Записки на зеркале

Ёнбэ успевает разобрать только два слова, прежде чем Сынхён-старший спохватывается и проводит ладонью по запотевшему зеркалу танцевального зала, стирая проступившую надпись. - Кто это тебя любит? - Дэсон подходит и кладет руки ему на плечи, улыбается и как будто светится изнутри от самого факта, что кто-то влюблен в их Сынхёна. - А почему сразу его? - Сынхён-младший всерьез расстраивается, что не успел пристально рассмотреть надпись. Вдруг он узнал бы автора по почерку? - Ну не тебя же, - Джиён единственный не пылает энтузиазмом выяснить, чьих рук дело - признание в любви, написанное на зеркале и адресованное Сынхёну. - Почему нет, хён? Разве я не прекрасен? - Сынри буквально вешается Джиёну на шею, ласкается и хлопает ресницами. - Не настолько, - бурчит Джиён, старательно отворачиваясь от нарочито слюнявых поцелуев макнэ. - Какие у нас варианты? - вслух начинает размышлять Ёнбэ, когда понимает, что рабочее настроение к ним уже не вернется. - Во-первых, кто-то из нас, - Дэсон задумчиво смотрит на притихших приятелей, а потом продолжает: - Еще могут быть танцоры, они тоже тут занимаются. Или персонал. - Или вообще кто угодно, кто имеет доступ в здание, - обрывает поток его мыслей Джиён и резким движением стряхивает с себя Сынри. - Сынхён всем нравится. Ты готов к такому объему работы? - Да какой там объем? - Дэсон заинтересован, поэтому чувствует себя способным свернуть горы. - Достаточно вспомнить, кто здесь был последним вчера, кто наводил порядок и спросить у охраны, кто оставался в здании ночью. - Мы были последними же. И ушли далеко за полночь, - Ёнбэ многозначительно смотрит на Джиёна: дело на одну трубку, Ватсон. - И пришли к шести утра, - Сынри тоже хочет побыть детективом. - Если вам нечем больше заняться, то я найду, - Джиён вспоминает, что он лидер, очень вовремя: Сынхён мрачнеет на глазах и стискивает руки в кулаки. - Еще раз с самого начала. Дэсон, следи за лицом. Сынри, меньше пафоса... - Остынь, - Ёнбэ сжимает его локоть. - С начала так с начала. Сынхён думает, что еще чуть-чуть, и у него разовьется настоящая паранойя. Теперь он приходит в танцевальный зал первым и тщательно осматривает зеркало, одновременно боясь и надеясь найти там новое послание. Изредка Сынхёну везет. Кто-то оставляет ему смайлики и забавные рисунки, но о любви больше не пишет. Когда Дэсон торопится и просит пропустить его в ванную общежития, Сынхён соглашается, но очень скоро об этом жалеет. Дэсон вываливается через полчаса, весь в клубах пара, как демон чистилища, и без слов тащит Сынхёна в душное помещение. Там его разворачивает лицом к зеркалу и на случай, если Сынхён сразу не понял, зачитывает: - Сынхён, я очень тебя люблю. - И ты тоже? - Сынхён с опаской косится на улыбающееся от уха до уха отражение Дэсона в зеркале и нервно трет руки. - Конечно, - Дэсон явно соперничает с точечными светильниками на потолке. - Хотя и не так, как наш неизвестный автор. - Хоть одна приятная новость за утро, - Сынхён стирает надпись ладонью и о чем-то задумывается: смотрит невидящим взглядом на блестящую зеркальную полосу. - А что это вы... о-о-о, - Ёнбэ всовывает встрепанную голову в дверной проем и просекает ситуацию на лету. - Снова, да? Выходит, кто-то из наших же. - Или менеджеры, - Сынхён думает, что двоих улыбающихся во весь комплект зубов приятелей он вынести не в силах. - Всё, идите отсюда. Дэсон, ты спешил куда-то, - напоминает он и едва сдерживается, чтобы не выставить их обоих за дверь силой. - Подумай, кому ты можешь нравиться так сильно, - предлагает Ёнбэ, прежде чем закрыть за собой дверь, а Сынхён жалеет, что не послал непрошенных советчиков по матушке. Можно подумать, он сейчас способен думать о чем-то еще. - Эй, а почему меня не позвали? - перекрывая шум воды, возмущенно вопит в коридоре Сынри, а Сынхён осознает сразу несколько вещей. Прежде всего то, что младшие теперь растреплют новости всем желающим. Он делает температуру воды удобно теплой и расслабляется, погружается в свои мысли. Дэсон, конечно, хороший актер, но не гениальный. А удивление и восторг на его лице всегда такие искренние, что несложно догадаться: он не имеет к надписям никакого отношения. Как, впрочем, и Ёнбэ, слишком заинтересованный в том, чтобы таинственный автор посланий обнаружился. Сынри, конечно, запросто может отводить от себя подозрения, изображая неосведомленность, но Сынхён не верит, что макнэ испытывает к нему что-то, выходящее за рамки дружеских отношений. - Джиёна-а-а, - снова кричит Сынри, отчего Сынхён вздрагивает, поскальзывается и едва не падает. С трудом удержав равновесие, Сынхён выключает воду и прислушивается: - Джиён-хён, - канючит Сынри. - Почему тебе не интересно? Кто-то влюблен в нашего хёна, а ты совсем ничего не хочешь знать? - Ты же сам говорил, что в тебя? - ехидно замечает Джиён, почему-то не желая отвечать на вопросы Сынри. - Слушай, - Сынри, когда хочет, соображает еще быстрее, чем говорит: - А может, это ты пишешь? - Конечно, я, - внезапно соглашается Джиён, отчего Сынхёну на секунду становится не по себе. - Кто еще может быть влюблен в Сынхёна, если не я? А с этого момента, чтобы вы не совали свои любопытные носы, я буду писать на зеркале в его комнате. Всё, мелкий, отцепись. У тебя запись через два часа, а ты до сих пор в словах путаешься. - Сынхён оккупировал ванную и не выходит, - начинает ныть мелкий, когда понимает, что лидер с него теперь не слезет: припомнит все огрехи за последние несколько месяцев. - Когда-нибудь выйдет, - философски замечает Джиён, Сынри еще неразборчиво жалуется на что-то, после чего в коридоре наступает относительная тишина. В голове Сынхёна ситуация строго противоположная. Он снова включает воду и стоит так, размышляя, мог ли Джиён сказать сейчас правду. Стоит ли всерьез относиться к ситуации? Может, это просто чья-то шутка? И хочется ли ему, чтобы Джиён его любил? Сынхён зовет Джиёна к себе по, как ему кажется, очень важному делу. Уже поздно, а на завтра назначено интервью, собраться и махнуть в клуб на окраине элементарно не хватает времени. А Сынхёну именно сейчас приспичило пофристайлить. Ему нужен противник, и он не знает никого, кто подошел бы лучше. Только Джиён. - Тебя укусило вдохновение? - Джиён толкает дверь плечом, потому что руки заняты стаканами и бутылками с соджу и пивом. - Я бы сказал, оно меня жрет в данную секунду, - Сынхён еще раз хвалит себя за выбор компании на вечер. - Ты мне поможешь? - Ты же знаешь, что да, - Джиён никогда не признается, что десять минут назад буквально отскребал себя от кровати и не знал, как вообще открыть глаза. Всю неделю он мечтал о том, как будет спать долго-долго, и, кажется, все еще мечтает, но уже меньше. - Начинай. Я налью. Сынхён на секунду прикрывает глаза, подхватывает ближайшую мысль, которую обдумывает уже несколько дней, и начинает говорить. Джиён только чудом не проливает соджу мимо стаканов. Он сидит на полу на корточках и смотрит на Сынхёна снизу вверх, как будто изучает и решает что-то для себя. Он вклинивается в первую же паузу, перебивает: битва есть битва, даже если они и близкие друзья. Слова нанизываются на предложенный ритм, как бусины на нитку. Сынхён довольно улыбается и великодушно дает Джиёну возможность выплеснуть все, что накопилось. Кажется, они могут продолжать так бесконечно. Алкоголь заканчивается, но в добавке нет необходимости. Теперь Джиён думает, что его энергии хватит, чтобы снабжать теплом и светом всю Южную Корею и даже немного Северную. - Может, хватит уже, а? - Сынри всегда появляется не вовремя и говорит не то, что от него хотят слышать. Сынхён осекается, теряет мысль и растерянно смотрит на дверь, за которой наверняка все еще топчется полный праведного возмущения мелкий. - Сынри-я, выбирай костюм и музыку, - громко и внятно говорит Джиён, отчего Сынхён вздрагивает и переводит на него недоуменный взгляд. - Зачем это? - макнэ за дверью удивлен не меньше. - Для своих похорон, - спокойно поясняет Джиён, а Сынхён прикрывает рот рукой, чтобы не расхохотаться в голос. - Даю тебе двадцать секунд, чтобы исчезнуть. Однако поднимается Джиён уже куда менее уверенно, чем говорит. Впрочем, пока не вмешиваются внешние факторы, он справляется очень достойно. Даже умудряется не уронить ни одной бутылки из пирамиды, которую они с Сынхёном любовно выстроили, когда поняли, что пить больше нечего. Непреодолимой преградой становится сам Сынхён, который внезапно хватает его за руку и дергает на себя, потому что внезапно пугается: вот сейчас Джиён выйдет за дверь, и волшебный вечер на двоих закончится. Падать вместе так же больно, как и по отдельности, но гораздо менее обидно. А еще, оказывается, на полу очень удобно лежать, если при этом обниматься и смотреть, не отрываясь, глаза в глаза. - А ты не хочешь... - Джиён решается первым, только взгляд отводит в сторону. - А ты не видишь? - Сынхён крепко прижимает его к себе и улыбается, потому что теперь его догадки перерастают в уверенность. - Не вижу, - от смущения Джиён цепляется к словам. - Но чувствую. - И что же ты чувствуешь? - Сынхёну так явно нравится его дразнить, что он не может удержаться. - Тебе срочно нужен секс, - выдавливает Джиён и смущается так сильно, что вот-вот заполыхают щеки. - Неправильный ответ. Еще попытка? - Сынхён смеется, когда Джиён отрицательно мотает головой. - Мне срочно нужен ты. И секс. С тобой. Эти короткие фразы буквально разрывают Джиёну мозг. Отблески взрыва появляются в глазах, занимаются нервные окончания, под кожей тлеет и готовится вспыхнуть пламя. Сынхён боится, что оно не успеет разгореться, поэтому добавляет огня. Они целуются, впервые в жизни всерьез, и одновременно думают, что теперь это будет их самым любимым занятием. Потому что губы Сынхёна словно специально созданы, чтобы целовать, целовать, целовать и так без конца. Потому что никто не отзывается на эти ласки острее, искренне, чувственнее, чем Джиён. Впрочем, не меньше, чем поцелуи, им нравятся объятия, взаимные попытки справиться с одеждой и многочисленными украшениями, нежность и предвкушение. А еще понимание, что где-то там, вверху или внизу, их явно создавали друг для друга, потому что иначе им ни за что не было бы так хорошо. Джиён не умеет сдерживаться, поэтому о том, что ему хорошо с Сынхёном, узнают все, хотят они этого или нет. Сынхёну тоже хорошо с ним, о чем он шепчет Джиёну на ухо до тех пор, пока тот в состоянии слушать. Джиён, как и обещал, снова оставляет ему послание. Сынхён даже помнит, как это было, потому что никак не мог отвести глаз от худой Джиёновой спины, когда тот встал после неспешного утреннего секса и подошел к зеркалу, чтобы подышать на него и написать. "Я люблю тебя" Сынхён осторожно дышит на зеркало, и впервые не стирает, а старательно пишет: "Я тоже тебя люблю". Джиён вернется сегодня вечером и обязательно прочитает.