The magic in your lungs

      И всё-таки она во власти Т ь м ы. Такая красивая, хрупкая и гордая. С её лица уже давно сошла улыбка, её руки уже давно не такие нежные, как раньше. В её глазах кричит о помощи её душа, но её никто не слышит, и она умирает где-то там, глубоко внутри. А в лёгких больше нету места кислороду, один лишь дым от огня. Ей больше не бывает тепло, она мерзнет теперь постоянно. — Мерлин ненавидит меня. Эта фраза срывается с её губ, словно яд, а в голосе столько боли и отчаяния, что не каждый выдержит. В её глазах тухнет когда-то живой огонёк радости и счастья, в её глазах умирает когда-то живая душа. Она тянет руки к костру – это ее единственный источник тепла. Когда-то был и Мерлин, но он исчез в реке под названием “Жизнь”, он был заперт у неё глубоко внутри, а в памяти она повесила на него ярлык. «Предатель» — злобно шипит себе под нос Верховная Жрица. А сердце покрывается льдом, превращается в кусок камня, но все ещё кричит, все ещё молит о спасении. Оно все ещё молит Мерлина вернуться к ней. Но каждый раз, открывая глаза, она видит темноту и его спину, улыбка сама напрашивается на лицо, но стоит ей моргнуть, и он вновь исчезает. «Предатель» — шепчет она себе снова. И не в попытках забыть его, а в попытках ненавидеть. Ведь она должна его ненавидеть, ведь так? И если так, то почему все ещё надеется, почему все ещё любит? — Предатель! — кричит Моргана во весь голос так, что горло болит, кидает в стену все, что под руку попадется, и, прислонясь спиной к этой самой стене, скользит по ней на пол со слезами на глазах. Она зарывается руками в волосы и снова кричит, сдавленным шепотом, чтобы никто не услышал добавляет лишь одно слово — вернись...       И всё-таки она во власти Т ь м ы. Такая красивая, хрупкая и гордая. Он помнит её хрустальный смех и те весёлые глаза, в которых горела жизнь. Он помнит её улыбку, что ночью могла заменить ему целое Солнце. Он помнит сладкий вкус её губ, до сих пор ощущает их на своих губах и щеке. Он помнит её нежную ладонь, сжимающую его ладонь. И то как она морщит носик во сне, когда лучи солнца светят на неё. Он помнит её всю: от живого блеска в глазах и чернильных прядей мягких волос до королевской осанки и красных губ вкуса свежей клубники. — Я так сильно боялся её любить, но не заметил, как она стала для меня целым миром. С горечью признаётся он лекарю спустя три дня как Моргана находится в бегах. Он просыпается по ночам в холодном поту: ему снится она, в кошмарах. Каждую ночь он видит её смерть и она совершенно одна, её окутывает Тьма. Он видит как гаснет тот блеск в её глазах и как бледнеют красные губы, как грубеет кожа её рук и слышит крик её души. В Камелоте её быстро назвали первым врагом королевства и приговорили к смерти. Здесь больше не произносят её имя, даже Утер, так сильно любившей собственную дочь с презрением говорит о ней “ведьма”. Мерлин опускает глаза в пол и как мантру произносит: «Первый враг Камелота, ведьма. Больше не Моргана.». И так по кругу, снова и снова. «Ведьма» — со злостью шипит он, стараясь верить. Он бы хотел так же как и все забыть о ней, видеть в ней лишь врага, но он все ещё любит. По ночам он шепчет её имя, так нежно, любя, а на утро делает вид что снова ненавидит. Моргана завладела его разумом, въелась под кожу, попала в вены, смешалась с кровью и теперь течёт по всему его телу: от сердца и назад. — Ведьма! — он срывается на крик в своей комнате, бросает все что видит на пол и садится в углу, крича одно и тоже десятки, нет, сотни раз. До боли сжимает свои волосы в кулаках и тихим-тихим шепотом, чтобы никто его не услышал нежно добавляет всего одну фразу. — я люблю тебя.