Голубоглазый ад

      Он смотрит. Просто смотрит и все. Знаете, почти всегда этот взгляд не несет в себе ничего. Совершенно. До такой степени, что безумно больно от пустоты, наполняющей тебя. Стекающей по горлу вместе с его поцелуем в самое сердце. Но ее тоже можно любить. — Почему ты так смотришь? Он спрашивает. Хах, это ведь она должна задать подобный вопрос. Не она желает утопить огонь во льдах океанов. — Ничего, — только и может тихо ответить она. А как она смотрит? Преданно. Так можно назвать этот взгляд и блеск в нем, выдающий ее всю с потрохами. — Антон… Она зовет его по имени — отзывается. Приносит ли ему такой невероятный кайф звук собственного имени? А ей приносит. Она так медленно растягивает каждый раз буквы его имени, что хочется заткнуть, просить говорить быстрее и по делу. Его больно удивляет то, как она из кожи вон лезет, чтобы быть ему нужной. И порой даже это напрягает. Но он ведь ее не отпускает. Не позволяет ей быть с кем-то, кроме него, но и никогда не заявит о своих запретах. Ему просто не приходится. Она сама не дает повода, а иногда так хочется покричать, поревновать, показать, чья она. Часто в дождливые вечера, когда после трудного нудного дня она послушно ждет его на кухне, ему так хочется взять ее грубее, чем обычно. И он это делает. А она позволяет. Почему? Антон не знает ответа, не может понять, чем такое заслужил? Он просто не знает, что делать с этим. Поэтому ей в голову все чаще лезут мысли, в которых он — конченный садист. Он меняет свои взгляды и решения по отношению к ней с такой скоростью, что даже не успеваешь реагировать. Остается только смириться и… подчиниться. А как иначе, когда ты любишь? — Что, Алена? Это не звучит грубо. Это звучит никак. Нет чувств в этой простой фразе, он не произносит ее имя лелея. Однако ему не все равно, она видит это в его глазах. Ровно на долю секунды, когда он как обычно начинает гореть в огне ее темных лав, в бесконечно голубых просторах сверкнет такой яркий блеск, который тут же заставляет ее сердце гнать кровь по венам в разы быстрее. Чтобы обычно бледные щеки вдруг стали розовыми. Он знает, ее очарование не идет в сравнение с тем, что он привык видеть на страницах в соцсетях. Она… другая. Настолько, что он не дает себе отчет, когда действует быстрее положенного. Прямо как сейчас. Никогда не дает ей ответить на это «Что..?» Парень вмиг преодолеет это жалкое, давно неважное расстояние между их лицами, сразу же ухватив за подбородок. Подавить ее слабое сопротивление нетрудно, ведь кусается он больно. Но она терпит. Потому что любит. И что тут сделать? Оттянув ее нижнюю губу, он отстраняется, желая посмотреть в эти наверняка черные прямо сейчас глаза, но… они по-прежнему закрыты. Она глубоко дышит, ожидая дальнейших действий. Он едва заметно улыбается скорее сам себе. Своей невероятной власти над этой девушкой. Нет, в его руках она превращается в куклу, даже если это ее губит. И это чистое насилие. Друг над другом хуже некуда. Один хочет губить — другой готов быть губимым, только бы… Только бы не прекращать смотреть в эти глаза и видеть целый мир. Только в них, других не существует. Его рука перемещается на ее затылок, схватывает волосы, тянет вниз, чтобы открыть себе нечто новое, но… такое родное. Сначала это даже приятно. — Аах… — только слетит с ее приоткрытых губ, когда он нежно проведет языком по шее. Теперь будет больнее. Кусает, тянет, вбирает в себя тонкую светлую кожу. Будет метка, она уже чувствует. И это осознание его влияния заставляет буквально захлебнуться от желания. Колени подгибаются, суставы скручивает нечто тягучее. Чисто автоматически, чтобы не упасть к его ногам прямо сейчас, она судорожно хватается за его плечи. Снова. Кусает. — Антон… И это так жалобно. Так низко для нее, но так привычно. Так упоительно для него, но так непонятно до сих пор. Как можешь ты так просто отдать себя без капли страха? Потому что я люблю чертов яд, вливающийся с каждым поцелуем, медленно убивающим… так сладко убивающим… Больше сдерживаться не обязательно. Он снова сделает то, что привык делать в такие дождливые дни, когда был тяжелый нудный день. А она будет позволять. Сегодня и Всегда. Потому что есть эти глаза.

Знаешь ли ты, как часто Я в бреду Шептала тихо имя сладкое твое?