Яд внутри

Планеты, успевшей за такой короткий срок стать им домом, больше не существует. Ее место занял огромный пылающий шар. Бесконечно далекий и отвратительно безжизненный. Но для него все намного проще: его дома нет, потому что нет ее. Кому-то это покажется глупостью, кому-то – предательством. Ведь где-то там, под толщей зараженной радиацией земли в безопасности герметичного бункера еще бьется сердце сестры. Но врать самому себе не имеет смысла: дом для Беллами Блейка – это Кларк Гриффин. И теперь она мертва. Первые дни в космосе пропитаны влажным липким страхом. Он силен, ярок и физически ощутим – Небесные люди, вернувшиеся в свою прежнюю обитель, задыхаются в обшитых металлом стенах, несмотря на исправность вентиляционной системы. С течением времени паника не уходит, но притупляется – делается привычной. Отдавая себя обустройству быта, можно делать вид, что ее не существует. Когда все проблемы улажены, наступает период затишья. И тогда темные, засасывающие в бездну депрессии мысли возвращаются. Заползают под кожу, вплетаются в оголенные нервы, движутся по измученному организму с током крови. Беллами не знает, как спасаются другие. Он должен спросить, должен подставить плечо. Но сил еще и на это у него нет. Его стержень сломлен, погребен под пеплом на оставленной Земле вместе с разбитым сердцем. Дни тянутся мучительно медленно, но настоящим кошмаром оказываются ночи. Они заполнены ее голосом, запахом волос, теплом рук. В тесноте своей старой комнаты он воет от безысходности, сбивая в кровь костяшки пальцев. Из ночи в ночь, из месяца в месяц. Харпер, заведующая тем, что осталось от медицинского отсека, молча выдает ему свежие бинты, Монти – лишнюю порцию дрянного самогона. Все они чувствуют свою вину. Но по сравнению с грузом, лежащим на его плечах, она – ничто. В годовщину ее смерти он запирается в комнате и накачивается до полной потери связи с реальностью. И тогда в блаженной тишине небытия она приходит к нему в первый раз. Аккуратно присаживается на краешек койки и ласково перебирает отросшие волосы. - Мне больше нравилась твоя прежняя прическа. - Ты отстала от жизни, принцесса. Это последний писк моды. - Может быть. Но с этими патлами ты похож на Финна, - смеется она. Беллами недовольно дергает головой, пытаясь, скинуть ее руку. Но Кларк лишь надежнее запутывает пальцы в буйных кудрях, в очередной раз одерживая над ним верх. Некоторое время она внимательно смотрит ему в глаза, а потом наклоняется и, опаляя его кожу горячим дыханием, оставляет на губах невесомый поцелуй. От мимолетного, едва уловимого касания сердце сбивается с привычного ритма и крошит в труху грудную клетку. - Не делай так больше, - серьезно просит она. – Это не ты. - Я не знаю, кто я. Без тебя меня нет. - Я всегда с тобой. Вот здесь, - она легко касается пальцем его груди и лба, - и вот здесь. Помни об этом. Утром он приходит в себя в луже собственной рвоты. От царящей в комнате вони его вновь выворачивает наизнанку. Это действительно отвратительно. Он отвратителен. - Ты как всегда права, принцесса, - шепчет он потрескавшимися губами и берет в руки бритвенный станок. Завтрак проходит в звенящей от напряжения тишине. Незаданный вопрос огромными мигающими буквами висит в воздухе. Будь все иначе, он непременно бы посмеялся над их вытянутыми от удивления лицами. Вот только смех – это награда, которой он не достоин. И все-таки что-то неуловимо меняется: словно бы какая-то часть его исковерканной обугленной души начинает оживать. Отголосок этой перемены заметен в каждом: Харпер подкрашивает глаза найденной в жилом отсеке тушью, Мерфи, осторожно пробуя почву под ногами, вновь начинает шутить, Рейвен и Монти шумно спорят на технические темы, Эмори мурлычет себе под нос незнакомые песни. А Эхо. Сбиваясь с мысли и пугаясь собственной смелости, Эхо предлагает ему дружеский спарринг. Он почти отказывается, когда теплые губы Кларк вдруг задевают мочку его уха: - Покажи ей, на что способны Небесные люди, - шепчет она, и Беллами неуверенно кивает обрадованной Эхо. Спарринг перетекает в регулярные тренировки. Позабывшее о нагрузках тело неохотно возвращается в прежнюю форму. Удары становятся все точнее, а реакция – стремительней. Спустя полгода он одерживает свою первую победу. И улыбка на лице Кларк ярче вспышки на Солнце. Вечерами он все чаще остается в общей гостиной, наблюдая за шахматными баталиями Монти и Рейвен и наслаждаясь подобием уюта, нехватку которого он даже не осознавал до этого времени. Эмори учится читать, рассеянно поглаживая волосы дремлющего на ее коленях Мерфи. Харпер неумело шьет детские вещи. Эхо сидит на противоположном конце дивана, обхватив колени руками. Беллами не спрашивает, о чем она думает, но замечает, что дистанция между ними постепенно сокращается. Из глубины соседнего кресла с легкой грустью в глазах за ними наблюдает Кларк. - Я поговорю с ней. Объясню, что между нами ничего не может быть, - обещает он ей однажды ночью. - То, что мы делаем, чтобы выжить, не делает нас плохими, - качает головой Кларк, проводя ладонью по его щеке. Когда через пару месяцев Эхо бесшумно прокрадывается в его комнату, она, ни на секунду не обернувшись, уходит, оставляя их наедине. - Это… - Ничего не значит, - перебивает его землянка, проскальзывая под одеяло. - Я… - Все еще любишь Кларк, - шепчет она ему в губы. Беллами отвечает на соленый от слез поцелуй, понимая, что душа вышла за дверь вместе с блондинкой. Но чужое тепло, такое реальное тепло живого человека до дрожи в пальцах необходимо закостеневшему телу. Они отдаются друг другу с такой яростью, что отчаяние и тоска ненадолго отступают. Потом нет ни объятий, ни разговоров. Эхо уходит к себе, а Беллами проваливается в сон без кошмаров. Шесть месяцев спустя у Монти и Харпер рождается сын. Ресурсы теперь приходится делить на восьмерых человек, но экономия – незначительная плата за наполнившее Ковчег счастье. Еще через три месяца в его комнату врывается взволнованный Мерфи. - Беллами, началось! Он спрыгивает с кровати и со всех ног мчится в медицинский отсек, где его уже ждут чистые тряпки, горячая вода и стонущая от боли усиливающихся схваток Эмори. Но в этот раз что-то идет не так. Роды затягиваются. Девушка мучается больше суток, однако не может помочь своему ребенку появится на свет. Рейвен кусает губы, не отрывая глаз от аппарата ктг, который она починила после известия о первой беременности в космосе. - Сердцебиение замедляется! – испуганно шепчет она ему на исходе двадцать шестого часа. Беллами понятия не имеет, что нужно делать. У мамы и Харпер все было иначе. Все, что от него требовалось – это вовремя принять на руки младенца. Чтобы не пугать Эмори, он выходит за дверь и обессилено сползает по гладкой стене. Паника скручивает внутренности в тугой узел, оставляя во рту тошнотворный металлический привкус. - Посмотри на меня, - тихо произносит Кларк, опускаясь перед ним на колени и беря его осунувшееся лицо в свои маленькие ладони. – Успокойся. Она прикрывает глаза и прислоняется к его лбу своим. Разрываемый криками мир перестает существовать. Есть только Кларк и исходящее от нее спокойствие. И Беллами вспоминает. - Пожалуй, это самое страшное воспоминание в моей жизни, - покачивая в руках кружку с самогоном, рассказывает он. – Никогда не видел столько крови. Ну, до того, как спустился сюда, конечно же. - На самом деле вам дико повезло, - возражает Кларк. – Рожать без врачебной помощи очень опасно. Природа природой, но есть куча нюансов. Да что там! Самое элементарное: если бы Октавия лежала неправильно, то и она, и ваша мама, скорее всего, погибли бы. - Ребенок лежит неправильно, - изумленно произносит он. – Эмори не сможет родить сама. Кларк тяжело вздыхает, подтверждая леденящую кровь догадку. - Что же делать? - Приведи Джона. Мерфи врывается в медицинский отсек подобно урагану. На его щеках блестят дорожки недавних слез, но глаза совершенно сухие. В два шага преодолевая разделяющее их расстояние, он оказывается рядом с умирающей женой. - Ну что ты, малышка? – нежно шепчет он в ее мокрые сбившиеся волосы. – Все хорошо, я рядом. - Прости меня, - из последних сил цепляясь за его руки, просит Эмори. – Я не смогла, я слабая. - Ты самая сильная, родная. Ты подарила мне так много счастья. Я люблю тебя. Девушка глубоко вздыхает, принимая последний в своей жизни поцелуй, и восковой куклой замирает на пропитанных кровью простынях. Рейвен не медлит ни секунды: схватив скальпель, она бросается к столу и с размаху вонзает его в грудную клетку Эмори. - Какого хрена ты творишь?! – в бешенстве рычит Мерфи, отшвыривая ее в сторону. - Ребенок еще жив! – с трудом поднимаясь на ноги, кричит она. – Мы можем попробовать спасти хотя бы его! Ее сердце должно продолжать биться! - Плевать на ребенка, - сжимая руки в кулаки, шипит Джон. – Он убил ее! - Эгоистичный ублюдок! Она умерла, пытаясь дать ему жизнь! Они стоят с перекошенными от ярости лицами, готовые вцепиться друг другу в глотки. Но этого не происходит. В окровавленных по локоть руках Беллами начинает кричать крохотная девочка. - Даже не думай, Блейк! – оглушительно рявкает Мерфи и пулей вылетает из медицинского отсека. Они не могут найти его в течение полутора недель. Но, по крайней мере, знают, что он не собирается кончать жизнь самоубийством – из кладовой каждую ночь пропадает самогон и порция дневного пайка. Первой не выдерживает Рейвен. Рискуя перегрузить сеть и оставить Ковчег без электричества, она запускает систему видеонаблюдения и, отследив Мерфи, уходит в заброшенные тюремные камеры, прихватив с собой нож. Утром Джон забирает у Харпер свою новорожденную дочь. Несмотря на особенности ее появления, с девочкой, насколько они могут судить, все хорошо – в два месяца она уверенно держит головку, в шесть – садиться, в год и двадцать дней – идет. Ее первое слово – папа. - Откуда ты знал, что делать? – после очередного проигранного им боя спрашивает Эхо. - Наш охотничий отряд как-то загнал беременную олениху, - лежа на матах, отвечает он. – Кларк не дала нам освежевать тушу, пока не вытащила детеныша. Я видел, как она вспарывала брюхо. Будь Эмори жива, мне не удалось бы повторить это. Но тогда терять было уже нечего. Головокружения и ломящая боль в висках, от которых он успешно отмахивался в течение последних шести месяцев, становятся только сильнее. Выданные Харпер спазмолитики уже не помогают. Когда утром Дня Единения у него идет носом кровь, приходится наконец-то признать, что с ним действительно что-то не так. - Я болен? – обращается он к встревоженной Кларк. - Уже давно, - со слезами на глазах отвечает она. - Почему ты не сказала мне? – спрашивает он и тут же сам отвечает. – Потому что ты знаешь только то, что знаю я. Ты – галлюцинация. Настоящая Кларк умерла четыре года назад. - Прости меня. Она протягивает к нему руки, но Беллами отворачивается. Терять ее во второй раз еще больнее. Он никому не говорит о том, что происходит. Им нельзя отвлекаться еще и на его проблемы. До возможного спуска на Землю остается чуть меньше года, а четкого плана до сих пор нет. Рейвен и Монти начинают сутками пропадать в техническом отделе, прорабатывая сотни гипотез, ни одна из которых не гарантирует успешного приземления. С каждым утекающим сквозь пальцы месяцем Рейвен становится все мрачнее, а в волосах Монти прибавляется седых волос. Они отчаянно не хотят признавать очевидное. Только не тогда, когда у каждого из них есть за что бороться. - Ресурсов системы хватит еще на год, - в конце концов, говорит ему Рейвен, прежде чем уйти с пришедшим за ней Мерфи. – Мы в любом случае умрем. - И лично я за то, чтобы сделать это красиво, - с шальной улыбкой, ни к кому конкретно не обращаясь, произносит стоящий в дверях Джон. За два месяца до полного отказа системы с лопнувшими в глазах капиллярами и сумасшедшей идеей, дающей им семи процентные шансы на выживание, к нему вваливается Монти. Рейвен кричит и называет их безумцами, когда они излагают ей план. Но потом соглашается, что в их случае, это как Рождество и День Единения в одном флаконе. Спустя шесть лет и четырнадцать дней они готовы вернуться. Дети предварительно накачаны снотворным. Если им суждено умереть, то, по крайней мере, малыши уйдут без страха и боли. Посадка оказывается настолько жесткой, насколько это вообще возможно. И тот факт, что никто из них не погиб, кажется вмешательством высших сил. - Нужно убираться отсюда! Сейчас же!- зажимая рваную рану в здоровой ноге, кричит Рейвен. – Скоро тут все взлетит на воздух! И пока Мерфи возится с ее ремнями безопасности, Беллами схватив на руки его дочь, открывает покореженную дверь. Солнечный свет резко бьет по глазам, и сквозь невольно смеженные веки ему чудится облако пшеничных волос вдалеке между деревьев. Он не трогается с места, пока не убеждается в том, что все его люди выбрались наружу. Взрывная волна застает их у кромки леса, в относительной безопасности. Впору смеяться от облегчения. Но из горла рвется лишь еле слышный стон. Сердце вдруг перестает справляться со своей задачей, а мир перед глазами начинает стремительно терять четкость. Пытаясь удержаться на ногах, он цепляется рукой за шершавый ствол молодого дерева. Страха нет. Ведь на том берегу его уже давно ждет Кларк. - Кларк?! – раздается за его спиной изумленный голос Харпер. Беллами неловко поворачивается и оказывается в кольце ее рук. Она пахнет порохом, хвоей и теплой шерстью. Ее волосы коротко острижены, черты лица немного заострились, а кожа загорела. С трудом сфокусировав на ней взгляд, он жадно впитывает каждую черточку такой незнакомой и в то же самое время такой родной Принцессы. - Ты настоящая? – больше не веря своим ощущением, спрашивает он. - Конечно, конечно, настоящая, - шепчет она, покрывая его лицо мимолетными поцелуями. Ее огромные полные слез глаза – последнее, что он видит, перед тем как погрузиться во тьму.