Дебют

Едва я переступил порог Зала Общей Работы в Доме у Моста, как мне сразу же стало понятно, что что-то произошло. Не страшное, нет, скорее, весёлое — мои коллеги выглядели так, словно вот-вот лопнут от с трудом сдерживаемого смеха. Я привычным жестом протянул руку к кружке с камрой и, сделав первый глоток, уже хотел было поинтересоваться причиной всеобщего веселья, но коллеги не выдержали первыми. — Ну, наконец-то, Ночной Кошмар, — завопил Мелифаро, подпрыгивая на столе, который он, по своему обыкновению, предпочитал самому удобному креслу. — Ой, Макс, как хорошо, что ты пришёл! Ты не представляешь, у нас тут такое! — Нумминорих от возбуждения пробежался по потолку, но, повинуясь укоризненному взгляду Джуффина, неохотно спустился на пол. Всё же у парня отличный характер, договориться с ним легче лёгкого. — Тебя ждёт сюрприз, — ухмыльнулся сэр Кофа, выпустив из трубки клуб дыма причудливой формы. Я адресовал присутствующим вопросительный взгляд. Грешные Магистры, что происходит в этом филиале Приюта Безумных? — Представляешь, Макс, — затрещал Нумминорих, — сегодня в «Трёхрогой Луне» состоятся очередные поэтические чтения… Тоже мне открыл Америку, то есть, Арварох! Сэр Шурф ещё три дня назад оповестил меня о приближающемся новолунии и намечающемся по этому поводу мероприятии и неукоснительно напоминал мне о нём примерно полдюжины раз на дню. Поэтические чтения в «Трёхрогой Луне» — это событие, которое он не пропустит, даже если на следующее утро будет назначен очередной конец Мира. Точнее, в этом случае тем более не пропустит. И мне не позволит. Ну, то есть, я и сам не пропущу, меня даже к стулу привязывать не придётся, что бы там Джуффин ни говорил по этому поводу. — Да, я понимаю, что ты в курсе, — наш чуткий нюхач мигом разглядел (или унюхал) моё недоумение, — но ты даже не догадываешься, кто там будет на этот раз выступать! — И он замолчал, старательно выдерживая драматическую паузу. Зато Мелифаро при этих словах снова подскочил на столе и заржал, как менкал, увидевший торбу с овсом, или чем их там кормят, Кофа широко ухмыльнулся, и даже Джуффин оторвался от набивания своей трубки и уставился на меня, явно ожидая моей реакции. Я на секунду задумался. В общем-то, обычно в «Трёхрогой Луне» выступают одни и те же, да и слушатели хорошо знакомы друг с другом, истинных ценителей поэзии не так уж и много… Кого же могут принести туда Тёмные Магистры нынешней ночью? — Ну, не генерал же Бубута, в самом деле, — ухмыльнулся я. Честно говоря, ляпнул я просто так, потому что трудно представить более нелепую картину — наш сэр Бубута Бох, у которого из трёх произнесённых им слов два являются производными от слов «сортир» и «дерьмо», — и «Трёхрогая Луна». Я скорее поверю в то, что Магистр Нуфлин добровольно покинет Харумбу и вернёт в казну Семилистника все миллионы, потраченные им на «вступительный взнос», чем в генерала Бубуту, неожиданно примкнувшего к сонму поэтов. Однако молчание, воцарившееся в комнате вместо ожидаемого мной взрыва хохота, настораживало. — Так нечестно, — протянул наконец Мелифаро. — Макс, ты уже знал, да? — Тебе, наверное, сэр Шурф рассказал? — поинтересовался Нумминорих. Ну да, в его глазах Шурф — это такой могущественный колдун, для которого не составит труда узнать любую тайну. — Что мне Шурф рас… — начал было я, и тут ужас и одновременно комизм ситуации начали до меня доходить, и я едва не провалился на Тёмную Сторону от охвативших меня эмоций. — Что?! Ребята, вы что, серьёзно?! Слушай, Дневная Задница, признайся, что вы меня разыграли! Ладно, ладно, шутка удалась, согласен! — Это не шутка, — Мелифаро старательно придавал своему лицу выражение скорби. — Это горькая правда. — Нам по секрету рассказал сэр Скалдуар Ван Дуфунбух, — стараясь не рассмеяться, пояснил Нумминорих, — сэр Бубута, вроде, давно пишет стихи, но очень стесняется кому-нибудь их показывать («И правильно делает! — вставил свои пять горстей Мелифаро, — могу догадаться, о чём он там может написать!»). Но, когда сэр Скалдуар узнал об этом — его жена дружит с леди Бох — он долго уговаривал генерала выступить в «Трёхрогой Луне» и наконец уговорил. — Так что, Макс, завсегдатаи нынче получат огромное удовольствие! Ты представь, ода о сортирах и бычачьих сиськах! — Мелифаро закатил глаза, вскочил на стол, выпятил грудь и, подражая голосу генерала, продекламировал: — Ты будешь нынче чистить мой сортир! Бычачьи сиськи! — Кончай этот балаган, сэр Мелифаро! — проворчал Джуффин. — У тебя будет целый вечер, чтобы насладиться подобными шедеврами, но меня уж уволь! — Как? — завопил Мелифаро. — Вы хотите сказать, что я должен при этом присутствовать? — И ты, и Нумминорих! Ну, и Макс, но это само собой разумеется. Конечно, обеспечение порядка в столице это обязанность полиции, но данный случай исключительный. Мы не можем допустить, чтобы такой важный чин, как сэр Бубута Бох, пострадал. А, учитывая, как ревностно любители поэзии иногда защищают свои идеалы… Что да, то да. Шурф рассказывал мне, что, хотя в последнее время народ в Ехо стал гораздо более миролюбивым и благодушным, ещё совсем недавно поэтические чтения в «Трёхрогой Луне» нередко заканчивались потасовкой. Причём, даже весьма почтенные граждане, в том числе и уважаемые профессора Университета и Высокой Королевской Школы, не гнушались доказывать превосходство своей точки зрения кулаками. И вполне понятно, что наш предусмотрительный шеф опасался, как бы ценители утончённых поэтических форм не полезли бы в драку с нашим бравым Начальником Полиции, услышав его откровения, облечённые в стихи… Грешные Магистры, вдруг мелькнула у меня мысль. Шурф! Когда дело касается поэзии, он становится натуральным маньяком, а плохие стихи вызывают у него муки, сравнимые разве что с зубной болью. Конечно, уже миновали времена, когда он разгуливал по городу в своих смертоносных перчатках, но мне стало не по себе от мысли, что завтра в газетах появятся заголовки вроде: «Великий Магистр превращает Начальника Полиции в ночную вазу». Что, кстати, представляется весьма вероятным исходом, учитывая любимую тематику Бубуты. Надо его предупредить, пусть выступление Бубуты хотя бы не будет для него неожиданностью. Я буркнул что-то насчёт неотложных дел и, пообещав явиться в «Трёхрогую Луну» к началу выступлений, шагнул Тёмным Путём к себе на крышу, откуда немедленно послал Зов Шурфу. Всё-таки о новостях такого рода лучше рассказывать с глазу на глаз. Не доверяю я в таких делах Безмолвной Речи. К моему удивлению, Шурф выслушал меня совершенно спокойно, не выказав ни капли возмущения, разве что удивлённо приподнял бровь. А когда я озвучил свои опасения, укоризненно покачал головой: — Дело даже не в том, Макс, что мой самоконтроль позволяет не опасаться подобных инцидентов. Но сам факт, что даже такие люди, как сэр Бубута Бох, вдруг начали испытывать тягу к поэзии, настолько радостен для меня, что я готов смириться с несовершенством форм. Стремление к возвышенному, в любом случае, заслуживает поощрения. Кроме того, — добавил он строго, — мы ещё не имели чести ознакомиться с творчеством сэра Боха, поэтому утверждать заранее, что это будет ужасно, было бы неразумно. Издевается, только и успел подумать я, а мой друг уже исчез, что, впрочем, было вполне объяснимо, ибо, по своему обыкновению я выдернул его с какого-то важного совещания. В «Трёхрогой Луне» было шумно и многолюдно. За нашим столиком уже сидели Нумминорих с горящими от любопытства глазами и Мелифаро, всем своим видом излучавший скептицизм. Шурф, разумеется, изменил внешность, но тем не менее, кто-то из завсегдатаев приветственно кивнул ему.  — Ну что, Лонки-Ломки, ты готов насладиться одой унитазу или поэмой о его содержимом? — вполголоса съехидничал Мелифаро, когда мы устроились за столиком. Шурф не удостоил его взглядом, а я молча показал кулак. — Конечно, в нашем королевстве практически отсутствует цензура, — раздался за соседним столиком хорошо поставленный голос, показавшийся мне знакомым. Я пригляделся — сэр Рогро, собственной персоной. — Но я сомневаюсь, что смогу напечатать хотя бы один отрывок из того, что прочтёт нам наш уважаемый Начальник Полиции. Во всяком случае, боюсь, что для «Королевского Голоса» это абсолютно исключено. В глубине зала несколько столов были сдвинуты вместе. Судя по хохоту, доносившемуся оттуда, и по повисшим над головами клубам табачного дыма, своими очертаниями подозрительно напоминавшим карикатурные изображения некоторых почтенных профессоров, а также известных поэтов, там обосновалась компания студентов. Приглядевшись получше, я с ужасом увидел знакомые торчащие вверх рыжие косицы. Базилио! Её-то каким ветром занесло сюда? Она, вроде бы, всегда выказывала больше интереса к точным наукам, нежели к поэзии. — Это Дримарондо! — наябедничал мне на ухо Нумминорих. — Он очень убедительно растолковал ей, что никакое образование нельзя назвать полным без ознакомления с самыми разными течениями современной поэзии. — И я с ним совершенно согласен, — провозгласил Шурф. Ну, конечно, кто бы сомневался. — Не думаю, что ознакомление с современной поэзией надо начинать с творчества Бубуты, — проворчал я, — особенно овеществлённой иллюзии двух с небольшим лет от роду. В конце концов, она ещё ребёнок, а я, в некотором роде, чувствую за неё ответственность… — И именно поэтому ты научил её ругаться, — не преминул встрять Мелифаро. Крыть было нечем, и я махнул рукой и продолжил разглядывать публику. Народу всё прибывало, хозяин трактира уже распорядился принести несколько дополнительных столиков. Я разглядел в толпе заместителя Начальника Полиции нашего доброго приятеля сэра Трикки Лая — интересно, пришёл он поддержать своего шефа или лично проследить, чтобы разъярённые литераторы не нанесли ему тяжких телесных повреждений? Впрочем, эти две цели вполне можно и совместить. В статной белокурой леди в бирюзовом лоохи, оживлённо беседующей с соседками по столику, я без труда опознал сэра Кофу, а стройный юноша меланхоличного вида, томно разглядывающий публику, был, разумеется, не кем иным, как нашей несравненной Кекки. Я узнал также нескольких ребят из Городской Полиции, краем глаза увидел, как пробирается к своему столику Танита в сопровождении одного из музыкантов своего Маленького Оркестра — она заметила меня и вежливо поздоровалась на Безмолвной Речи. Похоже, что выступление храброго вояки стало сенсацией ещё до того, как состоялось. Ну, это меня как раз не удивляет, в Ехо и не такое возможно. Интересно, а почему не видно самого виновника нынешнего переполоха, в смысле, торжества? Вроде бы, пора ему уже появиться, подумал я. Моих спутников, похоже, этот вопрос тоже горячо волновал. — Может быть, Бубута находится, так сказать, в местах своего вдохновения? — задумчиво произнёс Мелифаро. — Учитывая его волнение, это было бы вполне объяснимо… — Не будь к нему столь жесток, радость моя, — не смог удержаться и я, — имеет право человек несколько минут провести, предаваясь своему любимому развлечению — перелетать с унитаза на унитаз? По слухам, отлично успокаивает нервы. Мелифаро с притворным сожалением посмотрел на Шурфа: — Зря вы с Джуффином поспешили отменить запреты на магию. Будем теперь ждать, пока наш доблестный генерал не налетается вдоволь. Мой друг укоризненно покачал головой и хотел было что-то ответить, но в этот момент присутствующие заметно оживились. По залу прошёл ропот, взгляды обратились ко входу, а над студенческим столом облака дыма трансформировались в полупрозрачную фигуру с преувеличенно пышной бородой, с комфортом разместившуюся на некоем сиденье вполне узнаваемой формы. Среди посетителей раздались смешки, но долго любоваться этим продуктом коллективного творчества юных лоботрясов нам не пришлось: сэр Шурф сделал неуловимое движение рукой, и гротескная фигура превратилась в гигантскую руку. Рука эта медленно истаяла под потолком, на прощание погрозив шутникам внушительным пальцем. Возмущённые студенты повскакали со своих мест, оглядываясь в поисках наглеца, осмелившегося испортить им веселье, но наша Базилио что-то шепнула заводиле, тот, недоверчиво покачал головой, но всё же махнул рукой, и, повинуясь этому жесту, компания чинно уселась на свои места. Надо будет приглядеться к парнишке получше, успел подумать я. Тем временем дверь трактира открылась, но вместо ожидаемой внушительной фигуры генерала в зал вплыло красно-золотое облако. Вошедший был невысок и кругл, его ярко-красное лоохи и большой тюрбан почти целиком были расшиты золотой тесьмой, он загорел и отпустил бородку, и тем не менее я сразу его узнал. И не только я. Со всех сторон раздались приветственные возгласы, некоторые повскакали с мест, спеша лично приветствовать вновь прибывшего. А тот, брюзгливо выпятив нижнюю губу, надменно раскланялся с подошедшими, кивнул остальным и прошествовал к нашему столику. — Доб’гой ночи, сэ’р Макс, — картавил он даже сильнее, чем раньше, — я очень 'гад, что застал вас здесь. — Андэ! — завопил Мелифаро, не дав мне и слова сказать. — Ну ничего себе! Откуда ты взялся? — Из Таше’ра, 'газумеется, — невозмутимо ответствовал Андэ Пу, — п’гиплыл с то’кговым ка’гаваном, уладить кое-какие дела с моим имуществом. Эти безг’амотные к’ьестьяне, называемые ю’гистами, не могут п’говести п’гостую сделку без моего личного п’гисутствия. Я во все глаза разглядывал Андэ. Он пополнел, но и возмужал одновременно, стал ещё более важным и надменным, хотя, казалось бы, куда уж больше. Перстни с крупными камнями украшали его холёные пальцы, от него пахло тонкими дорогими благовониями, и весь его вид говорил о крайней степени достатка. — Как ты там поживаешь, Андэ? — спросил я, улыбаясь. — Не скучаешь по нам? — Скучаю, сэ’г Макс, — вздохнул он. — С’геди этих малооб’газованных плебеев, с кото’гыми даже по’говогить не о чем, п’гоходят мои лучшие годы. С тех по’г, как я уехал отсюда, я не написал ни одной се’йёзной вещи! — Так возвращайся, в чем же дело? — выпалил Мелифаро. — Хотя по тебе не скажешь, что тебе там плохо живётся! — Это да, — широко улыбнулся Андэ, и я внезапно понял, что впервые вижу на этом лице такую самодовольную улыбку. — Таше’гцы любят меня, и я наконец-то живу, как хочу, ни в чём себе не отказывая. Это п’гиятно, знаете ли. — Но скажите мне, — продолжил он, — п’гавда ли, что сегодня здесь будет выступать глава местных г’хызов? Это не шутка? Насколько я помню, этот господин знает только два слова — со’гти’р и де’йьмо! — Нет, ещё «бычачьи сиськи»! — обрадовался Мелифаро. — Ну хо’гошо, значит, четы’ге слова. Не п’гедставляю, чем ему это поможет, — и Андэ привычным движением головы продемонстрировал нам гордый профиль Гийома Аполлинера. Вечер тем временем шел своим чередом. У стойки появился первый выступающий, и как всегда, гвалт и шум в трактире и не подумали стихать. Мы просветили Андэ, что благообразный старик за нашим столиком никто иной, как сэр Шурф собственной персоной, и они немедленно пустились в рассуждения об особенностях угуландской поэзии не помню уже какого периода. Мы же втроём продолжили глумиться в предвкушении выступления нашего бравого генерала, и, судя по доносившимся от соседних столиков репликам и взрывам смеха, не мы одни. Несмотря на то, что пили мы исключительно камру, к полуночи мы чувствовали себя так, будто выдули втроём бутылку крепчайшего бомборокки. Во всяком случае, для того, чтобы ржать, как ненормальные, нам уже не требовалось ни малейшего повода. Наконец к стойке подошёл Скалдуар Ван Дуфунбух. — Господа, прошу внимания, — лукаво улыбаясь, начал он. В зале постепенно наступала тишина, прерываемая легкими смешками и кашлем. — Я хотел бы представить следующего выступающего. Многие из вас хорошо знают этого господина, и тем не менее его появление здесь в качестве чтеца способно как минимум удивить вас, — сэр Скалдуар сделал эффектную паузу. — Итак, встречайте, господа, сэр Бубута Бох! Зал взволнованно зашумел и снова затих, предвкушая. По лицам бродили сдерживаемые улыбки. Откуда-то из боковой дверцы, сутулясь, опустив глаза и вообще стараясь казаться как можно меньше, появился Бубута и неуверенным шагом прошел к стойке. Сэр Скалдуар покровительственно похлопал его по локтю (выше не достал) и удалился. Бубута переминался с ноги на ногу, явно не зная, куда девать свои несуразно большие руки с зажатыми в них трогательными листочками бумаги. — Стесняется, бедный, — притворно жалостливым тоном прошептал Мелифаро. — Бумажки вон прихватил, на всякий случай. Я с трудом удержался, чтобы не заржать, Нумминорих как-то совсем уж невообразимо хрюкнул, чем только подлил масла в огонь. Я закусил губу. — Утром… — начал Бубута и сбился. — Иду я в со’гтир, — шёпотом подсказал Андэ. Я трясся от беззвучного смеха, Нумминорих безуспешно изображал кашель, Мелифаро просто исчез под столом. Только Шурф продолжал сидеть спокойно, никак не реагируя на наши дурацкие шутки. Бубута прокашлялся, поднёс к лицу свои бумажки, опустил их, покраснел, побледнел и наконец начал читать. — Утром Камру приносишь В прозрачном кувшине. Горит янтарём, Солнце встречая. Каждый раз удивляюсь — За что мне Цвет твоих глаз, Так похожий на камру. Тишина, словно вата, наполняла зал «Трехрогой Луны». Я мельком увидел открытый рот Андэ Пу. Мне самому хотелось спросить — что?! Повторите, я не расслышал. — Как вы, наверное, понимаете, эти строчки посвящены моей несравненной жене, — тем же тихим интеллигентным голосом, которым только что читал стихи, сказал Бубута. — И я очень признателен ей, что она пришла сегодня меня поддержать. Следуя за взглядом Бубуты, весь зал повернул головы к сидящей за дальним столиком леди Улиме Бох. Она приветливо улыбнулась и покивала знакомым. Я почувствовал, как заливаюсь краской и поспешил отвернуться. Рядом со мной не менее красный Мелифаро что-то сердито прошипел себе под нос. Мы угрюмо переглянулись, сознавая, что эта милая леди всё время была здесь и вполне могла слышать все наши шуточки. Бубута тем временем продолжал. — Слёзы В детских глазах Обжигают воспоминаньем. Но нет, это не война. Милый, жена говорит, Наша племянница куклу В саду потеряла. Пойди, поищи. В такой тишине не слушали, наверно, даже Кибу Кимара. Мне почему-то показалось, что стало неудобно сидеть. Оглядев остальных, я заметил, что все так же неловко ёрзают на своих стульях, и только Шурф, прямо и широко улыбаясь, с явным удовольствием на лице слушает Бубуту Боха. — Я узнаю тот запах летних трав, Истоптанных когда-то сапогами, На тех полях, заполненных войсками, Что шли на смерть, сомнения поправ. И солнца луч, от лезвия меча Что отразился, сам его острее, Разил в глаза тем яростней и злее, Чем больше жизней меч унёс сплеча. Сейчас над этим полем облака, И только в росах солнце отразилось. Исчезло всё, как будто бы приснилось, И тишина, как будто на века. Ушли герои, словно сновиденье, Покрыло их следы травой забвенья. Все немного расслабились. Первый шок прошёл, и общий накал слегка снизился. Я перевёл дыхание, Андэ облизнул губы, лицо его приняло обычное надменное выражение. Мелифаро откинулся на спинку стула. Бубута тем временем перебрал свои бумажки, весь как-то подобрался и, глядя в пустоту перед собой, начал читать еще одно. — Мне снился сон — вернулся мой Король. Он сероглаз и строен, как когда-то. В строю живые все мои солдаты, Сыграть свою готовы снова роль. Встаёт заря, колышет ветер травы, Подходят неприятеля полки. Восходит солнце колесом кровавым, Багровым светом вычертив клинки. Косой, что собирает жатву смерть, С рассвета и до нового восхода Железо ударяется о твердь Сгорающего в корчах небосвода. И небо проливается дождём, Оплакивая павших в этой сече. В огне по горло и в крови по плечи Мы шли за нашим старым королём. Мечам сердца стучали в унисон. Дороже жизни и важнее славы Был наш Король. Горчее нет отравы — Открыв глаза, понять, что это сон. От времени тебя не заслонить Ни грудью, ни щитом, ни заклинаньем. Хотел бы я от вечности дыханья, Как от меча, собой тебя закрыть. Мне не унять снедающую боль. Когда-нибудь пройду я за тобою Рассветной полыхающей тропою. А до тех пор — прощай, о мой Король… Голос генерала дрогнул, он махнул рукой, склонил голову и пошёл к своему столику, к леди Улиме. — Это прекрасно, — в полной тишине громко произнёс кто-то. И тут же всех как прорвало, все заговорили, возбуждённо жестикулируя. Шурф поднялся с места и, меняя на ходу внешность, направился к столику четы Бох. Искоса я наблюдал, как он подошёл к ним, поклонился леди и заговорил с ними обоими. Генерал покраснел, леди Улима довольно улыбалась. Я отвёл глаза. Подойти к Бубуте у меня сейчас не было сил. — Полный конец обеда, — ошеломлённо выдавил Андэ Пу. — Мне одному кажется, что нам не помешает выпить? — Нет, не одному, — отозвался Мелифаро, — и тебе не кажется. Нумминорих, ты с нами? — Что? А, да, конечно, я с вами, — Нумминорих встрепенулся было и снова впал в задумчивость. — Слушайте, но как же мне понравилось про девочку! — внезапно воскликнул он. — Про какую девочку? — настороженно спросил Мелифаро. — Ну, про девочку и слёзы. Что не про войну, а просто… просто сад и солнце, и дети, и гости пришли… — Нумминорих не договорил и махнул рукой, показывая, что не может ничего объяснить. Андэ принялся что-то ему втолковывать о стихах и их воздействии, Мелифаро, прищурившись, слушал вполуха, Нумминорих рассеянно кивал. Я поднялся из-за стола. — Ты куда? — вскинулся Мелифаро. — Скоро вернусь, — ответил я и направился в дальний угол зала. Проходя мимо столика, занятого студентами, я заметил, что и этих шалопаев проняло. Они сидели с раскрытыми ртами и только и могли, что хлопать глазами, и перед ними — неслыханное дело! — стояли почти нетронутые кружки. Мне некстати вспомнилось, с каким энтузиазмом мы совсем недавно рассматривали созданное этими юными оболтусами гротескное изображение героя дня. Какое счастье, что Шурф вовремя убрал это безобразие! Странно, что ещё час назад нам всем это казалось ужасно остроумным. Я бросил на компанию уничтожающий взгляд. Шутники съёжились, их заводила сделал пасс рукой, и над их головами вновь собралось облачко табачного дыма, принявшее на этот раз форму причудливого цветка. То-то же! «Ой, Макс, — раздался у меня в голове голосок Базилио, — ну и напугал ты ребят! Они уже думали, что ты сейчас в них плюнешь!» Моё мимолётное торжество испарилось в тот же миг. Так паршиво я давно уже себя не чувствовал. Тоже мне, нашёлся поборник справедливости! А сам-то я чем лучше, спрашивается? Больше всего мне хотелось тут же на месте провалиться в Хумгат — примерно на пару дюжин лет. С трудом подавив в себе это желание, я мысленно дал себе зарок сегодня же вечером раздобыть для сэра Боха из Щели между Мирами коробку самых лучших сигар. Лучше даже две! Да что там, я был готов обеспечивать его этими «курительными брёвнышками», как он их называл, пока они ему не надоедят. Хоть немного успокоив таким образом свою совесть, я продолжил двигаться к своей цели. К бубутиному столику было уже не протолкнуться. Все, кто хоть немного был знаком с генералом, стремились высказать ему своё восхищение, галдели, перебивая друг друга, а виновник всей этой катавасии возвышался над ними, краснея и смущенно улыбаясь. — Сэр Макс! — Бубута увидел меня и замахал ручищей. Толпа почтительно расступилась, и я оказался прямо перед счастливой четой. Леди Улима просто светилась от гордости, а Бубута Бох, этот хам и грубиян, гроза преступности Правобережья, сиял, как мальчишка на детском празднике. — Сэр Макс, как я рад, что вы пришли! Надеюсь, вам хоть немного понравилось? я… мне… я, честно говоря, никак не ожидал… — Бубута запутался и покраснел. — Сэр Бубута, я ни секунды не пожалел, что пришёл, — твёрдо сказал я. — Вы, оказывается, пишете прекрасные стихи, я получил большое удовольствие. Жаль, что так мало, я бы послушал ещё. Надеюсь, вы когда-нибудь порадуете нас снова. — Спасибо вам, сэр Макс, — генерал совсем растрогался, — спасибо, для меня… так важно… спасибо! — Мой муж очень ценит ваше мнение, сэр Макс, — улыбаясь и глядя мне в глаза, сказала леди Улима. — Я рада, что вам понравилось, я сама очень люблю его стихи и надеюсь, теперь он поверит, что они совсем не плохи. Я тут же начал убеждать их, что не то что не плохи, а наоборот, совершенно замечательны, и глядя на счастливые лица Бубуты и его жены, чувствовал, как нестерпимо начинают гореть мои уши. Спас меня Шурф. Сказав, что к сожалению, нас уже ждут в другом месте, он тепло попрощался со всеми присутствующими, подцепил меня под локоть и сопроводил к выходу. Оказавшись на улице, я первым делом закурил, привалившись для надёжности спиной к стене трактира. — Что, Макс, стыдно? — усмехнулся мой друг. — Я уж думал, на тебе лоохи сейчас задымится. Я выразительно взглянул на него и снова затянулся. Шурф, впрочем, легко проигнорировал мой взгляд. Продолжая мечтательно улыбаться, он сказал: — Может, прогуляемся? Или у тебя свои планы? — Планы? Да нет, вроде бы. Хотя интересно было бы знать, куда подевались Андэ Пу и остальные. Подозреваю, в поисках утраченного душевного равновесия они отправились куда-нибудь, где можно выпить. — Ты хочешь к ним присоединиться? — Шурф иронично поднял бровь. Я рассмеялся и потянул его за локоть в сторону улицы. Кто же откажется прогуляться, когда предлагает сам Великий Магистр! Да ещё когда такая луна, как сегодня. Мы прошли в молчании несколько кварталов, куда ноги понесли, и оказалось, что несут они нас на берег Хурона. Луна, отражаясь в речной воде, казалась трёхрогой. — Нет, но Бубута все-таки каков! — не выдержал я. — Кто бы мог подумать! — Ну ты-то вот как раз и мог, — ответил Шурф. — Пора бы привыкнуть, Макс, что люди часто не те, кем кажутся. — Да, ты прав, как всегда, — сказал я. — Имея всех вас перед глазами, тебя, сэра Кофу, Джуффина… Но, согласись, трудно предположить, что сэр Бубута — тоже человек с двойным дном! Хотя о чём я, ты-то сразу обо всём догадался. И, как всегда, оказался мудрее всех нас, вместе взятых. — Спасибо, Макс, мне приятно, что ты так думаешь. Но, говоря откровенно, я был в курсе событий — сэр Скалдуар заранее показал мне стихи сэра Бубуты, и я вполне одобрил идею уговорить его выступить в «Трёхрогой Луне». Ты уж прости меня, но было чрезвычайно забавно наблюдать за вами, такое выражение на ваших лицах не часто увидишь! Я задохнулся от возмущения. Так он всё знал! Заранее! Но тут я представил себе наши рожи с выпученными глазами и открытыми ртами и, не удержавшись, расхохотался. Да, зрелище должно быть, было то ещё! — Кстати, о поисках утраченного равновесия. Взгляни-ка вон туда! — Шурф указал на что-то за моей спиной. Я оглянулся. В глубине улицы показались три фигуры. Одна из них была ниже и гораздо круглее, чем две другие. — Вы не впиливаете! — донеслось до нас. — Это был сове’йшеннейший шедев’р, только послушайте… Две другие фигуры слушать первую и впиливать явно не собирались, так как затянули пьяными голосами какую-то залихватскую песню, подхватили своего кругленького спутника под руки и утянули куда-то за поворот. Голоса постепенно удалялись и вскоре стихли совсем. — Кажется, с душевным равновесием у них всё хорошо, — отметил я, — чего не скажешь об их координации. И от жён скорее всего влетит. Завтра. Шурф усмехнулся, и мы пошли дальше. Светила луна, мерцали загадочным светом мостовые, шелестела листва под легким ветерком. Ехо спал. Самый прекрасный город на свете, где даже генерал полиции пишет стихи…