вон тот заросший пустырь наталкивает на мысль, что когда-то в ухоженном парке выгуливали собак и встречались после школы, а старые вывески, что кое-где сохранились, свидетельствуют о концерте малоизвестных айдолов. Может, они даже не доехали, а, может, и доехали. Дата стерлась, позволяя Чонгуку воспользоваться воображением и додумать недостающие кусочки чьей-то истории. Ему так хочется верить, что многие спаслись и вот эти ярко улыбающиеся совсем юноши в их числе, но… Если честно, так хуево жить во время апокалипсиса. Совсем, блять, не романтично. Чонгук без проблем взламывает магазин на углу, после чего, закрыв дверь, тщательно осматривает помещение. Убедившись, что никакой заблудившейся твари за стеллажами нет, он наконец-то снимает с шеи чьи-то кишки, откидывая их в сторону и ненавидя все вокруг. На данный момент его радует только наличие ружья и найденных запасов продовольствия. Конечно же, срок годности многих продуктов уже давно закончился, и теперь от них несет не приятнее, чем от гниющих трупов, что лежат неподалеку на асфальте, но Чон намеренно бредет между полками. Вот оно — настоящее счастье — десятки консервных банок с бобами, кукурузой и даже тушенкой в его потрепанном рюкзаке. Удивительно, что никто еще не нашел такое сокровище, но тем лучше для Чонгука. Мужчина устраивается в дальнем углу, пережевывая вяленую говядину и понимая, насколько сильно он устал за последние дни, что включали в себя одну ходьбу и пару часов сна, а еще плюс четверо убитых на личный счет. Усталость навалилась неподъемным валуном, совращая желанным сном и отдыхом. Чон уже не чувствует конечностей, а веки закрываются, не поддаваясь контролю. Кажется, он довел свой организм до полнейшего истощения. В голове совершенно пусто, и совсем не волнует, что он один в магазине с плохо подпертыми дверьми, а где-то недалеко за стенами бродят ходячие мертвецы. Его тело сейчас не в лучшем состоянии, чем у тех существ. Чонгуку как-то похуй. Чонгук просто хочет спать. Пожалуйста, дайте ему отдохнуть. Скоро утро, он еще не ложился, а все из-за небольшой коробочки, оббитой бархатом, что Чонгук крутит в руках который час подряд. Его одеяло давно валяется на полу, а простынь под ним съехала из-за неспокойной задницы парня, которому не лежится ночью в теплой постели. Он уже намотал не один круг по комнате, повторяя себе под нос заветные слова. Как же хочется, чтобы все было идеально. Через час бессмысленных попыток продырявить потолок, Чон слышит копошение внизу на кухне, что может означать только одно — любовь всей его жизни проснулась. Надежно спрятав сюрприз, парень вприпрыжку спускается на первый этаж, предвкушая родные объятия и поцелуи с утра пораньше. Тихонько он подкрадывается сзади, тут же обнимая за талию и утыкаясь носом в девичью шею, только чтобы наполнить легкие любимым ароматом весны. Девушка смеется от такого нежного и мягкого парня, а потом неожиданно бьет по рукам, заставляя ее отпустить. Чон отходит и садится неподалеку за стол, наблюдая за своей, как он надеется, невестой. Утренние лучи ложатся на бархатистую кожу, на улыбку и красивые светлые волосы, превращая возлюбленную во что-то поистине нереальное. И Чонгука переполняет щемящее чувство счастья от возможности наблюдать подобную картину на своей кухне. Он еще так чертовски наивен и влюблен по уши. Он не способен устоять перед настоящим ангелом в его неглаженной выпускной рубашке и с обыкновенным грифельным карандашом в волосах, который она опять забыла вытащить из прядей. Перед Чонгуком ставят тарелку с омлетом и горячий кофе в его любимой кружке, где их фотография с Хэллоуина и они опасные Бонни и Клайд, где лицо Чонгука спрятано в волосах девушки, а та смеется искренне, щелкая затвором. Ему желают приятного аппетита и садятся напротив, но парень не берет вилку в руки. Ему плевать на тщательно запланированный вечер, на бронь в дорогом ресторане и на заказанные сорок пять роз. Он не думает о выброшенных на ветер деньгах и идеальном признании, когда несется быстрее пули в спальню, чем не на шутку пугает полусонную девушку. Чон выкидывает из шкафа все коробки с обувью, пытаясь быстрее найти чертово кольцо в тот момент, как в дверях останавливается его возлюбленная, непонимающе наблюдая за ползающем на коленях в окружении раскиданных пар туфель парнем. Чонгук просит подождать, и его уже заметно трясет от волнения, но почему-то хочется сейчас. Взгляд замечает отлетевшую в сторону коробочку, а руки тут же молниеносно хватают ее и открывают перед девушкой. Теперь можно выдохнуть? Чонгук не выдыхает, смотрит на любимую, считая секунды и прокручивая в голове, что же он забыл. — Чонгук, что это? — спрашивают его, указывая на содержимое коробочки. Парень непонимающе хлопает глазами, приоткрыв рот как выброшенная на берег рыба, и заглядывает в коробочку. Чона подкидывает от страха, потому что содержимого-то нету — пусто. А его девушка, его любовь, достойна не таких кривых и нелепых признаний. — Ты это… тут должно быть кольцо, но оно не здесь, — шепчет Чонгук, пытаясь вспомнить куда же его дел. — И? — подталкивает его возлюбленная, уже радостно улыбаясь и прикрывая лицо руками. Чонгук снова выпадает из реальности, совсем забыв о граненном камушке в золотой оправе. Нужно исправлять ситуацию здесь и сейчас. — Мина, могу ли я остаться с тобой навсегда? Чтобы в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас и подобная чушь. Ты выйдешь за меня? Может ли хоть что-нибудь быть красноречивей тех радостных криков, что прозвучали после слов Чона? Ему казалось, что нет. Приятная ноша повалила на пол, и ничего, что каблук в спину давит, и еще пару пар туфель впиваются в тело. Парень смеется, прижимая сильнее и не веря в собственное счастье. А разрывающих чувств внутри так много, что с ними хочется поделиться со всем миром, заставить каждого поверить в любовь, а еще подарить всего себя без остатка одному человеку. Он уверен, что так и сделает, разделив одну судьбу на двоих. У него будет свой рай на земле, и больше ничего не нужно для счастья. Гребаный апокалипсис. Одним из самых худших принесенных им подарков были кошмары из прошлого. До ужаса болезненные и светлые. Так неуместны в реальном мире, что резали своим светом по внутренней стороне ребер. Они казались Чонгуку даже хуже зомби, от которых хотя бы можно было спрятаться, которых можно убить. Но собственное подсознание не слушается здравого разума, отчаянно напоминая и скучая за прошлым. Чон не в силах стереть из памяти лица любимых людей, только продолжая впиваться ногтями в голову и пытаться снять скальп. Ему бы зарыдать, пустить скупую слезу. Не получается. Или он стал слишком циничным, или же окончательно засыхает, подавляя желание жить не вышедшими на волю эмоциями. Конечно же, у него в жизни было не все так мило, как во сне. Как сейчас Чон помнит всю неловкость ситуации и свою глупость, а еще разочарование в глазах девушки и небольшую складочку кожи между ее бровей. Но иногда его кошмары совершенно не похожи на прошлое. Такое случается редко, но ему кажется, что его возлюбленная разговаривает с ним. У мужчины окончательно поехала крыша, и он этого не отрицает. Внезапный шум со стороны дверей заставляет встрепенуться и, схватив ружье, подорваться на ноги. Чонгук буквально окаменел от всего ужаса увиденного: десятки голодных мертвецов всем телом налегли на витрину, жадно ища глазами учуянную еду и пытаясь растолкать остальных, чтобы первым схватить лакомый кусочек. Завидев Чона, те словно с цепи сорвались, еще больше наседая на толстое стекло. У Чонгука ступор и наконец мелькнувший красным ответ на давно мучивший его вопрос: кажется, он забрел в очень опасную зону, вот почему магазин не разграбленный. Что ж, Чон Чонгук, кто тут полный кретин? Вроде уже взрослый человек, не юнец, а мужчина в расцвете сил, а ума, что сейчас, что тогда. Он обязательно подумает над своим поведением, только не сейчас, когда он на волоске висит от поганой смерти, а та щекочет костлявой рукой его голые пятки. Поэтому, здраво оценив все шансы, которых ой как мало, Чон выбрал самый выигрышный вариант в своем случае — бежать, и лучше быстрее водящих. Пора вспомнить детство и сыграть в салочки. Схватив жизненно необходимый рюкзак, Чонгук ринулся вглубь магазина, где приметил при осмотре здания небольшое окно, а рядом с ним пожарную лестницу. Уже возле оконной рамы происходит две важные вещи: Чон понимает, что оставил свой любимый нож-талисман в открытой консерве, и стекло под напором мертвых тушек громко трескается. Вот теперь реально пиздец. Такой надломленной печали он не чувствовал даже когда хоронил тела друзей месяц назад. Этот нож не то, чтобы много значит, как амулет или охраняющий талисман, но для Чонгука кусок металла иногда был роднее и вернее живого человека, точно попадая меж глаз жертве. Вряд ли он найдет достойную замену. Прежде, чем твари добрались до окна, Чон уже перебрался на лестницу, поднявшись на приличное расстояние. Глупые существа повалились вниз головой на асфальт, жалобно хрипя и протягивая гниющие пальцы к недоступному Чонгуку. А тот не может скрыть злобную улыбку и не кинуть неприличный жест вниз мертвецам, перебравшись на крышу. Выкусите! Чон считает патроны, слушая хрипы и стоны мразей, что уже усыпали дом, снова оценивает свои шансы, понимая, что его так просто не оставят, и смотрит на соседнюю крышу, соглашаясь с мимолетной безбашенной идеей. Расстояние между козырьками домов приличное, но Чонгук был вполне неплохим спортсменом в школе, да и в университет его приняли далеко не за хорошие оценки. Поэтому он, положившись на свою силу, удачу, судьбу, перекидывает пожитки на крышу другого дома и, отойдя на максимальное расстояние от края, разгоняется и прыгает. Не так хорошо, как бы это вышло в школе, но долететь до соседней крыши хватает. Пока внизу еще не поняли фокуса, мужчина хватает рюкзак и бежит к лестнице внутрь жилого дома. Теперь все действительно в руках судьбы. Адреналин гонит только вперед, и Чонгуку совсем не страшно, ему до безумия весело. Ну, ладно, чуточку страшно. Перелетая через перила и пропуская целые пролеты, ему хочется представить совсем другую ситуацию, при которой он бы так же куда-то несся. Но Чон не может вспомнить, чтобы в прошлом так спешил. Ему приходилось бегать на дистанции, бегать от зомби и даже от людей, но опаздывать — не в его духе. Он не слышит приближающихся противников, но точно знает, что те уже догадались — от него за версту несет потом. Он такая легкая добыча. И спуститься на первый этаж он, конечно же, не успевает. Твари ползут по лестнице, теряя конечности и сдирая сухую пергаментную кожу об острые выступы ступенек. Они не видят ничего, кроме еды. Не человек, даже не живое существо, кусок мяса, движимый лишь одним инстинктом — есть. Чонгук проскальзывает в одну из открытых квартир, тут же закрывая дверь и мысленно благодаря хозяина, который оставил ключи в замке. Замок клацает, хоть с трудом, но все же блокирует путь. Для надежности мужчина передвигает довольно тяжелый шкаф так, чтобы тот, в случае неисправности дверного механизма, выиграл хоть немного времени для дальнейшего побега. Больше не повторяя недавней ошибки и не разбрасываясь своими вещами, Чон бредет вглубь квартиры, перебирая в голове все пришедшие в голову планы спасения. Комнаты обставили довольно прилично, и нет такого ощущения, будто люди отсюда бежали, в спешке собирая самое ценное. Все на своих местах, а на столе на кухне даже стоит пыльная чашка и стул отодвинут чуть в сторону, словно кто-то только что отошел, оторвавшись от чаепития. Только пыль повсюду в три слоя, и прозрачная пленка натянута на мебель. Это непривычная картина и заставляет Чонгука насторожиться. Странное предчувствие одолевает его и заставляет не спускать пальца с курка, заходя в новую комнату. В последнее непроверенное помещение Чон входит с некой опаской, и не зря. Одна из стен, та, что выходит на улицу, наполовину разрушена, и поэтому мужчина не сразу замечает живого мертвеца в центре комнаты. Но, когда пораженный грудой камней и обломков Чонгук наконец-то переводит взгляд на что-то движущееся, он буквально цепенеет от шока, незамедлительно целясь. Его действия молниеносны и четки и ствол ружья, готовый прострелить башку твари в любую секунду, но вся ситуация слишком необычная, а тонкий живой голос человека отторгается организмом, вызывая рвотные позывы. — Нет. Стой, — рядом возле твари сидит парень с загорелой, не облезлой, кожей, темными, не выпадающими, волосами и блестящим, живым, искристым взглядом. Не мертвый. Не мертвый, мать его, человек спокойно сидит на полу возле настоящего исчадия ада и просит не убивать того. Что Чонгук пропустил, пока спал в магазине? Что здесь, блять, происходит, и почему какой-то мальчишка указывает ему, кого убивать, а кого нет? — Дерьмо, — кажется, это его первое сказанное слово за прошедший месяц. Выходит хрипло и горько, но, по крайней мере, слышно. В ответ ему улыбаются, обнажая ряд ровных, не гнилых, зубов. — Не совсем, — черноволосый поднимается на ноги, стряхивая с одежды пыль и поворачивая голову на шум, исходящий из зияющей дыры в стене, — М-да, немаленькую делегацию ты привел за собой. Парень перехватывает цепь, что закреплена на ошейнике, в другую руку и тянет мертвеца на себя, ибо тот заметно оживился с приходом новой пищи. Чонгук удивленно приоткрывает рот, замечая все манипуляции, проделанные незнакомцем, и переводит взгляд на тварь, которая беспомощно подчинялась. Это существо было совсем обыкновенным с первого взгляда: пожелтевшая, облезлая в некоторых местах кожа, что обнажает то тут, то там кости, впалые глазные яблоки и рваная грязная одежда. Конечно, зомби частенько теряют части тела, после безнадежно ползая и медленно разлагаясь дальше. Такова их участь, но у этого словно специально не было верхних конечностей и еще челюстей с опасными зубами. Злобная голодная тварь выглядела совершенно беспомощно на цепи изобретательного мальчишки, который, видимо, заметил сканирующий взгляд Чона и довольно хмыкнул. Чонгук тут же вернул все внимание к живому экспонату, не сводя ружья с единственного, возможно, опасного объекта в комнате. И это далеко не безрукий мертвец. — Сядь, — приказал мужчина, одной рукой указывая на стул в стороне, отчего парень удивленно посмотрел на него, словно тот совсем слетел с катушек. Скорее всего, это так, но Чонгук уже слишком много раз удостоверился, что люди не менее опасны, чем зомби. Парень не стал сопротивляться, спокойно пододвинув стул к себе и сев на него, при этом закинув ногу на ногу и пронзая Чона заинтересованным взглядом. Чонгук немедля двинулся к незнакомцу, желая отобрать цепь и оттащить мертвеца. В его голове созрел очень мерзкий план, где пареньку отведена роль жертвы, и мужчина пока что не берет его в оборот, но, если вдруг. На его движения реагируют моментально, и уже Чон оказывается не в самом лучшем положении. Мальчишка смотрит ехидно, словно разгадал весь замысел, даже не напрягаясь, и медленно водит краем лезвия по подбородку Чонгука, которому не остается другого выбора, как пораженно опустить винтовку. Как он мог не заметить рядом лежащую катану. — Думаю, нам стоит поговорить без оружия, — произносит парень, неожиданно опуская свою длинную саблю и кладя ее на пол. Стоит ли разговаривать с настолько странным типом, Чонгук не уверен, но его буквально загнали в тупик. Парень же продолжает мирно сидеть на стуле, не сводя взгляда с Чона, который сразу же тушуется от такого количества внимания живого взора. Это сложно объяснить, но, когда ты долго не контактируешь с человеком, не важно каким, главное, себе подобным, развивается непонятное чувство замкнутости и отчужденности, что заставляет смотреть не в глаза, а куда-то в ноги, и слова выдавливать из себя получается через раз. Ему хочется высказать все в лицо обнаглевшему мальцу, начиная от легкого негодования и заканчивая предъявами. — Только без фокусов, — хрипит Чонгук, прочищая горло. Хорошо, что он вообще разговаривать не разучился. — Аналогично. Люди сейчас слишком ценны, чтобы убивать их, — отвечает незнакомец, прозрачно угрожая Чону, который неожиданно криво улыбается, мысленно хваля парнишку. А он не промах. Чонгук не воспринимает сказанное в штыки, наоборот думая, что их действия в чем-то схожи, и теперь они могут здраво поговорить на равных. Мужчина устало опускается на пол, опираясь на стенку и рассматривая собственные пальцы, что скреплены в замок. Он усердно пытается придумать, с чего бы начать этот до жути странный разговор, где в свидетелях один разлагающийся мертвец, но взгляд норовит вернуться к черноволосому парню и цепи в его руке. — Это безопасно? — срывается прежде, чем Чон успевает обдумать сказанное. Мальчишка смотрит на приковавшую все внимание цепь и резко отпускает ее, позволяя металлу звонко удариться об пол. Почувствовав больше свободы, тварь тут же двинулась в сторону паренька, бросаясь на аппетитные ноги и пытаясь откусить кусочек бедра. Только у нее ничего не выходит, как бы она не старалась. Жалобно хрипя, существо продолжает пытаться причинить хоть какой-то вред мальчишке, на что тот ногой откидывает его в сторону, снова натягивая цепь. — Если сильно постараться, то нет, но, как видишь, это моя гарантия остаться незамеченным. Чонгук, пораженный представлением, даже не знал, что ответить. Он и не задумывался над тем, что мертвецов можно так использовать. — А как ты сюда забрался? — продолжил парень, откровенно разглядывая Чонгука, который наконец-то смог немного привыкнуть к живому общению. — Внутренности. — А я-то думаю, чего от тебя так воняет, — смеется мальчишка, заметно расслабляясь. Видимо, он уже сделал какие-то свои выводы по поводу Чона, но не спешил ими делиться. — И давно ты один? Бессмысленно спрашивать, почему тот так решил, потому что все предельно ясно, когда ты весьма неразговорчив и достаточно резок, готовый прикончить любого, даже живого. — Месяц, а ты? — Немного дольше, — туманно отвечает парень, опуская взгляд и обращая внимание на свой японский меч. Чонгук почти уверен, что его решили грохнуть прямо здесь и сейчас. Правда, незнакомец неожиданно переводит взгляд на него, улыбаясь уголками глаз. И, черт, это так сильно располагает к нему, что Чон даже немного пугается неожиданного желания подружиться с пареньком, что пятерней откидывает назад челку и смотрит слишком доброжелательно. — Так что же ты хотел сделать? Забрать моего «друга» и оставить меня в качестве подарка голодным тварям? — спокойно спрашивает черноволосый, словно интересуется прогнозом погоды. Чонгук не видит неприязни и враждебности в выражении чужого лица, но холодок заметно проходится по спине от общей картины. Невероятно. — Была такая мысль. Но, как ты уже сказал, люди сейчас слишком ценны, поэтому я бы не стал. Чон глубоко вздыхает, прислушиваясь к шуму внизу дома и за дверью. Ему нужно отсюда выбираться и поскорее. Неважно куда. У него нет определенного пункта назначения. Но жить же зачем-то нужно. Он и так потерял много времени на бессмысленную болтовню. Подобрав ружье, мужчина встал и направился к огромной дыре в стене, что открывала хороший обзор. Отсюда он, конечно, не спрыгнет, но спуститься сможет. Глупые мертвецы все скопились в подъезде, открывая перед Чонгуком окольный путь. — Что ты делаешь? — подал голос парень, что последовал чоновому примеру и заглянул в брешь в стене. Чонгук осматривается по сторонам, пропуская мимо ушей кинутую фразу. Ему бы канат. Отложив в сторону свои вещи, Чон бросился к комоду, вытаскивая ящики с бельем. Схватив парочку простынь, он принялся связывать их края тугими морскими узлами. Мальчишка стоит со своим зомби чуть в стороне, наблюдая за действиями Чонгука и тем самым сильно ему мешая, ведь у того и так руки трясутся и узлы не вяжутся. Поняв, что игнорировать парня он не сможет, Чон бросил простыни, развернувшись корпусом к странной парочке. — Нам нужно выбираться, пока его сородичи не сожрали нас, — кинул он, при этом указывая на беспомощного зомби на поводке. — Или у тебя есть другие идеи? — Мы просто откроем дверь, — выдал паренек, будто Чон совсем глупый ребенок, элементарных вещей не понимает. Чонгук серьезно подумывает над тем, что новый знакомый состоял на учете в психиатрическом диспансере до всей ерунды с апокалипсисом. — Правда, я не совсем уверен, что Чарли сможет скрыть нас двоих. У Чонгука теперь точно пропал дар речи. — Чарли? — только и может выдавить он из себя, пялясь на ненормального парня. — Мой спутник Чарли, а я Чимин, — протянутая рука мальчишки так и виснет в воздухе. Чон не может заставить себя пожать ее, чем необычайно веселит черноволосого, который тихо смеется и убирает руку в карман. — Чонгук, но сути дела это не меняет. Как мы, по-твоему, выйдем через двери только с одним зомби. Его запах не перекроет нас двоих, — наконец-то отмирает Чон и сам себя не узнает, когда начинает быстро излагать свои мысли. — Именно поэтому у меня всегда есть запасной вариант. Чимин тычет пальцем куда-то в сторону и подбирает с пола свою катану, а Чонгук недовольно глядит на очередной труп мертвеца и мысленно проклинает весь мир за, мать его, самый худший в жизни конец света. Катана медленно скользит по впалому животу, разрезая лезвием дряблую мертвую кожу. Опять внутренности. Отлично, блять. Все тело чешется, и Чон преодолевает огромные усилия, чтобы не скинуть с себя мерзкие кишки и не расчесать руки уже в собственную кровь. Было бы неплохо помыться, а еще лучше — найти чистую одежду. Поэтому, подумав заранее, он снова шарит по ящикам и закидывает в свой рюкзак пару комплектов белья, а следом и найденную одежду. Чимин собирает свои пожитки, которых не густо, прячет длинную катану в ножны, прикрепленные к его поясу, и пару раз обходит всю квартиру. Чонгук не совсем уверен, долго ли здесь прятался парень, но он точно разрушил его убежище и подверг опасности. Когда конспирация была успешно завершена, а шкаф отодвинут обратно на свое место, и они, готовые двинуться в путь, стали у самой двери, Чимин потянул Чона за руку в маленькую каморку сбоку, при этом щелкая дверным замком. Мужчина даже пискнуть не успел, как оказался прижат с одной стороны к невысокой фигуре, что вжималась в стену, а с другой к ручному мертвецу. Коридор быстро заполнился медленно ползущими тварями. Чарли закрыл парней от всего хаоса, что творился в прихожей, но парочка любопытных мертвецов все-таки обнюхивает его и заглядывает за спину, но в конце концов быстро теряет интерес, двигаясь вглубь квартиры. Чонгук не думает о Чимине, что утыкается носом в грязную, пропитанную кровью его футболку и пускает мурашки по телу, выдыхая теплый воздух на чонову грудь. Он не думает о том, что мальчишка полностью испачкался, прижавшись к нему, но, несмотря на это, жмется сильнее, все еще сжимая чонову кисть своей ладонью. Нет, он совершенно не думает об этом, но, блять. Блять. Он невыносимо долго не чувствовал человеческого тепла так близко. И сердце унять невозможно. Поэтому Чонгук не сопротивляется странному порыву и, опираясь рукой о стену позади них, еще сильнее налегает на парня. Он чувствует по-странному приятный запах волос Чимина, что щекочут щеки, и ловит судорожный вздох, который может стоить им жизни. Но это сейчас так мелочно, потому что в Чонгуке до сих пор бьется сердце, а об этом он, кажется, совершенно забыл, живя и сражаясь с одними мертвецами вокруг. Его легонько пинают в грудь, заставляя попятиться. Наваждение проходит, не оставив после себя ни следа. Чон поворачивает голову в сторону коридора и видит, что путь чист и они могут спокойно выйти через открытую дверь. Медленно, чтобы ненароком не натворить глупостей, парни выходят из своего укрытия, двигаясь в сторону спасения. У Чонгука сердце стучит в ушах от выброшенного в кровь адреналина, но он спокойно ступает вслед за мальчишкой и его верным спутником, не опуская при этом пальца с курка. Каждый шаг дается ему невероятно тяжело, что не скажешь о Чимине, который, кажется, ни о чем не беспокоится, словно вышел выгуливать личного зомби. Он поворачивает голову в сторону Чонгука и радостно улыбается ему, и, нет, это не улыбка из ряда «вот видишь, я был прав», это что-то вроде «еще чуть-чуть, и мы будем в безопасности». Чонгука определенно это настораживает. Очень сильно, причем. Настолько, что он тормозит на лестничной площадке, пытаясь привести мысли в порядок. Ведь не может вот так вот незнакомый человек так искренне улыбаться ему, тем более во время нашествия зомби. На улицу они выходят без препятствий, и Чон уже хочет, попрощавшись, пойти своей дорогой, как видит боковым зрением кое-что ужасающее. В этом городке действительно много мертвецов. Большое скопление тварей шествует по дороге в их сторону, но пока что еще не заметило потенциальный ужин. Чонгук далеко не дурак и понимает, что, если у него и есть шанс спастись, ибо он обмазан с ног до головы вонючими кишками мертвецов, то Чимин, что остался более-менее чистым, насквозь пропитан человеческим запахом. Стоит только отодвинуть Чарли на расстояние больше метра от паренька, как голодная толпа сразу же распознает в нем еду. Должен ли он беспокоиться за пока еще незнакомого человека, что чуть было не прикончил его японской катаной и совершенно точно походил на сумасшедшего с поводком в руке, на котором им же изувеченный зомби? Нет. Определенно, нет. Но Чон слышит собственное сердце, а еще обыкновенное чувство долга, и надеется, что в его решении большую часть играет именно оно, а не нежелание оказаться снова в одиночестве среди мертвых душ. Он тянет парня в сторону леса, ловя непонимающий взгляд, и мысленно просит поторопиться, не решаясь издать из себя ни звука. Кажется, его понимают без слов. Чимин тихо крадется рядом, следуя за Чонгуком. Они заворачивают за угол, петляя между домами и выходя на другую улицу. Чон взглядом пытается примагнитить лесную опушку, что увеличивается в размерах с каждым шагом, при этом не забывая держать ухо востро. Рядом идущий парень все сильнее натягивает цепь, заставляя мертвеца идти как можно ближе, но тварь, хоть и может скрыть сбитое дыхание и учащенный пульс живого сердца от голодных монстров, перед Чоном бессильна. Чимин не подает и виду, что ему страшно или он растерян: зубы плотно сжаты, при этом делая черты лица острее; уверенный шаг и рука возле рукоятки меча говорят о ежесекундной готовности к нападению. Чонгук распознает маленькое замешательство только во взгляде. Видимо, кто-то не привык подчиняться и доверять свою жизнь в чужие руки. Что ж, Чон понимает и от этого чувствует еще большую ответственность на своих плечах. Он вырывается немного вперед, желая быстрее оказаться в окружении голых деревьев. Как только мужчина заходит в редкий лес, он облегченно выдыхает и уже было хочет что-то сказать отставшему от него Чимину, как слышит тихий вскрик и звук ломающихся веток. Видимо, рано он расслабился. Парень распластался на грязной земле, кажется, подвернув ногу, а его верный «друг» успел впиться в голень, пытаясь полакомиться. Конечно же, у него ничего не получилось, но в любом случае, зомби может навредить мальчишке. Чимин, кряхтя, пытается подняться, но тут же падает обратно, подтягивая поврежденную ногу к себе. Он ищет конец цепи, чтобы угомонить Чарли и не дать себя поцарапать, но взгляд Чонгука привлекает неожиданно дрогнувшая тень одного из деревьев, возле которого как раз и упал Чимин. Все происходит слишком быстро: опасный голодный мертвец выходит из-за дерева, желая наброситься на суетящегося Чимина сзади, а Чарли закрывает половину обзора. Думать дважды не приходится. Чонгук без раздумий жмет на курок. Парень подпрыгивает на месте от громкого выстрела и переводит взгляд на упавшую рядом мертвую тварь на цепи, а потом, не успев перевести злого взгляда на Чона, громко вскрикивает от еще одного неожиданного выстрела и чувствует тяжелую навалившуюся ношу сзади. Чонгук наконец-то опускает ружье. У них нет времени на объяснения и споры, а весь вид Чимина так и кричит о неизбежности разговора. Игнорируя тяжелый прищуренный взгляд и руку, что уже добралась до катаны и грозно нацелила оружие в сторону Чона, мужчина хватает парня подмышки, отбирая меч и возвращая его в ножны. Чимин шипит от боли, цепляясь пальцами за пропитанную кровью рубашку Чона и прыгая на одной ноге. — Нам нужно убираться отсюда, — кидает Чонгук, пытаясь отскрести взбешенного мальчишку от своего тела, за которое тот цепляется всеми силами, чтобы не упасть. — Ты убил его, — рычит Чимин прямо в лицо своему спасителю, царапая его при этом. Чонгук перекидывает одну руку неблагодарного человека через свое плечо, дабы помочь ему. — Их невозможно воспитать, придурок. — Черствый ублюдок, — выплевывает парень, но не отталкивает, а, даже наоборот, налегает всем своим весом. — Я тебе жизнь вообще-то спас. — Это ничего не меняет. Чонгук точно свихнулся, потому что хочется притянуть еще ближе и сказать что-то до боли едкое, чтобы у бесстрашного мальчишки поджилки затряслись, а в глазах отразился страх, но мужчина сам не может устоять перед коварным чужим прищуром. Он не понимает, почему продолжает смотреть в переполненные ненавистью глаза и сжимать тонкие плечи мальчика. Поэтому отворачивается от внимательного взгляда, пока его тело еще не натворило глупостей. Парень громко хмыкает, довольный своей маленькой победой в их перепалке, и, упираясь на плечо Чона, скачет на одной ноге за ним. Впереди долгая дорога и молчание, что дает возможность в который раз переосмыслить целую Вселенную. Чонгук устал, заебался, вымотался в край. Обычно он выбирает не эту тропу, не такой темп ходьбы, и вообще, у него под рукой должно быть ружье, а не каким-то чудом выжившая заноза в заднице. Он не знает, что делать и куда идти, поэтому решает найти более-менее безопасное место, чтобы парень успел оклематься и двигал своей дорогой, а Чон уже разберется, самому ведь привычней. Чем дальше в лес, тем холоднее становится. Деревья растут слишком близко, переплетаясь корнями и сталкиваясь голыми кронами. Чонгук волочит за собой Чимина, проклиная ту глупую мысль, что заставила его посетить именно тот город, выйти именно на ту улицу и забраться именно в ту чертову квартиру. Чимин устало пыхтит, придерживая рукой катану, словно на него в любой момент могут напасть. Когда сквозь ветки, что режут лицо и руки, виднеется небольшая полуразрушенная хижина, мальчишка удивленно переводит взгляд на до сих пор ничего не сказавшего Чонгука. Тот молчит, считая разговоры сейчас не совсем уместными, у него попросту не осталось сил на бессмысленные споры. Дверь скрипит невозможно громко, возвращая способность говорить. — Неплохо ты так устроился, — кидает Чимин, после чего вскрикивает из-за не совсем мягкой посадки на пол. Чонгук, бросив несносного мальчишку, закрывает дверь и идет вглубь единственной комнаты в хижине. Ему срочно нужно выпить. Старая бутылка с темной жидкостью цвета пшеничного поля приковывает взгляд к себе, как только Чон достает ее из-под дырявого дивана. Они оба понимают, что это слишком рискованно, но что тогда в их случае надежно? Чон откупоривает бутылку, садится напротив поникшего парня, что дырявит взглядом свой меч, и отпивает прям с горла, наслаждаясь горячим эффектом отборного пойла, что прожигает стенки пищевода. Чимин без слов принимает алкоголь, заливая его в себя так, словно он действительно умеет пить, но, как оказалось, не очень, потому что мальчишка тут же заходится кашлем, заставляя Чонгука впервые за долгое время издать что-то скрипучее, как расстроенная скрипка, очень похожее на смех. Парень отдает бутылку обратно, растягивая потрескавшиеся губы в полуулыбке, но, не в силах сдержать подступившую истерику, от души смеется в ответ, прикрывая ладонями покрасневшие глаза. Чонгуку смешно, он отпивает больше, чем в первый раз, и снова предлагает мальчику, что благодарно кивает и, ничему не научившись, глотает слишком много. Им это нужно. Чон смотрит внимательно на то, как трясутся руки и как судорожно дрожат плечи Чимина, что полностью закрылся от нового знакомого, отдав бутылку. Жидкость стремительно уменьшается геометрической прямой ближе к нулю, а Чонгуку надоедает игнорировать непонятные ручейки слез. В его крови уже достаточно алкоголя, чтобы резко отобрать чужие руки и увидеть заплаканное лицо с красным носом. Чона это не удивляет. Он садится ближе, приобнимая ревущего Чимина и не говоря ни слова, зная наверняка, что сухие предложения не исправят ситуации. Мальчишка не отталкивает, только жмется сильнее, спихивая все на затуманившийся рассудок и неспособность противостоять человеческому теплу. Он утыкает холодный нос Чонгуку в шею, чем сильно удивляет и сразу отрезвляет, пуская по телу стаю маленьких мурашек. — Ты, ебаный придурок, — шелестит губами Чимин, опаляя кожу слишком горячим воздухом. Это, блять, так контрастно с приятными объятиями, что Чон невольно запрокидывает голову на диван, желая забыться от одного шепота. — Ты его убил, — продолжает парень, громко рыча и сжимая талию мужчины сильнее. Чонгук не успевает опомниться, как острые зубы несильно прикусывают его кожу. Кадык нервно дергается, но Чон не вскрикивает, у него вообще какое-то непонятное состояние и маленькая зависимость от тепла, исходящего из чиминовых губ. Он так же сильно сжимает тонкие плечи, чувствуя кости под пальцами, но не останавливаясь. Это слишком странно для того, чтобы быть правдой. Чимин напоминает ему неподвластный ураган, что опасным вихрем может унести далеко-далеко. — Он уже был мертв, — хриплый голос теряется в очередном укусе, за которым следует череда громких всхлипов. Вернувшись в реальность, Чон немного отстраняется, чтобы заглянуть в глаза, в которых, кажется, взорвались остатки чертового мира, забрызгивая все вокруг печалью. Успокаивающе поглаживая парнишку по спине, Чонгук ждет непонятно чего, хотя сам прекрасно догадывается. Когда он впервые увидел мальчишку, он удивился, как тот выжил, но последующие их приключения показали, что тот может за себя постоять. Именно поэтому сейчас проявление ранимости и хрупкости внутреннего мира совершенно не сходится с уже построенным в голове Чонгука дерзким образом эдакого сорванца. — Кем он был тебе? — шепчет мужчина, прижимая ближе и разделяя всю боль. Наверное, виной тому является хороший, давно припрятанный виски. Чонгуку не пристало делить чужие эмоции и проживать неприятные воспоминания. Но он попросту не может бросить парня задыхаться в пучине отравляющих и неизбежных чувств хотя бы потому, что сам прошел через подобное. — Братом. Осознание потери в сто крат хуже. Ты должен либо принять, либо свихнуться к чертовой матери. Кажется, Чимин не верил в смерть родного человека, поняв только сейчас, что тот давно мертв. Утешить его невозможно. Чон должен просто не давать разрушиться остальному миру Чимина, возвращая желание бороться. Будто это имеет смысл. Парень быстро засыпает на чоновом плече, а Чонгук не возражает. Он не может рационально анализировать ситуацию и корить себя за излишнюю мягкость. Он вообще не знает, к чему они придут завтра утром, когда на алкоголь все спихнуть уже будет нельзя, но одно мужчина знает точно — этот чертенок от него не отстанет. Правда в том, что Чонгуку тоже нужна компания. Одиночество плюс апокалипсис равно девяти кругам ада. Утром, как и ожидалось, вернулся колючий и дерзкий паренек, что и словом не обмолвился о вчерашнем происшествии. Пока Чимин спокойно отсыпался, Чон внимательно осмотрел все вещи парня и его самого. Ничего опасного и настораживающего, кроме катаны, он не обнаружил, но какого было его удивление, когда из кармана джинсов выпала небольшая дорожная карта с невероятным количеством разноцветных пометок. Теперь же Чимин за обе щеки уплетает запасы Чонгука, при этом нахально улыбаясь и закидывая ноги на поломанный стол. Вопрос их дальнейших планов нужно было поставить ребром, что, в принципе, Чон и сделал, пафосно кинув чиминову карту ему в лицо. — Что это за хрень? — Ей, поаккуратнее, ковбой, — мальчишка отложил в сторону полупустую консервную банку с ложкой и принялся разглаживать помятые углы кинутой книжечки. — Времени зря не терял, пока я спал. Надеюсь, в трусы ты не лез. — Блять, завались, — Чонгук опустился рядом, ожидая внятного объяснения — уж сильно его беспокоила и в то же время обнадеживала найденная вещица. Чимин раскрыл карту на первой же странице, что усеяна маленькими черными крестиками и содержит подробную схему одного из районов Сеула. Проводя пальцем по огромному количеству меток и выцветшим краскам, парень прошелся от главной улицы к огромному скоплению крестиков, нанесенных поверх изображения гелевой ручкой. — Черным помечены участки, где слишком опасно, шансов выжить, считай, ноль, — Чимин переворачивает карту, указывая на похожие крестики только уже другого цвета, — красные метки — жить можно, но сложно и, наконец-то, зеленые — самый лучший вариант, но безопасность не гарантируют. Мальчишка снова листает книжечку, открывая где-то на середине и показывая Чонгуку план небольшого городка, что полностью усеян черными метками. — А ты, одинокий путник, забрел вообще в самый центр ада. Чон разглядывает открытую страницу, нервно стуча ногой. Если все обозначения, нанесенные Чимином, верны, то они действительно выбрались из самого пекла. — Сам что забыл там, раз место настолько опасное? — мужчина словно прикипел взглядом к карте, не переводя его на ухмыляющегося парня, что откинулся на спинку дивана, доверяя книжечку в полное изучение Чонгуку. — Как, по-твоему, я должен наносить все эти крестики-нолики? Чон только еле заметно кивает, соглашаясь и подтверждая свои догадки. Но в чем смысл таких стараний, если тупорылые твари бессмысленно слоняются и каждый день меняют свое направление. Видимо, в глазах Чона читается не сказанный вслух вопрос, потому что Чимин снова возвращает все свое внимание к карте, оставляя в покое старую обивку дивана. — Видишь эти стрелочки? — почти шепчет мальчишка в ухо Чонгуку, так, что у того спирает дыхание от близости чужого голоса. — Может, они и глупые существа, но в их своеобразных миграциях есть смысл, а наш с тобой вроде бы тихий городишка находится как раз на пути одного из таких масштабных походов. Чонгук немного подвисает, пялясь на маленькие пометки по краям страниц, а потом судорожно листает книгу, проверяя каждый разворот и пытаясь найти взаимосвязь. Солнце уже успело войти в зенит, а мужчина все еще изучает карту, хоть и понимает, насколько бессмысленно он тратит драгоценное время. Чимину уже тоже знатно поднадоело сидеть в хижине, поэтому он становится первым, кто собирает вещи и готовится уходить. Они еще не обсуждали дальнейших планов, надеясь на смелость друг друга. Почему-то каждому было сложно начать разговор, а нужен был лишь повод зацепиться и остаться. Чон заметил копошение и тут же отложил карту в сторону. Его мысли сумбурно бились об черепушку, но ничего путного в них не было. Он не знал, чем задержать мальчишку, но отчаянно этого хотел, несмотря на громкие внутренние возгласы об обратном. — Ты весь грязный, — ляпает он первое, что приходит в голову, не сводя взгляда с лежащей рядом катаны. — Кто бы говорил, — Чимин легко усмехается, но не смеется над Чоном, в его мимике нет ничего отпугивающего и резкого. Чон только кривит губы в чем-то подобном, не в состоянии показать настоящую человеческую эмоцию, и соглашается с Чимином: у него была трудная неделя, и кожа теперь аж чешется от налипшего слоя грязи. — Куда ты пойдешь дальше? — мальчишка прячет помятую книжечку в один из карманов и одной рукой хватает катану, другой придерживая съехавшую лямку рюкзака. Чон видит закушенную губу и проскользнувшую тень недоверия на лице мальчишки, но опять же положение вещей в мире не очень-то располагает к теплым чувствам и щенячьему доверию. Неожиданно Чимин замирает у самых дверей, не решаясь выйти в белый свет в одиночку, и поворачивает голову к Чонгуку. — Если повезет, то к людям. Чего расселся? Я тебя ждать не намерен, придурок, — парень выбегает из хижины, словно ужаленный, громко хлопая дверью, так, что пыль сыплется Чонгуку на голову. Теперь улыбаться у него выходит намного лучше, хоть и прогнившим доскам. Когда Чон выходит, то черноволосый делает какие-то странные отметки своим мечом на деревьях, но потом не спеша подходит к мужчине, держа в руках спрятанную до этого карту. Сориентировавшись в схематическом плане леса и найдя сектор их возможного пребывания, Чон предлагает двинуться к ближайшему ручью, чтобы привести себя в порядок, а потом с новыми силами на восток, туда, куда и шел до их встречи Чимин. — От тебя за версту воняет, — жалуется мальчишка и закрывает рукавом куртки нос, пропуская Чонгука вперед и сохраняя дистанцию в пару метров. Чон хмыкает, но внимания на показушные жесты не обращает, не сводя взгляда с ближе расположенных деревьев. Как только он вышел из хижины, что не один раз спасала в особо скудных ситуациях, наработанные навыки взяли верх, и ружье было тут же снято с предохранителя. Трудно признаться, но на несколько часов Чон забыл, в какой отвратительной реальности они живут, и потерял бдительность. Впредь он не позволит этому случиться. Ручей, что обозначался на карте тонкой голубой линией, на деле оказался приличной речкой, что хоть и упала ниже уровня берегов, но все равно имела глубокое илистое дно. Остановившись на том, что принимать водные процедуры придется по очереди, Чимин вежливо пропустил Чона вперед, аргументируя это нежеланием больше ни секунды вдыхать вонь гнилых внутренностей тварей. Чонгук и не был против. Ему самому хотелось поскорее оказаться в леденящей душу воде и оставить на дне речки не один слой кожи, оголяя натянутые мышцы. Отложив в сторону ружье и кое-как стянув рубашку, Чонгук перешел к джинсам, вытягивая пуговицу из петли и вжикая молнией. Чимин же, что должен глядеть в оба и сторожить на берегу, во всю рассматривает все новые открывающиеся взору участки кожи, а на вопросительный взгляд Чона нагло ухмыляется, закусив губу. То ли это случайность, то ли открытое домогательство, но Чонгук в любом случае чувствует себя неприятно под внимательным взглядом мальчишки. Холодный ветер пробирает до костей, отчего Чон вжимает голову в плечи и быстрее бредет к воде, на ходу разуваясь. Грязные вещи спрятаны ненужной кучей за кустами, а новые, взятые с квартиры, лежат аккуратно неподалеку. У мужчины зуб на зуб не попадает, но он не медлит, быстро окунаясь с головой и отдаваясь ледяному холоду. Тело, как и мысли, начали постепенно очищаться, растворяя в быстрой воде весь прилипший шлак. Голова наполнилась ватой, не давая места уже надоевшим, то и дело повторяющим друг друга мыслям. Стало очень спокойно и светло, несмотря на непроглядную темноту перед глазами. Чонгук впервые за долгое время почувствовал себя немного лучше. Можно сказать, что почти хорошо. Он не знает, наблюдал ли за ним странный мальчишка все время его купания, но, когда Чон уже выходил из воды, Чимин сидел, упершись об дерево, и прикипел взглядом настоящего ценителя искусства из-под полуприкрытых век к идущему ему навстречу мокрому Чонгуку. — И это ты так караулишь? Да тебя бы мертвец в два счета разорвал, — прошипел мужчина, наклоняясь к улыбающемуся пареньку и хватая рядом лежащие вещи. — Прости, у тебя слишком охуенный пресс, чтобы не смотреть. Давно хотел себе такой. Чимин хлопает Чона по плечу и направляется к речке, медленно снимая вещи. Чонгук хмыкнул, с одной стороны чувствуя прилив сил от похвалы, а с другой — смущаясь из-за настолько внимательного взгляда. Натягивая на мокрое тело одежду, Чонгук пропустил процесс раздевания мальчишки, да и не сильно ему хотелось платить наглецу той же монетой. Но когда теплая куртка была застегнута, Чон случайно повернул голову в сторону парня. Он действительно этого не хотел, но так глупо залип на чужих плечах, подтянутом худом теле, тонкой талии и, блять. Опустив взгляд еще ниже, Чонгук почувствовал, как заалели его щеки от прилива крови к лицу, но оторваться оказалось намного сложнее. Чимин заходит в воду медленно, не спеша, будто там совсем не холодно, а он наслаждается каждым мгновением своего купания. Проводит ладонями по водной глади и подставляет лицо под потоки нещадного ветра, что путает пряди цвета вороньего крыла. Чимин выглядит кусочком прошлого, который не вписывается в общую картину реальности. Он заставляет забыть обо всем вокруг, как тогда в хижине, заставляет чувствовать себя запутавшимся подростком на пороге пубертата, заставляет смотреть и теряться в непонятных ощущениях. Словно привидение, словно неосуществимая мечта, слишком нереально. До искажения безумно. Чонгук отводит взгляд, когда фигура исчезает под водной гладью, и целенаправленно больше в сторону парня не смотрит, кидая все силы на поиски тварей меж деревьями, пытаясь вычеркнуть из головы четкий образ нагого тела. — Скажу тебе, что несешь ты свой дозор не лучше моего, — кидает Чимин, уже одетый в темно-коричневые джинсы, и натягивает хлопковую рубашку на мокрую грудь. — Простите, но у Вас слишком шикарная задница, — Чонгук опять кривит рот в улыбке, озорно сверкая темными глазами, отчего мальчишка запрокидывает голову, весело хохоча и держась руками за живот. — Окей, тогда мы в расчете. Чимин принимает протянутую Чоном куртку, благодарно улыбаясь в ответ. А Чонгук чувствует всеми фибрами какую-то непонятную атмосферу, повисшую в воздухе между ними. Они выдвигаются через пять минут после того, как кроссовки были плотно зашнурованы, рюкзаки надежно укреплены за спиной, а оружие проверено и готово поразить врага. Чимин снова оставляет странные метки на деревьях, а после скачет впереди Чонгука слишком довольный и веселый для апокалипсиса. Опять же, Чон не понимает, как такое существо до сих пор выжило. Когда солнце прячется за горизонтом, и деревья начинают отбрасывать широкие темные тени, у парней уже изрядно уставший вид. Они хорошо продвинулись за день, время от времени останавливаясь на перекус. Как оказалось, в этих краях тварей намного меньше, и Чимин только пару раз тщательно протирал катану после использования. Чонгук каждый раз наблюдал со стороны, так как не хотел тратить пули, удивляясь точности и хладнокровности мальчишки, что иногда вел себя не по возрасту, который, кстати, Чон не знал. Через пару часов после захода солнца Чимин, что сразу же заметил подвешенное состояние Чонгука, предлагает тому немного вздремнуть. Отказаться мужчина просто не смог, он так долго не спал, а пару часов в магазине не зарядили его достаточным количеством энергии. Полуразрушенное недостроенное когда-то здание выглядит вполне приемлемым для ночлега, поэтому парни без слов направляются к нему. Забравшись на второй этаж, Чон выбирает место и тут же падает на постеленную куртку. Он старается не думать о том, что он доверяет свою жизнь в руки малознакомого парня, но все равно думает и, как ни странно, доверяет без оглядки. Чимин выглядит действительно серьезным с винтовкой Чонгука в руках и катаной за поясом. Он только кивает Чону, что уже почти погрузился в царство сновидений, и занимает более выгодную позицию для наблюдения. Тихая вода успокаивает юношеские эмоции и дарит мирное чувство наслаждения моментом. Чонгук смотрит на собственные пальцы ног и подставляет под лучи летнего солнца, смешно двигая ими. Руки обвивают девичью талию и прижимают к себе ближе, не желая отпускать ни на миллиметр. У него, вроде как, отпуск и медовый месяц после пышной свадьбы, а еще у него уютный дом за спиной и озеро совсем рядом. От радости на душе очень легко, и парню даже кажется, что где-то здесь точно скрыт подвох. Не может быть все так безоблачно. Но Чонгук хочет верить, что может, поэтому и утыкается носом в живот жены и кусает легонько, заставляя ту смеяться. Он смотрит на красивые плачущие ивы, на отражение неба в воде, на зеленую пышную лужайку и надеется, что это не сон. Девушка скользит руками по лицу парня, заставляя того поднять на нее глаза и легонько подталкивая упасть назад. Чон улыбается светловолосому чуду и падает на постеленную скатерть, утягивая за собой и жену. — Чонгук, уже много времени прошло, — говорит девушка, кладя голову на грудь своего мужа. Чон непонимающе смотрит, стараясь понять смысл, заложенный в простой фразе. — О чем ты, дорогая? — он путает пальцами красивые локоны, щекоча тонкую кожу на шее девушки, и старается отвлечься от внезапно появившегося чувства беспокойства, что портит общую красивую картинку. Вместо ответа мир вокруг словно тускнеет и накладывает на себя другой фильтр: яркие краски сходят на нет, оставляя после себя только жалкое бесцветное подобие. Тихая лужайка с озером больше не радуют глаз, как и одиноко стоящий дом. Чонгуку становится зябко и холодно, несмотря на присутствие рядом близкого человека. Ему до жути некомфортно, поэтому парень вглядывается в чужие глаза, ища там хоть намек на то, что все хорошо. — Мина? — шепчет парень, поднимаясь и отстраняясь от девушки, что за секунду побледнела, но все так же мягко улыбалась, смотря на озадаченного Чонгука. А потом с ее губ слетают страшные слова, что пугают больше, чем резкая смена погоды. — Отпусти меня. Чон не верит. Он смотрит на свою жену, что словно иссякла, выцвела, потеряла все жизненные силы и теперь казалась только блеклой копией той, которую он любил. — Что ты такое говоришь? — еле произносит парень, пытаясь вернуть любимую в свои объятия, но та только мягко берет Чона за руки, не давая придвинуться ближе. — Ты же знаешь, что я давно мертва. Перестань себя обманывать. — Нет, нет, нет, — повторяет Чонгук, быстро тряся головой. Этого не может быть, ведь вот она — его жена, а у них впереди счастливое будущее. Еще годы совместной жизни, счастливые годы. Он точно знает. — Ты должен двигаться дальше, — Мина проводит рукой по щеке парня, стирая первую покатившуюся слезу. — У тебя теперь есть для кого жить. — Что ты такое несешь? Я люблю тебя, — Чон дергает девушку на себя, уже не контролируя эмоции и поддаваясь внутреннему страху. Ему сложно отпустить единственного родного человека, но образ Мины все больше тускнеет и стирается с памяти. — Любил. На веки падает мрак, забирая с собой еще одно воспоминание. Когда Чонгук в ужасе открывает глаза и очень долго не может отдышаться, в его голове эхом повторяются слова Мины, а потом взгляд падает на настенные часы. Его любимые. Он помнит тот день в точности до мельчайших подробностей, не раз прокручивая в голове. Чон слышит копошение в прихожей и точно знает, что произойдет. Ему хочется остановить происходящее и изменить ход истории, но ноги не слушаются, и он совершает одну из самых ужасных ошибок в своей жизни. Чонгук, беззаботно улыбаясь, выходит в прихожую, откуда десять минут назад весело щебетала его жена, идя открывать дверь незваному гостю. Тишина угнетает, но до этого Чон не замечал ее, внимательно слушая экстренные новости из города об аварийной ситуации и обдумывая то, как надежно укрепить их дом. Теперь же молчание дома рвет барабанные перепонки, а сердце и вовсе замирает. Под ногами Чонгука, на их красивом пушистом белом коврике, лежит хрупкая фигура в едко красных красках, а над ней возвышается подобие человека. Туман падает плотной завесой, и только крик пронзает наступившую тишину. Чон хватает школьную биту, точно не помня, каким образом ему удалось оторвать мертвеца от любимого тела, но сознание возвращается, когда теперь уже точно мертвое тело незнакомца с размозженным черепом лежит на пороге их дома. Руки подхватывают совсем легкую девушку, что тонет в красном ворсе их уже нелюбимого белого ковра. Парень почти не слышит свой хриплый крик, который дерет горло и отчаянно зовет вернуться. Ничего не заканчивается. Чонгук беспомощно ищет аптечку. Становится только хуже — Мина открывает неживые глаза и издает булькающие звуки. Парень смотрит на нее с толикой надежды, что переполняет его, а ненужная аптечка с грохотом падает на пол. — Любимая? Он больше никогда не услышит ответа с тонких уст жены, привыкая жить снами. Под рукой антикварный нож, и Чонгук медлит до последнего, повторяя имя девушки и прося ее вернуться, ведь это же он — ее Чонгук, ее бойфренд еще со старшей школы, ее первый и последний. Все наконец-то заканчивается за несколько секунд. Нож входит слишком легко. Чонгук ненавидит себя и желает вернуть все вспять, чтобы умереть там, а не эгоистично цепляться за жизнь, которая ничего не стоит. Прощаться Чон никогда не умел, поэтому он сжигает все к чертям, еле заставляя себя выпрыгнуть в последний момент с горящего дома. Он не отпускает рукоятку ножа до последнего. Горячие слезы жгут глаза похуже серной кислоты. Он чувствует человеческое тепло, что оплетает все его тело, но не может остановить вырвавшийся поток эмоций, что сдерживал в себе тугим ремнем годами. Сейчас Чонгук не в силах оттолкнуть нужную поддержку и только ближе притягивает источник тепла. Ему все равно, что это все лишь чертов сон, все равно, что мужики не плачут и уж точно не пускают сопли на плечо другому парню. Чонгук, кажется, отпустил. Он не плачет, он впервые пропускает через себя события позапрошлой зимы. Чон цепляется за плечи под огромной курткой и вслушивается в успокаивающие реплики Чимина, что гладит медленно по спине и зарывается носом в чонову макушку, выдыхая слова тихим горячим шепотом. Когда истерика начинает понемногу освобождать разум, Чонгук вдыхает побольше воздуха и чувствует кое-что весьма непривычное и легкое. Он поднимает голову, чтобы посмотреть в глаза Чимину, и замечает, что те на мокром месте, несмотря на искреннюю улыбку, которая касается пухлых губ. Мальчишка затихает, больше не повторяя успокаивающие слова, и так же непрерывно смотрит на раскрасневшееся лицо бесстрашного мужчины. А Чонгук чувствует облегчение. Все действительно осталось в далеком прошлом. Иногда обычного осознания недостаточно. Они засыпают, не разрывая крепких объятий и так и не проронив ничего, кроме слез. Он не помнит, почему все изменилось и когда. То ли это произошло еще на берегу реки, то ли после случая, когда Чон ревел и показал себя не совсем уж бесстрашной машиной для убийств, но факт остается фактом — что-то кардинально изменилось между ними и не со стороны Чимина. Чон думает, что он окончательно сбрендил, когда засматривается на пухлые губы мальчишки и представляет, как… Ладно, давайте без извращенных фантазий Чон Чонгука. А еще он с энтузиазмом принимает предложение Чимина, который тут же краснеет после положительного ответа, но храбро ложится рядом и обнимает мужчину всеми конечностями, чтобы тот спокойно спал. Пофигу, что кошмары Чона больше не беспокоят. Когда же приходит очередь отдыхать Чимину, тот любезно отклоняет встречное предложение, аргументируя это тем, что ему не снятся кошмары. Чон не обижается, но в следующее мгновение он сам себя ловит на мысли, что не прочь пообниматься с парнем лишний раз. Ему уже намного легче. Это странно, но теперь он чувствует свободу? Свободу в теплых оковах из чужих рук. В один день Чон осознает, что окончательно привязался, и захотелось уебаться головой об стену, потому что это же ведь тот странный, наглый и сумасшедший мальчишка, что пытался приручить зомби и никогда не отпускает из рук японский меч. Все становится хуже, когда Чон просыпается с каменным стояком и видит мелькающие в ярком свете картинки сна, где обнаженный Чимин покладист и нежен, ластится к мужчине и виляет бедрами, проезжаясь по… Блять. Чонгук открывает глаза и видит нагло улыбающегося парня, что одним взглядом прожигает дыру, будто точно знает, от чего сейчас у Чона стоит. И, нет, Чимин совершенно не нравится Чонгуку. Это все из-за длительного воздержания, конечно же. Будь на месте Чимина кто угодно, Чон уверен, что возбудился бы так же и хотел того человека на всех поверхностях, но сейчас его возбуждает конкретно темноволосый парень, а не мысли о пышногрудых моделях из найденного журнала. Чонгука так сильно тянет поближе к этому нереальному парню, что свалился на его голову и заполнил собой все мысли, не только в сексуальном подтексте. Он не верит желаниям, но так хочется его себе под кожу и вдыхать нестерпимо сладкий аромат жизни. Словно и не жил вовсе, даже до того, как мир сошел с ума. Чон привык брать все, что хотел, сразу же: понравившуюся девушку, лучший универ, хорошую должность. Для него не было запретов, но Чимин заставлял усомниться в правильности действий. Чон боится навредить или увидеть осуждения в глазах единственного живого человека рядом. Грудь заполняется свежим воздухом, что крепко цепляется за стенки и не хочет выходить, разрывая хрупкие альвеолы. Мужчина отравляется изнутри невозможностью собственных желаний. Чонгуку бы выдохнуть, а не впиваться пальцами в одежду, пытаясь не разорвать и в то же время не рехнуться. У них привал, и Чимин совсем недалеко роется в своем рюкзаке, так, что видна только макушка и короткие пальцы, а Чонгука рвет на части, у него гребаная Вселенная разрывается и полный сбой системы. Он очень хочет: хочет прикоснуться с совершенно другим подтекстом, хочет провести пальцами по коже и заставить забыться хоть на мгновение, хочет почувствовать отдачу и полное доверие, хочет Чимина во всех смыслах этого слова, но, черт… Твою мать, почему это так сложно сделать, когда ничего не мешает? Они буквально одни, и каждая секунда их жизни может стать последней, так что не время бояться. Мужчина стремительно поднимается, видя только одну цель, и мысленно улыбается, ведь, если бы ему кто-то сказал, что все будет так, он бы не задумываясь засмеялся в лицо и послал бы подальше. Но вот он — кажется, слишком ранимый и съехавший с катушек Чонгук, а вот причина его краша — загадочный, с необычно красивыми глазами и самой светлой улыбкой, что только приходилось видеть, парень. Чимин отрывает голову от содержимого и внимательно смотрит на уверенно идущего на него Чона, что ломается под его взглядом подобно сухой траве. — Что-то случилось? Чонгук хватает бутылку воды, стоящую рядом, и спешит ретироваться обратно на свое место. С этим мальчишкой совершенно не так просто. Возможно, Чонгук просто потерял хватку без должной практики. Он вспоминает те времена, когда он рядом с Миной чувствовал легкое окрыление и всепоглощающую радость, но сейчас все по-другому. Кажется, что чувства сильнее, чем он может выдержать. Они нахлынули внезапно, в один момент взялись из неоткуда и проглотили заживо. Нет, это не было с первого взгляда. Это была необъятная волна, и Чонгук до сих пор не может выплыть. Демонстративно Чон отпивает из бутылки Чимина, не сводя с того взгляда, а парень хмурится и отворачивается, возвращая снова все внимание к своему рюкзаку. — Я когда-нибудь прирежу тебя ночью. — С удовольствием посмотрю на твои попытки. — Придурок. — Коротышка. — Ну, все, тебе конец. Их отношения не поменялись, а искорка взаимной ненависти благополучно разгоралась дальше, удобренная колкими фразами и ежедневными угрозами. Правда, они никогда не доходили до дела. Только один раз Чимин схватился за катану, направив оружие на Чонгука, который тут же навел дуло винтовки на смазливое личико. Они рычали друг на друга как два разъяренных тигра, доказывая каждый свою точку зрения, но в итоге переключились на шайку тварей, что неожиданно набрела на парней. Чонгук чувствовал что-то большее обычной ненависти, и подобные стычки его не на шутку заводили. Но Чимин ему определенно не нравится. Одним утром стало известно, что несносный паренек сильно простудился, и им пришлось изменить курс. Мальчишка и правда не в самом лучшем состоянии: нос заложен, горячие щеки и утробный кашель, слабость и неспособность защитить себя. Чонгук наконец-то почувствовал себя нужным, когда парень принял помощь и залез на его спину, только смущенно улыбаясь и прикрывая глаза. Он совсем не тяжелый. Первые пару часов, потом у Чона начинает болеть спина. Их остановка скорее вынужденная, ибо до заката нужно добраться до ближайшего городка, чтобы найти хоть какие-то медикаменты с еще не истекшим сроком годности. Они нужны Чимину. Аккуратно положив мальчишку на теплые куртки, Чон, мягко заправляя прядки за ухо, коснулся тыльной стороной ладони к вспотевшему лбу. Парень никак не отреагировал, только что-то продолжал лихорадочно бормотать, находясь в полуобморочном состоянии. Все совсем плохо. Чонгук никогда не был тесно связан с медициной, но сейчас даже он понимает, что обычным аспирином тут не обойтись. Все же надеясь на чудо, он дает мальчишке жаропонижающее, которое всегда хранилось в рюкзаке Чона. У Чимина внутри горячие языки болезни, что может стать смертельной в их условиях. Чон соврет, если скажет, что ему безразлично. Что-то сильно екает. Так отчаянно и беспокойно пилит заточкой, словно это его боль. Чон хочет развести огонь и укутать Чимина в сотню одеял, обнимая и становясь сто первым. Он много чего хочет, смотря на беспомощного мальчишку, что, конечно же, намного спокойнее в таком состоянии, и терпеть его легче, но… Чонгук не против заносчивого и живого паренька. Время летит быстро, и солнце тянется к земле, но Чимин не приходит в сознание, только больше погружаясь в горячку. Таблетки не помогают. Хватая мальчишку на руки, Чон принимает решение бежать со всех ног — ему слишком страшно за Чимина. Он несется, сам не зная куда и проклиная день их встречи, свои чувства, парня, самого себя, в конце концов. Только отчаянный и в край поехавший головой может вот так цепляться за первого встречного. Правда, Чон все равно бежит, несмотря на бьющие по лицу ветки, шум, который он создает, и нехватку сил. Посторонние звуки неправильны, не нужны именно сейчас, но они приближаются. Осознание и реакция Чонгука опережает тварь всего на пару секунд. Мужчине ничего не остается, кроме как бросить Чимина подальше и схватиться за катану — брать ружье нет времени. Чон теряется, не привыкший к такому оружию, но быстро приходит в себя и сносит голову первому мертвецу. Безголовая тварь продолжает надвигаться на Чона до тех пор, пока он не протыкает валяющуюся голову. Меч громко рассекает воздух, умертвляя мертвых. Чон привыкает к катане и уже хочет выдохнуть спокойно, но чуть не седеет от неожиданного выстрела. Чимин, бессильный и еле хватающийся за сознание, опускает чонгукову винтовку, тускло улыбаясь охуевшему мужчине, что буравит взглядом упавшего возле себя замертво подростка. — Она неплохо работает в твоих руках. Практики маловато, но она приняла тебя, — еле слышно шепчет Чимин, смотря снизу-вверх на Чонгука, что отбрасывает в сторону ненужную больше катану и подходит к мальчишке, садясь перед ним на корточки. Чон игнорирует тот факт, что мог пару минут назад откинуться. У него вообще в голове сплошная каша. Он просто рад, что Чимин очнулся. И теперь все оторванные лоскутки непонятных ему размышлений, все кусочки чувств и переживаний, все эмоции, что он успел пережить за время нахождения рядом с сумасшедшим пареньком, наконец-то сложились в единую картину и нашли друг друга в паутине предубеждений, разорвав ее полностью. Мальчишка смотрит, легонько хмурясь и не совсем понимая странное поведение Чона, который не кричит, не язвит и даже не показывает клыки в ответ. Чонгук наконец-то улыбается. Немного глупо в их ситуации, но по-настоящему. В его голове пустота и одно единственное слово в кромешной тьме — рискованно. А перед глазами — плотные туманы, что скрывают в себе темный взгляд одного черноволосого мальчишки. — Ты мне нравишься, — неожиданно говорит Чонгук, удивляя и Чимина, и себя. Правда срывается с сухих губ, перелетая на жаркие и обмоченные слюной, на те, которые Чон без промедления накрывает, все еще слыша вместо мыслей сплошной шум. Мужчина не выдерживает напора эмоций и судорожно рычит в полуоткрытые губы, забирая на себя весь полыхающий на коже огонь. Он не спешит, только невинно прикоснувшись к чужим губам, больше не двигаясь. Когда ответной реакции не следует, Чонгук немного рассерженно посасывает нижнюю пухлую губу, не сдаваясь. Ему все равно не отвечают. Как бы не хотелось, он отстраняется, чтобы наконец-то получить ответ. Чонгук не хочет быть отвергнутым. Только не сейчас. Как же мужчина удивляется, когда вместо широко распахнутых глаз и удивления видит умиротворенное лицо бессознательного Чимина. Его лоб так и пышет нездоровым жаром Чону в лицо, призывая прикоснуться. Сдавшись, даже не борясь, Чонгук нежно тычется губами в бледную кожу, сгорая от невозможности забрать хоть половину недуга. Нужно торопиться. Новый город встречает их, как и любой другой, неживой тишиной. Чимин так и не пришел в сознание, а у Чонгука до сих пор сердце выскакивает из груди то ли от усталости, то ли от недопоцелуя. Аптеку он находит сразу же, надежно подпирая дверь и укладывая мальчишку в подсобке на импровизированное ложе из тряпья и снимая теплую верхнюю одежду. Сложнее оказывается выбрать нужный препарат, но Чон не сдается на полпути. Он направленно идет к отделу антибиотиков и быстро вскрывает упаковку за упаковкой, читая мелкие инструкции и чертыхаясь тихо под нос, когда лекарство не подходит. Руки дрожат, то и дело роняя баночки. Наконец-то Чонгук находит кое-что подходящее и радостно вскрикивает, когда смотрит на срок годности. Все может получиться. Дальше самое сложное. Как уже говорилось ранее, Чонгук не был связан с медициной в своей «прошлой» жизни, поэтому ввести антибиотик с помощью шприца кажется чем-то сверх его возможностей. Ради Чимина он не сдается. Мужчина по возможности соблюдает стерильность, вводя препарат в одноразовый шприц. Чонгук чувствует волну жара, прилившую к щекам. Может, он тоже болен. Да, скорее всего. Расстегнув тугие джинсы мальчишки, Чон приспускает ткань с бедер и оголяет молочную ягодицу, боясь лишний раз провести пальцами по коже. Получается паршиво. Смоченная спиртом вата быстро протирает небольшой участок, немного дольше, чем нужно. Чонгук пытается не подвисать, напоминая о том, что Чимину очень плохо. Чонгук, ты не должен быть такой эгоистичной тварью и любоваться накаченной задницей без разрешения обладателя этой спелой, сочной, подтянутой… Блять! Мужчина не задумываясь вонзает иглу в нежную кожу, на что Чимин только тихо недовольно мычит. Поршень медленно выдавливает лекарство в напряженную мышцу. Когда процедура подходит к концу, и время натянуть штаны на место, Чон на секунду разрешает себе немного больше положенного, проводя ладонью по ягодице и тут же отдергивая руку. Джинсы быстро возвращаются на законное место, а Чимин снова перевернут на спину. Чонгук смачивает запасную чистую футболку их питьевой водой, прикладывая компресс к горячему лбу парнишки. Он не знает, чем еще может помочь. Ожидание дает время Чонгуку подумать. Ему стоит разобраться в себе и своих желаниях. Когда он измеряет температуру парня найденным в аптеке градусником, а потом привычным способом, прикладывая ладонь к коже, то очень удивляется. Температура еще есть и довольно высокая, но лоб, по сравнению с тем, что было, намного холоднее. Чимин обильно потеет и, кажется, провалился в спокойный сон. Ему нужно время. Им обоим. — Привет, — хрипит Чимин, приоткрывая глаза. Чон вскакивает со своего места, тут же подлетая к проснувшемуся мальчишке, — ты хреново выглядишь. Больной задорно улыбается, щипая руку Чона, что проверяет наскоро температуру. Парень даже пытается подняться, но тут же опускается назад, почувствовав навалившуюся усталость. — Ты не лучше, — Чон отвечает на улыбку и садится рядом, протягивая мальчишке какую-то таблетку и бутылку с водой. Чимину действительно полегчало. Им пришлось пару дней побыть в аптеке из-за нехватки сил и еще не прошедшей болезни. Мальчишка сам делает себе уколы, тактично избегая помощи Чона. Он так и не обмолвился ни словом о том случае. Чонгук очень надеется, что Чимин отключился раньше, чем глупые слова слетели с его уст. Поразмыслив о произошедшем, мужчина пришел к заключению, что лучше ничего не усложнять и жить, как раньше. Как раньше не получается, ибо теперь между ними нет даже иногда нужных яростных перепалок и колких словечек. Тишина становится до боли неловкой и просящей слов. На четвертый день их припасы медленно приближаются к отметке «ноль», да и Чимин чувствует себя намного лучше, поэтому принято решение выдвигаться с рассветом и обшарить этот город вдоль и поперек. Темнота пожирает тишину, придавая храбрости. В ночной мгле проще воспроизводить на свет божий слова и говорить о том, что боишься произнести днем, когда все отпечатывается болезненным светом на подкорке. Чон слышит неровное дыхание Чимина за спиной, а Чимин слышит шум никак не умостившегося Чонгука. Они спят друг к другу спинами, не решаясь предложить теплые объятия. — Твои слова. — Забудь о них. Ответ приходит молниеносно, отчего Чимин поворачивается к мужчине, смотря на широкую темную спину. — Не могу. Что с тобой? — Чон еле слышит тихий шепот через гул собственного сердца, а после чувствует нерешительные касание пальцев к своей спине. — Все нормально. Врать не хочется, но он уже все решил. Поэтому грубые ответы на тихие реплики, что пытаются вытащить искренность и честность из глубин Чонгука, кажутся вполне хорошим решением, чтобы спровадить доброго и ласкового Чимина. — Кому ты врешь. Тебе опять снятся кошмары? — руки мальчишки оплетают чонову талию, а холодный нос тычется в шею. Становится только хуже. — Да. Только теперь в них ты. Он не успевает остановить отчаянное предложение, и оно вылетает, оседая внутри разочарованием в самом себе. — И что же я делаю? — голос Чимина звучит заинтересованно, по-прежнему тихо, но с ноткой веселья, словно мальчишка давно знает. Его губы прикасаются к голому участку и расплываются полумесяцем, пуская мурашки и оставляя горячий отпечаток улыбки на коже. — Пошел к черту, — Чон с последних сил пытается оттолкнуть и выпутаться из объятий. Он почти на пределе, покачиваясь в сторону пропасти и теряя равновесие с каждой секундой все больше. — Блять, — мальчишка резко с небывалой силой переворачивает Чонгука на спину, отчего тот растерянно хлопает глазами, полностью теряя выстроенную оборону. Это злит, очень-очень, — я думаю, что имею право знать, что вытворяю в твоем сознании. Чимин держит руки Чона крепко, навалившись сверху и полностью обездвиживая. Он не дает права на выбор, толкая и распаляя. Он сам не понимает, на что идет. — Хочешь знать?! — выкрикивает Чонгук в сосредоточенное лицо мальчишки, точно зная, что его будут ненавидеть и презирать после следующих слов. — Так вот, ты брал по самое основание, заполняя глотку моим членом, и стонал, прося трахнуть тебя. Молчание. Сколько еще граней имеет тишина? Сосредоточенная маска падает с лица Чимина, что в то же мгновение заливается краской. Чон отчаянно желает спрятаться от этого взгляда хотя бы в тени разрушенного прилавка. — Доволен? А теперь, будь добр, съебись в закат, — он сильно отпихивает от себя мальчишку, что ослабил хватку, и хочет свалить куда подальше, хоть в самое пекло, наполненное вонючими тварями. Ему не дают встать, снова прижимая к постеленной куртке. Чимин все еще красный и непривычно обнаженный. Нет, не в физическом плане. Чонгук четко видит обнаженную сердцевину чиминовой души в его взгляде и застревает там бесповоротно, увлеченный красотой и реальностью. Открытый только Чону Чимин трогательно смущается, но игнорирует этот факт, все ближе приближаясь к застывшему лицу мужчины. Их лбы соприкасаются, а потом… — Извращенец, — шепчет мальчишка прямо в губы, пуская токи между их телами и тут же целуя. Сила гравитации выключается, и, кажется, притяжение работает только между двух плотно сплетенных тел, что жмутся ближе, ближе, еще ближе и дрожат от происходящего. Они изучают друг друга быстро, прерывисто, желая поглотить, подчинить, обладать. Языки сталкиваются, как на поле боя. Зубы кусают в кровь, а руки изучают, желая запомнить каждый изгиб. Больше нет ни Чимина, ни Чонгука. Есть одно цельное и неразделимое. И это кажется самым правильным, потому что страсть испепеляет их, перемешивая друг в друге. Чон отстраняется, чувствуя покалывающую боль в груди от нехватки кислорода, и дышит, не отводя взгляда от прикрытых глаз Чимина и его пушистых дрожащих ресниц. Чертовски красиво. — Тебе страшно? — неожиданно произносит мальчишка, сглатывая слюну и утыкаясь губами в ворот чоновой куртки. — Очень, «это сложно признать, но я действительно боюсь». — Боишься, что все выйдет из-под контроля, или меня? Чонгук удивленно приподнимает лицо Чимина за подбородок, чтобы понять, всерьез ли тот говорит подобное. — Боюсь тебя потерять. Чимин обнимает сильнее, вдавливая ребра в легкие. Чон прижимает сильнее, загнанно дыша от своих же слов. Он так много правды сказал за эту ночь. — Глупый, наша жизнь и так безрадостна. Мы должны ценить каждый миг и проживать его так, как сами того захотим, — мальчишка мягко гладит Чонгука по волосам и удобнее устраивается на его груди, видимо, готовясь наконец-то уснуть. Теперь рассвет обозначает для Чона не только начало нового дня, но и жизни, в которой можно начать все с чистого листа. Они покидают аптеку совершенно здоровыми и влюбленными. Поддаваясь неизвестному порыву, Чонгук остервенело впивается в губы Чимина при дневном свете. Кажется, ему просто нужно подтверждение, что произошедшее — не очередной его реалистичный сон. Чимин энергично отвечает, но вскоре отталкивает разошедшегося Чона, решая не терять бдительность. Они без проблем забираются в один из неразрушенных домов, шаря по квартирам в поисках нужных вещей и перекидываясь горячими взглядами. Мальчишка смущенно отводит взгляд, что совсем не свойственно ему, и даже не отпускает колкий комментарий в сторону мужчины. Они оба на седьмом небе от счастья, даже не замечая шум со стороны входной двери. Все происходит в одну секунду. Чонгук соображает быстрее, тут же закрывая своим телом Чимина и опуская палец на спусковой крючок. Он не готов терять, когда только обрел. Он вообще вряд ли когда-нибудь будет готов потерять солнечного язвительного Чимина. — О, Юнги, смотри, кого я нашел! — неожиданно горланит незнакомый голос, вводя парней в ступор. Чон все так же целится в вошедшего в помещение улыбающегося паренька, чувствуя легкое ощущение дежавю. Вместо голодных тварей на них смотрит живой рыжий парень с парой стволов наперевес и огромным рюкзаком, а еще нелепой банданой на голове. В комнату заходит еще один человек. У того мятные волосы и снайперская винтовка за спиной. Парень отпивает что-то из термоса, а потом чуть не выплевывает на пол, когда замечает их. Чимин осторожно выглядывает, прячась за Чоном, а потом неожиданно пугает всех, налетая со всей дури на мятноволосого парня. — Хен! — кричит мальчишка, обнимая незнакомого Чонгуку человека, который отвечает на объятия, выпуская из рук термос. — Чимин-а, ты живой, — произносит незнакомец, немного отстраняясь, чтобы посмотреть в лицо черноволосому. — Столько времени прошло. У Чона внутри закипает непонятная ему ярость. Он до сих пор не сводит дула пистолета с двух странных людей. Ему хочется оттащить подальше Чимина и никогда не встречаться с этими личностями, что так тепло приняли мальчишку. Рыжеволосый жмет руку Чимину, кивая в знак знакомства, а после все три пары взглядов переводятся на Чонгука, готового поразить цель в любую секунду. — Эй, Чонгук. Им можно доверять. Мы их искали, — медленно шепчет мальчишка, возвращаясь к Чону и забирая у того винтовку. Мужчина только кивает, подавляя в себе нотки протеста. Чимин знает одного из незнакомцев и, видимо, достаточно хорошо. Внутри скребутся противные кошки, а к горлу подступает тошнотворный комок предчувствия. Ну не может быть это обычной глупой ревностью. — Чонгук значит, — хмыкает мятноволосый, подходя ближе. — Чимин, а мы ему можем доверять? Чон кидает злой взгляд, не желая проиграть в схватке с этим неприятным типом, но Чимин мягко обнимает его, притупляя все негативные чувства. — Я доверяю ему больше, чем себе, — отвечает мальчишка, давая понять, что тема закрыта. Чонгук остается вполне довольным ответом и старается сдержать самодовольную улыбку. А, по всей видимости, Юнги только спокойно кивает и без слов выходит из комнаты. — Тогда нам срочно нужно вернуться на базу. Я Хосок, кстати, — говорит второй парень и следует за ушедшим. Чимин рвется вперед, чтобы догнать своего хена, но Чон тут же останавливает его, поворачивая к себе лицом. У него непонятные в груди тревога и боязнь за Чимина вперемешку с недавно проснувшейся ревностью. Да, ревностью, и Чонгук готов перерезать глотку любому, кто не так посмотрит или коснется. Он молча следит за эмоциями мальчишки и не хочет отпускать туда, в неизвестность. Кажется, Чимин все понимает, потому что легко целует в уголок губ и озорно улыбается, не разделяя чонгуковой настороженности. — Там у нас есть возможность выжить вместе, — шепчет парень и так и застывает в объятиях мужчины, давая тому право выбора. Чонгука трогает этот жест намного сильнее слов, поэтому он без раздумий тянет Чимина к выходу, идя за двумя незнакомцами. Он не должен бояться и двигаться только вперед, держа в своей руке ладошку Чимина. Шанс на спасение? Шанс на жизнь.

Три месяца спустя.

Их спецгруппа разведки продвигается достаточно медленно. Намджун будет доволен, когда узнает результаты операции. Во главе с Чонгуком отряд без проблем проник на заданную территорию, очистив сектор от тварей и пробравшись внутрь здания. Раньше это была военная база, и именно это сыграло решающую роль в выборе подходящего здания. На их базе собралось слишком много людей. За проведенные месяцы в окружении таких же, как и он, живых и улыбающихся, Чонгук ни на секунду не упускал с виду очень общительного Чимина. Когда они только прибыли, на них смотрели с опаской, но мальчишка быстро влился в коллектив и уже на следующий день весело болтал во время завтрака с лидером за одним столом. Что нельзя сказать о Чоне. Его и сейчас не шибко все любят, но большинство понимающе улыбается и принимает отстраненного мужчину. Период адаптации оказался дольше, чем он думал. Но он прошел успешно. Теперь Чонгук без трудностей возглавлял один из лучших отрядов, заполучил доверие Намджуна и уважение многих в штабе. Он ни разу не пожалел, что пошел за Чимином. Теперь он чувствует себя частью чего-то большего, сильного и способного противостоять. Несмотря на опаску того, что как только в его окружении появятся еще живые люди, его чувства к Чимину остынут, этого не произошло. Даже наоборот. — Так, Чонгук с тобой точно что-то не то, — мальчишка присел рядом, легонько поглаживая по руке. Их миссия уже окончилась. Хосок передает штабу, что все прошло успешно, а Юнги ищет подходящее место для засады на крыше. — Хоби, мать его за ногу, орел в гнезде, — у Чонгука уголки губ ползут вверх. Он прислушивается к крикам из рации Хосока, который солнечно лыбится в ответ разозленному Юнги. Прям идиллия. — В смысле? — Чонгук поднимает тяжелый взгляд на своего парня, стараясь удержать всю волну негатива внутри. Глупо. Стыдно. Он сам не может объяснить, что чувствует, но злость там определенно есть. Чимин пристально наблюдает за напряженным Чонгуком, а потом неожиданно залезает ему на колени, больно впиваясь ногтями в плечи. — Ты ревнуешь меня к гребаному мертвецу, который не прочь полакомиться моим телом. Ты вообще понимаешь весь абсурд своего поведения? — Чимин прижимается близко-близко, прожигая Чона одновременно недовольным и горячим взглядом. Пусть не отрицает, что ему не нравится. Мужчина вспоминает, как примерно час назад он вскипал и плавился от одного взгляда в сторону Чимина, который одним махом уложил двоих тварей. Его разрывало от взглядов мертвецов, что тянулись к его черноволосому чуду. А после обычное «даже не думай, тварь» и пуля меж глаз каждому, кто смотрел в сторону его мальчика. И как-то фиолетово, что они чертовы зомби. Чимин обнимал тогда сзади за талию, словно беспомощный ребенок, хоть и сам прекрасно справлялся со своей задачей. Он чувствовал, что должен дать себя защитить. Ему было приятно. — Но он ведь хотел тебя. Так какого хрена? Они не смеют даже смотреть в твою сторону, — Чонгук мычит это себе под нос, опуская глаза, не в силах посмотреть в свое отражение двух потемневших озер. Ему определенно стыдно, но ничего делать с этим он не собирается. Чимин неожиданно довольно тычется губами в шею Чону, мурлыча тому на ухо, и переплетает их пальцы. — Ты больной, — этого хватает, чтобы впиться зубами в отрытую шею мальчишки. Они сорвано дышат друг другу куда-то под куртки и сильно не хотят отдаляться. Вдруг откуда-то извне доносится громкий смех, что рушит момент, и Чимин тут же спрыгивает с нагретых коленей Чонгука. Щеки горят у обоих, но Хосоку ведь не привыкать. — Да вы оба беситесь, как только речь заходит друг о друге. Парочка ненормальных, — парень уже не так громко смеется, только качая головой, словно эти придурки вредные дети. В какой-то мере это правда, ведь в следующий момент Чимин встречается с таким же смущенным взглядом Чона, и они оба начинают громко хохотать, снова сплетаясь в объятиях. — Приятно слышать, что ты признал нас парочкой, — говорит мужчина, притягивая мальчишку еще ближе. — Бля, чувак, ты серьезно? С нашими картонными стенами я еле сплю. Кажется, даже Юнги слышит хохот с нижних этажей. Вот как знал, что этих несерьезных щенков нельзя оставлять. Чонгук с самого начала, как только узнал суть операции, сказал, что они будут жить на новом месте. И теперь, когда он увидел военную базу и ее масштабы, он не пожалел о своем решении. Идеально. После получения отчета, Намджун тут же выслал отряды военных людей, решив перекинуть основные силы в более укрепленное здание. Им оставалось только ждать. Остальные ребята проверяли периметр, в то время как Чонгук украл от всех Чимина и теперь куда-то вел его, пряча улыбку. Когда парни вышли на крышу, то мир уже успел погрузиться в темноту, представляя собой таинственную бездну, где все возможно. Чон не переставал шептать о том, что он обо всем позаботился и их не будут искать, что он слишком соскучился, чтобы терпеть до конца всего переселения, и что не может больше ждать, когда им дадут возможность остаться наедине. Чимин в ответ только улыбался, слепо следуя за своим любимым. — Откуда вдруг такая страсть? — спросил он, неожиданно останавливая Чонгука. — А ты не чувствовал ее раньше? — мужчина не поддался крепким рукам, что отстраняли, и пытливому взгляду, что хотел выцепить правду из его уст. Это не объяснить на пальцах. Их страсть просто есть, и она не тухнет со временем. Время только питает жадные языки пламени. — Твоя улыбка, твой взгляд, сам ты. Я не знаю, что со мной. Чимин бережно скользит ладонью по высеченным линиям челюсти, по напряженным мышцам шеи под натянутой кожей, по выпирающим ключицам, и наслаждается дорогим сердцу моментом их единения с тишиной. — Любовь не стучится в двери даже во время зомби-апокалипсиса, — неожиданно шепчет Чонгук, пропуская между пальцев черные пряди и оттягивая их так, чтобы голова Чимина оказалась немного приподнятой и их губы были на одном уровне. — Какие громкие слова, — Чимин стреляет хмельным взглядом Чонгуку прямо в сердце и откровенно облизывает сухие губы. Чертенок. — Я не боюсь их громкости, если это касается тебя, — звучит ласково, но мужчина не целует после, а наоборот — опускает руки и хватается за ремень мальчишки. Чонгук дергает Чимина на себя за пояс, отчего парень шикает и улыбается в ответ почти провоцирующе, выгибая бровь и ожидая дальнейших действий. Его дыхание ложится на ресницы Чона, и тот пытается выдержать невидимый, но ощутимый накал между ними. Глаза напротив прищуриваются, пуская серию микротоков по телу Чонгука, который почти на грани, хотя ничего особенного и не происходит. — Блять, не провоцируй меня, — руки сжимают ткань куртки и притягивают еще ближе так, чтобы пах столкнулся с чужим низом живота. Чимин улыбается, пропуская мимо ушей колкую реплику, и ведет ногтем по груди мужчины, которая сразу напрягается. Они продолжают делать вид, что это слишком легко и они могут устоять друг перед другом, когда это откровенная ложь. — Издеваешься? — Чонгук наклоняется так, чтобы почувствовать дыхание мальчишки на своей щеке, и проводит холодным кончиком носа по нежной коже, обветренной и покрасневшей. — Не меньше твоего. Это чертово безумие на грани с сумасшествием. Правильно Юнги говорил: по ним дурка плачет. Чимин толкает на тонкий холодный матрас, который заметил почти сразу же, не отстраняясь ни на миллиметр. Чон тут же падает, отрывая взгляд от мальчишки и рассматривая звездное небо над головой. Вся Вселенная наблюдает и светит им, соглашаясь хранить сокровенное в тени Луны. Пальцы медленно поглаживают бедра, надавливая и заставляя громко выдохнуть. Чимин резко ложится на Чона, раздвигая тому ноги и нависая над ним, а тот дергает на себя, заставляя повалиться сверху всем весом. Губы оставляют горячие метки на шее, и Чонгук поддается напору, подставляя больше кожи, желая выбраться из одежды и совершить невозможное. Ему просто нравится вот так. Мальчишка пользуется моментом, пока бразды правления у него, и трогает, где хочет, жамкает и гладит, ухмыляясь с реакции мужчины. Ему нравится доминировать и слушать сбитое громкое дыхание, но, когда Чонгуку надоедает быть покорным и он с рыком переворачивает Чимина, впиваясь в хрупкую шею и прикусывая у основания, тому срывает крышу. Мальчишка цепляется в темные волосы Чона, сильно дергая и открывая Чонгука, и сталкивается зубами с чужими, буквально рыча в поцелуй и кусая податливые губы. Чон дуреет от напора и желания, ощущая, как возбуждение разливается по сосудам быстрее любого наркотика. Ноги Чимина каким-то образом обвиваются вокруг талии Чона и прижимают дрожащее тело как можно ближе, стирая одежду, толкаясь в пах с огромной силой, виляя крепкими бедрами. Чонгук яростно целует, не чувствуя дна подступившего желания и трахая языком маленький рот парня все быстрее и быстрее. Когда он отрывается, чтобы не откинуться от нехватки кислорода, то видит капельку крови на нижней губе мальчишки и сразу же слизывает ее, ведя дорожку поцелуев к острым ключицам. — Скажи, что ты закрыл дверь, — тихий хрип доносится к ушам Чона словно с другого мира. Он на секунду оставляет в покое песочную кожу, что смахивает на поджаренную солнцем корочку пышного теста, и смотрит через пелену возбуждения на покрасневшего Чимина с задранной футболкой. — Меня сейчас ни одна тварь не остановит, — мужчина впивается губами в набухший розовый сосок, обводя языком и вбирая тонкую кожу сильнее, желая поставить засос. Ему, блять, слишком в любом смысле. — Придурок. Футболки летят к чертям собачьим, падая где-то на асфальте возле дома. Чонгук не рассчитал силы и ему похуй. Чимин рассматривает с интересом, сжимая пальцы на талии и прощупывая мышцы. Он медленно изучает, подобно маленькому ребенку, трогает и надавливает, и Чон уже готов умилиться с подобной реакции, но в следующее мгновение Чимин поднимает свои черные пропитанные пьяной похотью глаза и засасывает в свой безумный водоворот. Их рьяные поцелуи ничем не напоминают проявления взаимных теплых чувств, больше смахивая на борьбу двух разъяренных самцов. Чон млеет от тихого мурлыканья, что граничит с рыком, и тычется в худое тело, пытаясь откусить хотя бы кусочек. Чимин — запретное лакомство, которое медленно убивает осмелившегося попробовать, только не Чонгука, который невыносимо горький и жадный к своему. Непослушные пальцы поддевают пряжку ремня. Чонгук выжидающе смотрит, оттягивая кожу и добираясь к пуговице. Намек четко читается в его действиях, поэтому Чимин отпускает бедра парня, закладывая руки за голову и наслаждаясь открывающимся видом. Как чертовски долго он желал этого. — Не хочешь пососать? — нарушает относительную тишину пустой ночи Чонгук, указывая на расстегнутую ширинку и недвусмысленный бугорок под бельем. — Только после Вас. Вопреки всем ожиданиям, вместо злости Чон легко улыбается без намека на разочарование и снова льнет к пухлым губам, уже мягко и нежно обводя их контур, бережно слизывая ниточку слюны. — Мне только в радость. И тут Чимину пришел конец. Мужчина легко подхватывает его под коленки, собирая из матраса, и встает вместе со своей ношей, куда-то направляясь. У мальчишки паника подкатывает к горлу, ибо это же крыша и вокруг ничего, кроме грязной холодной поверхности и не работающих труб, но он быстро успокаивается и полностью доверяет, не останавливая своих жестоких манипуляций с телом Чона. Чимина сажают задницей на что-то холодное, тут же быстро расстегивая брюки и приспуская их. Широкие ладони Чонгука медленно разводят ноги парня, заставляя того немного откинуться назад и громко вскрикнуть от неожиданности. Мужчина становится перед ним на колени, крепко держа Чимина за бедра, буквально вцепившись в них ногтями, а парню воздуха не хватает, когда он поворачивает голову. Сзади ничего нет. Только сильный ветер и темнота. Где-то там внизу земля, об которую сегодня мальчишка может расшибиться в лепешку. Сердце стучит в висках, и Чимин невольно ерзает по невысокому бордюру края крыши. Его дрожащие пальцы путаются в волосах Чона, тыча того носом в возбужденный член, а голос срывается на просящий тон, как бы парень не старался быть тише ради их безопасности. Ночная мгла кроет его, и оба забывают о том, где они. Чонгук держит надежно, даже слишком, скорее всего, до синяков. От перевозбуждения кожа покалывает, готовая излучать свет, но он не спешит, плавно опуская мокрые боксеры и освобождая такое красивое, просящее потрогать. Он делает все по интуиции, так, как желает его тело, поддаваясь похоти. Чимин загнанно дышит, не сводя взгляда от того, как Чонгук постепенно привыкает ко вкусу, облизывая и оставляя мокрые поцелуи, и пытается не кончить от одного вида. Чон, немного разобравшись что к чему, пробует взять побольше, послушно заглатывая и попутно лаская пальцами. Он медленно посасывает, игнорируя собственный ноющий член, и выпускает твердый орган с характерным звуком, оставляя на нем немало слюны. Хочется ощутить языком все. Мужчина понимает, что изводит и злит, но оставить без внимания уздечку или же мошонку не может, уделяя внимание каждой детали, наслаждаясь хриплыми стонами вперемешку с отборным угрожающим матом и массируя пальцами задний проход. У Чимина крупно дрожат коленки, и он почти уверен, что не выдержит и грохнется камнем вниз. Он не чувствует ни холода, ни дискомфорта. Все его рецепторы целенаправленно сосредоточились где-то ниже живота, одновременно испепеляя изнутри и даря незабываемые ощущения. Язык Чонгука водит кончиком по всей длине, собирая сочащийся предэякулят со слюной, и дразнит нежную кожу, выталкивая из груди сдавленные стоны. В последний раз ласково целуя у основания, Чонгук полностью расслабляет глотку и медленно берет в рот, проталкивая головку как можно дальше. Ему трудно дышать и ощущения не из приятных, но реакция чувствительного тела того стоит, и Чон готов хоть весь день простоять на коленях, только бы наблюдать настолько шикарную картину. Руки Чимина настойчиво толкают мужчину, прося хоть что-то сделать, и тот повинуется, медленно выпуская горячий ствол и вновь проталкивая в глотку. Мальчишка несдержанно рычит, мертвой хваткой вцепившись в волосы Чонгука и ускоряя ритм. Ему хватает всего пары толчков, чтобы, громко вскрикнув, излиться глубоко в Чона, который еле сдерживает свой организм, чтобы не спустить в штаны. Чимин расслабленно падает назад, опуская голову над пропастью и наслаждаясь потоком холодного ветра, что обволакивает мокрую кожу. Крепкие руки тут же поднимают с бордюра и утягивают подальше от края крыши, бережно кладя на тонкий матрас. Чонгук обнимает жадно, словно пытаясь впитать всего Чимина, а тот и не против совсем. Мальчишка возвращает на место свою привычную нахальную улыбку и лезет пальцами под нижнее белье Чона — этот каменный стояк так и просился в чиминовы руки. Чонгук вздыхает почти с облегчением, когда чувствует мягкие подушечки пальцев на мокрой головке, только потом поняв, что это скорее новая пытка, а не помилование. Он нависает над мальчишкой, уткнувшись носом в черные волосы и бешено вдыхая запах родного тела, и умирает, умирает, умирает. Никак не сдохнет. Чимин гладит медленно, приспустив штаны совсем чуть-чуть, проводит пальцами по коже, оттягивает, щипает, размазывает смазку по головке, проводит пальцем под крайней плотью, дразнит, почти царапая, а потом неожиданно срывается на бешеный ритм, заставляя вскрикнуть от неожиданности. Чонгуку рвет подшипники. Он судорожно ищет губы вслепую, не в состоянии открыть глаза, а когда находит, впивается с желанием выпить до конца бездонную чашу под названием «Чимин». Чон кончает, сам того не ожидая, так бурно и быстро, что на секунду становится стыдно за подростковую реакцию организма. Но потом получается открыть глаза, и Чонгук тут же встречается с теплым взглядом демонических озер, что излучают сплошную и безвозмездную любовь. Слишком поэтично, но для Чона в самый раз. — Мы можем остановиться, — шепчет мужчина, падая рядом и ласково обнимая такого нежного и уютного Чимина. — Никогда, малыш, я уже успел возбудиться снова. Чон хрипло смеется, языком слизывая капельки пота с шеи мальчишки. Он и сам хочет заполучить как можно больше Чимина. — Малыш? Остатки одежды летят далеко-далеко. Им так жарко, несмотря на минусовую температуру. Кожа липнет к коже, срастаясь в единое и неразделимое, тело покрыто ожогами-поцелуями, и им остается только гореть, гореть, плавиться. Медленно, опасно, желанно. Чонгук путается в руках-конечностях, целует острые изгибы и мажет по углам костей, пробуя на вкус солоноватую кожу. Чимин манит к себе пальчиком, жалобно скуля и притворяясь невинным, но как только Чон оказывается достаточно близко к пухлому лицу, сразу замечает чертовы языки адского пламени в любимых глазах. Мальчишка целует, нет, высасывает душу из Чонгука, жестко ударяясь пахом об чужой. Он послушно раскладывается под напором сильных жилистых рук мужчины, пряча взгляд в изгибе локтя и обнажая яркую улыбку. Чон охает от неожиданной растяжки и выдержки парня, что даже не пикает, когда его ноги раскидывают в стороны почти что в шпагате, а смоченные пальцы Чонгука проскальзывают в тугое кольцо мышц. Слишком, слишком, слишком. Чимин подозрительно умелый и раскрепощенный, Чимин непростительно извращенный. Чимин, оказывается, та еще блядь. От злости Чон сгребает ноги парня руками, закидывая себе на плечи и сгибая охуевшего любовника пополам. Пальцы быстро разрабатывают проход, отчего Чимин издает хриплые довольные звуки и смотрит исподтишка на разъяренного своего мужчину. Чон уже не выдерживает. Грань как никогда близка к нему. Член проскальзывает в разработанный проход почти безболезненно. Мальчишка послушно принимает все, что ему предлагают, кусая до крови собственную руку. Его мышцы так охуенно сжимаются вокруг чонового ствола, что того выбрасывает за пределы реальности. Вся энергия скапливается маленьким пожаром ниже живота. Он толкается медленно, желая доставить только удовольствие, но Чимин, ебаный Чимин, всем своим видом просит о большем. Его полоумный взгляд поглощает Чона, который и так полностью принадлежит черноволосой бестии. Кто ж знал, что он такой невозможно ненасытный. Чонгуку слишком плохо, чтобы сдерживаться. Он пытается не ускоряться, чтобы растянуть наслаждение, что тянет, ноет, стонет и просится на волю. Получается фигово, особенно когда под тобой послушный, неудовлетворенный, твой Пак, мать его, Чимин. — Не думал, что будешь трахать парня, не так ли? — усмехается мальчишка, ловя задумчивый взгляд Чона на себе, что замедлился по максимуму, толкаясь под разным углом и пытаясь найти простату. Неожиданно Чимин вскрикивает, дрожа всем телом и чуть ли не рассыпаясь от нахлынувших ощущений. Чон крепко держит ноги на своих плечах, не давая возможности соскочить и закрыться. Он такой уязвимый, почти плачущий от точных толчков, что только нарастают. Он, прижатый к холодному матрасу, под которым только бетон, обнимает и тянется к Чонгуку, как к единственному лучику света, несмотря на крупную дрожь в пальцах. — Не думал, что влюблюсь по-настоящему. Слова Чонгука становятся последней каплей. Слезы катятся по пухлым щекам совсем не от боли, а губы растягиваются в самой прекрасной улыбке. Чон сцеловывает соленые капельки, ускоряясь и вбиваясь в податливое тело все глубже и глубже. — Ох, Чонгук-а. Мой. Люблю, — между стонами выкрикивает Чимин, царапая тому грудь и двигаясь в бешеном ритме навстречу. Чон стонет вместо слов, не в силах ответить на признание даже обычным поцелуем. Он чувствует, что их соединяет не животная страсть, а что-то, что заставляет сердце больно сжиматься, только взглянув. Это больше всего вместе взятого, что он чувствовал раньше. Весь мир сузился и расширился в одно мгновение, оставив в себе только одного человека и разрушая все вокруг. Это похоже на всемирную катастрофу в маленьком масштабе, размером с Чонову душу. Ебаное неразбавленное сумасшествие на двоих. Они пропускают момент, когда теплая сперма заполняет Чимина изнутри, потому что все сливается воедино, стирая момент оргазма и перемешивая его с самим процессом. Чонгук растирает белесые пятна чиминовой спермы по его животу и падает рядом, наконец-то давая облегченно выдохнуть. Мальчишка выпрямляет ноги, слабо притягивая к себе голого и потного Чона. Он продолжает сбито дышать, еще не полностью придя в себя после произошедшего, но усталости не чувствует. Чонгук заботливо накрывает своей широкой курткой разгоряченное тело и сам забирается под нее, снова сгребая в объятия расслабленного Чимина. Перед глазами вместо ночной мглы проносится вся жизнь, включая и моменты с Чимином. Он отчетливо помнит все свои ошибки и проколы, радости и печали, мгновения счастья и его смерти. У Чимина получилось сделать кое-что нереальное — вернуть Чона чуть ли не с того света. И хочется так много сказать, но слова не ложатся в красивые романтические предложения. Чимин нежно гладит расцарапанную грудь Чонгука, наслаждаясь тишиной и крохотным счастьем, что давно пустило корни в самое сердце. Чон мягко поворачивает к себе голову мальчишки, чтобы в очередной раз утонуть в нем навсегда. — Я думал, что пережил настоящий снос башки, дичь и самый неожиданный апокалипсис во всем мире. Зомби, твою мать, ожили и вышли на улицы, убивая. Я думал, что видел уже все и меня не удивить. Но, знаешь, ты… Ты мой маленький личный апокалипсис. На удивление слова даются легко. Они транслируются откуда-то из самого темного и уязвимого уголка души. Чимин гладит Чона по волосам, искренне улыбаясь и стараясь снова не заплакать. Все-таки одна слеза срывается с ресниц и не остается незамеченной. — Это самое охуенное признание, которое я только слышал. Губы кажутся слаще разноцветной мастики, сахарнее тягучих ирисок и желаннее конца апокалипсиса. В этот момент Чонгук понимает, что он на своем месте — где-то под чиминовым горячим сердцем на уровне пятого межреберного промежутка. Он не знает, что ждет его за поворотом, и умрет ли он завтра, потому что это может случиться и сегодня. Он не знает, когда именно судьба сведет его с тварью, которой послано убить его, нанести одну крохотную рану и забрать душу, превратив в себе подобного. Но Чонгук уверен, что, как бы там ни было, что бы не происходило в мире, намного важнее — человек, прикрывающий спину. И ему впервые за длительное время страшно. Чертовски сильно страшно потерять. И он наконец-то жив. — Эй, Чонгук-и, все хорошо? — Теперь — да.