Охота

Только что рыскавший по поляне Астор застыл, вытянувшись, и, приподняв переднюю лапу, указал направление, откуда осенний ветер принес запах вальдшнепа. Мистер Торнтон немедленно вскинул ружье, и тотчас же из-за низкого, расцвеченного алыми мазками поредевших листьев куста свечой взмыла птица. Выстрел эхом прокатился среди деревьев, а следом его нагнал второй: капитан Уэнтворт снял на взлете следующую пернатую добычу — еще одного лесного красавца, пошедшего было низом, в надежде заслониться спасительным стволом дерева. Собака принесла вальдшнепов к ногам хозяина, получив заслуженную похвалу. Сэр Фредерик ласково потрепал пса по голове, почесал за длинными ушами и поднял взгляд на своего гостя. — Что скажете, Джон, на сегодня достаточно? — капитан приторочил птицу к поясу, добавив ее пеструю тушку к уже имеющимся там полудюжине несчастных товарок и подстреленной у болота дикой утке. — Или желаете еще пройтись? До заката пара часов, так что если вы не слишком устали… Мистер Торнтон в ответ лишь улыбнулся, упрямо мотнув головой, и, глубоко вдохнув холодный осенний воздух, лукаво усмехнулся: — Я совершенно не устал и полон сил, Фред, но быть может, это вам уже хочется передохнуть? Азарт охоты вызвал на обычно бледном лице Торнтона легкий румянец, его холодные голубые глаза горели огнем, а радостное оживление делало его на несколько лет моложе, будто возвращая в далекие времена их студенческой юности. — Никоим образом, мой друг, никоим образом, — весело ответил сэр Фредерик и обернулся к псу, нетерпеливо вертящемуся у его ног: — Астор, ищи! Проскальзывая челноком среди редких деревьев и обнюхивая землю, пойнтер принялся за работу — и вскоре еще несколько выстрелов разбили тишину, разносясь гулким эхом далеко по лесу. К тому времени как джентльмены остались удовлетворены своими трофеями, почти весь день заслоняемое серыми тучами солнце уже нырнуло за горизонт, завершая долгий пасмурный день. Лес начал постепенно затягиваться туманом, с деревьев падали тяжелые капли. Воздух был напоен чуть сладковатым ароматом опавшей листвы, а все звуки слышались отчетливо и далеко. Мистер Торнтон и капитан Уэнтворт мягко ступали по разноцветному лиственному ковру, пес следовал рядом с ними, принюхиваясь к волнующим запахам и выжидательно поглядывая на хозяина — но охотники больше не отдавали команд, увлеченные беседой друг с другом. Пройдя немногим меньше четверти мили, они вышли к дороге, где у старого вяза, с расколотым в давние времена грозою стволом, были оставлены их лошади. Мистер Торнтон, пожелавший немедленно переложить добычу в седельные сумки, был немало удивлен, расстегнув одну из них и обнаружив её заполненной всяческими свертками. — Что это, Фредерик? — недоуменно воззрился он на капитана, стоящего рядом и поглаживающего шелковистую морду гнедого жеребца, — Уж не собирались ли вы заночевать в лесу в этакую-то сырость? Вам, я знаю, не привыкать устраиваться и с меньшими удобствами, однако я решительно против. Мистер Торнтон, нахмурившись, смотрел на капитана, который, казалось, вовсе не разделял его недовольства. Во всяком случае, широкая улыбка на его лице говорила об обратном. — А что если и так, Джон? Неужели вы не соблазнитесь столь романтической идеей? Одни, вдвоем средь сумрачного леса, и будет крышей лиственный убор... или как это там в стихах? — Не соблазнюсь, да и вам не позволю. И ваше колено, друг мой, будет мне весьма благодарно, смею вас уверить. Хотя ваш местный доктор — как его, этого коновала? Хопкинс? Ходжкинс? — приплатил бы мне за ночевку в лесу ради удовольствия устроить вам десяток-другой лечебных процедур. В ответ на эту отповедь капитан Уэнтворт расхохотался как мальчишка, смутив мистера Торнтона и изрядно рассердив его. Он смотрел на своего друга с осуждением и укором, как строгий родитель на неразумное дитя. — Успокойтесь, Джон, и не считайте меня настолько безрассудным. Сэр Фредерик уложил на спину Султана потник, затем седло и принялся затягивать подпруги. — Мне весьма лестна ваша забота, и я бесконечно вам признателен. — Глаза сэра Фредерика лучились такой теплотой и радостью от этого знака дружеского участия, что щеки мистера Торнтона тронула краска смущения. Стараясь скрыть свои некстати проснувшиеся чувства от внимательного взгляда друга, он занялся седлом своей лошади, после чего осведомился, кивнув на лежащие рядом со связками битой птицы седельные сумки: — Тогда зачем всё это? — Сюрприз, мой друг, сюрприз, — лукаво улыбнулся капитан Уэнтворт, закрепляя свою поклажу и легко взлетая в седло, — и я уверяю вас, Джон, наш приют на эту ночь будет достаточно комфортным. Место, в которое они прибыли спустя три четверти часа, оказалось охотничьим домиком с прилегавшей к нему конюшней, притаившимся в зарослях орешника и рябины. Над дубовой дверью висел фонарь, тихо поскрипывая на поднявшемся к вечеру ветру, а окна уютно светились сквозь приоткрытые ставни, указывая усталым путникам дорогу к желанному отдыху. — Этот дом, дорогой друг, был выстроен еще моим тестем, человеком весьма придирчивым и требовательным по части того, что касалось его удобства и удовлетворения разного рода прихотей. И хотя я всегда находил требования сэра Уолтера по части обеспечения несколько чрезмерными, устройство этого дома пришлось мне по душе. Надеюсь, вам тут тоже понравится. — Добрый вечер, Энтони. Все ли готово? — Слуга, выскочивший им навстречу, раскланялся, приветствуя джентльменов, и принял у них лошадей. — Разумеется, сэр. Все приготовлено, не извольте беспокоиться. — Очень хорошо, Энтони. Устройте лошадей и отправляйтесь в Киллинч-холл — вы нам больше не понадобитесь. С этими словами капитан Уэнтворт вместе с мистером Торнтоном прошли в дом. В очаге пылал огонь, пахло нагретым деревом и травами, в помещении для прислуги нашлась большая кадка горячей воды и стопка льняных полотенец. Деревянные полы в главной и единственной комнате, как и стены, были с варварской роскошью украшены оленьими шкурами, а на каминной полке стояла корзина с полудюжиной бутылок лучшего вина из погребов Киллинч-холла. Довершал обстановку широкий топчан; при первом взгляде на него казалось, что он перенесен сюда из какого-нибудь восточного сераля — так пышны были тюфяки, и так много было на нем подушек. Сверху подушек и тюфяков вызывающе топорщилось меховое волчье одеяло. Опустив у стола седельные сумки, полные разной снеди, сэр Фредерик устроился на топчане, дав усталой спине несколько минут отдыха, и уже лежа принялся расстегивать охотничью куртку и развязывать галстук. — Ну и день выдался! Пожалуй, сегодня была лучшая охота с тех пор, как вы приехали, друг мой. Опираясь на низкую спинку топчана, он приподнялся, снял куртку и устроился удобнее, после чего недоуменно заметил обращенный на него встревоженный взгляд мистера Торнтона. — Что такое, Джон? — Ваше колено?.. — ответил вопросом на вопрос мистер Торнтон. — Нет. Все в полном порядке, не волнуйтесь. — Фредерик широко улыбнулся, отбрасывая куртку прочь и заворачивая рукава рубашки. — И хотя провизии у нас более чем достаточно, предлагаю испробовать сегодняшнюю добычу. Вальдшнепам нужно вылежаться, а вот утка... — он вскочил с кровати и подошел к мистеру Торнтону, принесшему связки битой птицы, — как считаете, Джон, мы с вами справимся с одной дикой уткой? — Что ж, — ответил тот, заражаясь от капитана веселостью и энтузиазмом, — если это не сложнее, чем управлять фабрикой или командовать сорока пушечным кораблем, стоит попробовать. Приготовление ужина решено было начать с бокала вина. Некоторое время спустя первая бутылка опустела, а когда вторая только-только распрощалась с половиной своего содержимого, мистер Торнтон обогатился знаниями нескольких крепких морских выражений, коими награждал несчастную дичь капитан Уэнтворт, потроша и ощипывая тушку. Утку натерли солью, начинили яблоками, нашедшимися среди припасов, сдобрили несколькими ягодами можжевельника и, нанизав на вертел, водрузили жариться. Если бы случайному прохожему, окажись он волею провидения возле охотничьего домика, вздумалось заглянуть в окно, картина, представшая перед его взором, была бы поистине умиротворяющей: два джентльмена, без какого-либо стеснения и церемоний избавившиеся от галстуков и курток, отдыхали перед камином после целого дня ходьбы по болотам и перелескам. В ожидании ужина капитан Уэнтворт рассказывал очередную историю из своей, полной путешествий и приключений, военной жизни, однако мистер Торнтон слушал его с рассеянным вниманием человека, увлеченного не столько занимательным рассказом, сколько самим рассказчиком. Его взгляд замирал на полных, красиво очерченных губах капитана, спускался по сильной шее, нырял в распахнутый ворот рубашки и поднимался к широким плечам — и картину эту он находил чрезвычайно привлекательной и будоражащей воображение. — Да вы вовсе не слушаете меня, Джон, — с усмешкой заметил cэр Фредерик, не оставшийся равнодушным к столь пристальному вниманию. Застигнутый врасплох мистер Торнтон смешался, почувствовав себя мальчишкой, пойманным кухаркой или дворецким in flagranti* рядом с буфетом, и поспешно отвернулся к очагу, прикусив губу. — Утка вполне готова, — нарочито небрежным голосом сказал он, совладав с собой. Хорошо прожаренная птица распространяла по комнате дивные ароматы, еще больше обостряя аппетит обоих мужчин, проведших на свежем воздухе целый день, и на некоторое время все иные чувства и эмоции были забыты в угоду голоду. На стол были выложены разнообразные закуски, приготовленные заботливой кухаркой Киллинч-холла, а центральное место посреди стола заняла дичь. — Что же, друг мой, — произнес сэр Фредерик, разрезая подрумянившуюся птицу, — разливайте вино. Сейчас узнаем, годимся ли мы с вами в повара. Утка удалась выше всяких похвал, так что беседа за столом обрела былую легкость и непринужденность. И хотя сэр Фредерик то и дело ловил на себе взгляды мистера Торнтона, которые казались ему жарче каминного пламени, озарявшего комнату красноватыми отблесками — ужин неспешно шел своим чередом. Приподняв над головой лампу, капитан Уэнтворт вышел во двор, освещая себе путь в кромешной тьме осенней ночи. В конюшне было тепло, пахло сеном и немного сыростью. Астор заворчал, приподняв голову, и завилял хвостом, узнав хозяина. Угостив лошадей прихваченными со стола яблоками, сэр Фредерик погладил шелковистую морду Султана. Конь тихонько фыркнул и ласково ткнулся ему в плечо, обдавая теплом своего дыхания. Мысли сэра Фредерика текли по привычному фарватеру, как бывало с ним всякий раз, когда Джон Торнтон оказывался рядом. Показалось ли или в самом деле Джон был чем-то обеспокоен весь вечер, словно какая-то мысль не давала ему покоя? Фредерик привык реагировать на малейшие изменения в настроениях своего друга с чуткостью тонко настроенной виолончели, и сейчас странная нервозность мистера Торнтона беспокоила его. Вновь выйдя на воздух, он запрокинул голову: не в пример южным широтам английское небо не баловало наблюдателей гроздьями звезд, рассыпанным витиеватым рисунком чужих созвездий; редкие проблески в прорехах облаков скорее подчеркивали темноту, нежели разгоняли ее. Он запахнул куртку плотнее, ежась под порывами холодного ветра, и вернулся в дом. Пара влажных полотенец, висящих на гнутой спинке стула рядом с кадкой, беззвучно доложили ему, что мистер Торнтон уже умылся. Капитан также не стал медлить и меньше чем через четверть часа был готов отойти ко сну. Прикрыв дверь, он проверил замок и прошел в комнату. Комната с топчаном, служившим хозяевам и местом для дружеских посиделок и кроватью для ночлега, сейчас была погружена в приятный полумрак; лишь одна свеча да догорающий камин служили источниками света. Мистер Торнтон уже лежал в кровати, укрывшись меховым одеялом; устроив подбородок на скрещенных перед собой руках, он задумчиво глядел на огонь. Поленья потрескивали под лаской горячего пламени, прозрачные оранжевые языки облизывали дерево, а прогоревшие уголья то наливались алым, то подергивались белесой сединой. Сэр Фредерик медленно раздевался, не в силах оторвать взгляд от точеного профиля Джона Торнтона, четко выделяющегося сейчас на фоне подушки. Джон повернулся; улыбка тронула его губы. — Идите в постель, Фред, день был долгим. Сэр Фредерик сбросил сапоги и лег. Эти простые, произнесенные с обыденной легкостью слова каждый раз заставляли сердце мистера Уэнтворта биться сильнее и чаще, вновь и вновь доказывая реальность того, что долгое время было для него лишь несбыточным сном. — Иду. Он притянул Джона к себе и мягко поцеловал, заглядывая в глаза своего визави и силясь рассмотреть в пляске теней намерения — но Джон отнюдь не скрывал своего желания. Его ответные ласки и поцелуи были столь жаркими, словно весь день и вечер он только и делал, что сдерживался, и вот наконец дал волю своему чувству. Но когда Джон потянул Фредерика на себя и тот привычно закинул на него ногу, с намерением оседлать бедра для еще одной «прогулки верхом», отстранившийся Джон с улыбкой покачал головой: — Нет, Фред, не так. Мистер Уэнтворт не успел еще удивиться, а Джон уже раздвинул колени и притиснул Фредерика к себе. — Вы уверены, Джон? Сердце капитана забилось так часто и гулко, что казалось, услышать его мог и мистер Торнтон, находившийся сейчас восхитительно близко. — Давно, — тихо, но уверено прошептал Джон, — уже очень давно, Фред. И сэр Фредерик улыбнулся, припадая к любимым губам в глубоком, нежном поцелуе. Камин прогорел. Света от него не доставало даже на то, чтобы разглядеть протянутую вперед руку, приди на ум Фредерику такая мысль. В бархатной тишине ночи мерцающие во мраке алые блики остывающих углей служили лишь слабыми отголосками того яркого, обжигающего пламени, что пожирало совсем недавно сухое дерево. Тихое дыхание Джона легко касалось виска Фредерика, даря умиротворение и покой. Погруженному в полудрему сэру Фредерику их тела представлялись сейчас такой же грудой углей — едва остывших после занятий любовью. В груди еще трепетало отголоском недавнего наслаждения сердце, постепенно успокаиваясь и приходя к своему обычному, ровному ритму. Стоило только закрыть глаза, как Фредерик вновь видел перед собой белую спину с ложбинкой позвоночника, узкие сильные бедра, крепкую поясницу. На это видение, едва мелькнувшее под ресницами, тело откликнулось мгновенно, с жадностью голодного бродяги, вспомнившего рождественское угощение — будто и не было этих восхитительных мгновений всего лишь получасом раньше. Не удержавшись, капитан Уэтворт прижался к безмятежно спавшему Джону и, уткнувшись ему в плечо, шумно вдохнул: кажется, эта жажда не иссякнет никогда. А мистер Торнтон даже не шевельнулся, пребывая в объятиях Морфея — единственного, кому сэр Фредерик уступал привилегию столь интимно касаться своего друга и любовника. В камине с мягким шорохом рассыпалась прогоревшая ветка, и тьма, более не нарушаемая ни единым проблеском огня, мягко сомкнулась над головами джентльменов, скрывая их от любых нескромных взоров. Капитан Уэнтворт опустил ресницы, чувствуя себя совершенно и абсолютно счастливым.