Мертвый штиль

Черноту ночного неба прорезали молнии, а гром небесный сливался с громом морским, что издавали разъяренные волны, обрушивающиеся на палубу. - Дальше рифы! Нам не пройти! Слова пропадали, поглощенные солеными брызгами и рваным ветром. - Их корабль прошел, и мы пройдем! Ваше превосходительство, нам стоит рискнуть! Фрегат «Звезда Империи» вздымался на гребнях взбесившихся волн, а потом снова ухал в бездну, будто спущенный по склону отвесной скалы. Адмирал крепко держался за фока-штаг на носу вверенного ему судна, и, сохраняя молчание, всматривался в ночную мглу. Спор продолжался уже не первую минуту, но он не торопился вступать в него, хотя для принятия решения стоило поторопиться. - Это безумие! Если мы приблизимся еще хоть на несколько десятков метров, нас разнесет в щепы! Их лоцман знает эти скалы как свои пять пальцев! Стоит гробить судно и команду? – распинался боцман. Команда для боцмана была важнее успеха в любом рейде, особенно в столь самоубийственном. - Мы не намного больше их размерами! – не сдавался коммандер Чо Кюхён. – У нас другая посадка, мы прочнее – даже если нас долбанет об какой-нибудь выступ, обшивке ничего не сделается! - Ваше превосходительство!.. – почти взмолился боцман, взывая к адмиралу. Бедняга по рангу не имел права перечить коммандеру имперского фрегата. Не будь на борту кого-то старше званием, корабль уже был бы брошен на рифы. Но сейчас, благодаря присутствию адмирала, у боцмана оставалась надежда, что будет принято разумное решение. Адмирал еще раз с гребня волны оценил препятствие на их пути. Он не переставал чувствовать на себе испытующие взгляды: и коммандер, и боцман ждали его решения, понимая, что добыча на кону слишком хороша, чтобы отпустить ее без боя. Боцман был прав: у фрегата не было ни единого шанса пройти рифы и уцелеть. Но отступиться значило потерять, возможно, единственный шанс захватить неуловимую бригантину «Камелия» и ее капитана – человека, доставившего слишком много беспокойств имперским властям и ставшего личной головной болью губернатора порта Доль-Марин. Возможность взять живьем самого главаря пиратов могла запросто вскружить голову и поубавить осторожности, особенно если человек, принимающий решение, был столь юн. За глаза Ли Сонмина звали Везунчиком: в двадцать шесть уже высшее звание, слава по всей Империи, протекция губернатора и по слухам расположение самого императора. Интересно, прикажи он рвануть прямо в гущу каменного лабиринта вслед за «Камелией», была бы судьба к нему столь же благосклонна, как и до этого? Наверное, такого решения и ждали от удачливого мальчишки? - Капитан «Камелии» не самоубийца, чтобы пережидать шторм у скал. Должно быть, есть пещера или еще какое-то укрытие, где они могут в относительной безопасности простоять какое-то время, - прокричал адмирал, чтобы собеседники расслышали. При этом он начал расстегивать пуговицы на своем кителе, но вряд ли те заметили. – И вряд ли они сознательно загнали бы себя в ловушку, здесь должен быть сквозной выход обратно в море. Когда «Камелия» доберется до спокойной зоны, они наверняка пошлют дозорных, чтобы те проследили: останемся мы здесь или отправимся встречать их на выходе с другой стороны. В любом случае они от нас уйдут. «Звезда Империи» вновь поднялась ввысь. Адмирал расстегнул последнюю пуговицу. Теперь, когда он принял решение, его разбирал поистине мальчишеский азарт и жажда, как можно скорее, претворить свой план в жизнь. - Тогда единственное, что нам остается, - это идти за ними! – победоносно проорал коммандер и лишь чудом успел схватиться за все тот же фока-штаг, когда фрегат вновь пошел вниз. Их щедро окатило морской водой, и адмирал откинул со лба прилипшую прядь волос. - Нет, «Звезда» останется здесь, - ответил он. - У нас никаких шансов. «Камелию» и ее капитана надо брать иначе. Боцман издал рычащий звук, выражающий одобрение. Коммандер прижался к фока-штагу и, поджав губы, прищурился. - Ваше превосходительство?.. - Они ждут, что мы будем брать их на абордаж, а мы просто отправим маленький отряд, который повяжет их капитана на собственном же судне. - Да мы даже шлюпку спустить на воду не сможем! - возмутился коммандер и опешил: Сонмин вывернулся из объятий кителя и вручил его обалдевшему Чо Кюхёну. - Мне нужно три-четыре человека, этого будет достаточно, - обратился адмирал боцману. - Никаких шлюпок. Ну, в конце-то концов, умеет же хоть кто-то из команды плавать? Боцман вскинул бровь, когда юный адмирал один за другим скинул сапоги и ринулся к борту. - Ваше превосходительство! - хором взвыли и боцман, и коммандер. Тот не мог не рассмеяться: ну и лица у этих двоих! - Вы же ждали от меня чего-то безрассудного? - прокричал он, забравшись на борт, и спрыгнул. Тонны ледяной воды поглотили его, подхватили и со страшной силой потащили за собой. Не было времени пугаться или жалеть о своем выборе. Сонмин сосредоточился и заработал всем телом, чтобы выбраться на поверхность. Руки и ноги не слушались, стихия пыталась парализовать его. Но Ли Сонмин был везунчиком. Когда его голова наконец-то оказалась над водой, камни были уже совсем близко. Волна с диким ревом попыталась изрыгнуть маленький кусок плоти и размазать его о скалы. Сонмин протянул вперед руки, чтобы они приняли удар первыми. Ему показалось, что руки расплющило, но он собрался из последних сил и ухватился за выступ, чтобы отходя волна не утащила его за собой. Потом, обдирая ладони, начал карабкаться наверх туда, где его бы не достала следующая волна. Наконец он смог обернуться, чтобы увидеть, как с фрегата спрыгивает еще несколько человек. Ну что ж, бросать любимца Империи на произвол стихии они не стали, отлично. Один из матросов все-таки ударился о камень головой, волна выкинула его на камень, и он истекая кровью остался лежать без движения. Остальные, кое-как выбравшись из воды (кто своими силами, кто не без помощи Сонмина), хотели его бросить. Но по приказу адмирала его тоже потащили за собой до ближайшего уступа, где его не смыло бы волной. Четверо оставшихся поднялись на утес. Ветер и дождь, превратившийся в сотню маленьких кинжалов, хлестали их по лицам: чтобы удержаться, пришлось ползти на четвереньках. Но потом стало легче. Добраться до подветренной части скал верхом получилось гораздо быстрее, чем по воде. Оказавшись на другой стороне, отряд увидел, что «Камелия» только-только приблизилась к небольшому гроту, который похожие на колонны рифы закрывали от ударов волн и ветра. - Отлично! - воскликнул Сонмин. - У нас есть время спуститься к ним незамеченными. Помните: нам нужен их капитан. Вступать в драку с кем-то еще бессмысленно: нас перебьют в считанные минуты. Матросы по очереди кивнули, и только один спросил: - Как мы его узнаем? - Капитан – тот, кто отдает приказы, - с улыбкой ответил Сонмин и приступил к спуску. Адреналин и нетерпение гнали его вперед, но он не мог не задуматься. Никто не знал, как выглядит таинственный глава пиратов — капитан Канин. Лучшие имперские сыщики так и не приблизились к разгадке этой тайны: пираты хранили тайну личности своего главаря как зеницу ока. Не знал, кто он, даже обычный портовый люд: на допросах они могли сдавать кого-то из знакомых, промышляющих под «Веселым Роджером», но Канина не мог сдать никто. Даже если он и сходил на берег со своими подельниками, то, похоже, сливался с ними словно был обычным матросом. Такая конспирация вызывала ярость губернатора и Тайной полиции, Сонмин же чувствовал почти восхищение. Спускаясь, Сонмин проверил шпагу на поясе и опять не мог не вспомнить добрым словом свое везение: после марш-броска на рифы она даже не погнулась. Мокрый песок на отмели у подножия скалы мягко спружинил под его весом. Отряд поспешил обратно в воду и двинулся к освещенной редкими факелами «Камелии», стараясь спрятаться в тени ее борта. Их заметили не сразу, но быстрее, чем рассчитывал адмирал. Они едва успели вскарабкаться на борт, когда кто-то из пиратов истошным воплем известил об их присутствии. На жалобы снова не осталось времени. Подоспевшие на этот борт пираты тут же завязали драку. Матросы «Звезды» были не худшими драчунами Империи, и Сонмин позволил себе воспользоваться суматохой, чтобы затеряться среди снастей и, пока его маленький отряд отвлекал всеобщее внимание, попытаться достичь главной и единственной цель операции. Его расчет состоял в том, что, если ему удастся захватить Канина, то команда «Камелии» отступит. Ему хотелось верить в то, что жизнь их капитана достаточна им дорога. Судя по звукам, доносящимся с палубы, было ясно, что матросы со «Звезды Империи» пока что хорошо держали оборону. Все, кто бежал туда с кормы, не обращали внимание на маленькую фигуру Сонмина, подобни тени пробирающегося в сторону руля, где, как он надеялся, он и сможет найти неуловимого капитана. И у руля, действительно, кто-то стоял. Надо же, даже здесь, в этой спокойной бухте кто-то страховал корабль, с восхищением отметил Сонмин... и потерял осторожность. Когда он приблизился к рулю достаточно близко, чтобы разглядеть в полумраке лицо человека, изъеденное морщинами и солью, чья-то рука схватила его за ворот рубахи и рывком швырнула на палубу. Удача вновь благоволила Сонмину: упав, он проехался по скользкой мокрой палубе до борта, что позволило ему не быть заколотым мгновенно. Превозмогая боль от ушиба в затылке, молодой адмирал не позволил себе ни мгновения промедления и выхватил шпагу. - Ваш капитан выжил из ума? Он, что же, юнгу отправил брать «Камелию»? - услышал Сонмин. Его соперник уже приближался. Молодой, но крупный и коренастый, он широким шагом за считанные мгновения преодолел расстояние между ними; их шпаги скрестились. Первые удары пирата нельзя было назвать серьезными: он явно не видел в Сонмине серьезного соперника и скорее играл с ним, чтобы «юнга» сам загнал себя в ловушку. Сонмин воспользовался этим, чтобы обманным ударом оцарапать противнику руку. Растерянность, а потом гнев на лице пирата его позабавили. Не стоило так быстро судить о сопернике! Кто знает, может тебе попадется выпускник ШколыАдмиралтейства, которого даже лучшие преподаватели считали самым выдающимся шпажистом за долгие годы их работы. Пират ухмыльнулся, сделал какие-то новые выводы для себя и принялся за дело всерьез. - Беру свои слова обратно, - сказал он. - Юноша вашего происхождения должен иметь более высокий ранг. Сонмин не сразу понял, что вместе с тоном пират сменил и язык общения: его речь, и в начале не сильно походившая на портовую ругань, теперь стала едва ли не великосветской. Где обычный пират мог такому понабраться? Не удостаивая противника ответом, Сонмин начал напирать. Про себя он клял себя последними словами, что так глупо попался и что шанс найти капитана был безнадежно утерян. А удивление на лице пирата, вынужденного больше обороняться, чем нападать, возрастало. - Кто вы? - недоуменно спросил он. - Даже для старшего матроса вы слишком хорошо деретесь! Вы офицер? В каком звании? Вы же еще ребенок! Слова неожиданно задели Сонмина за живое. Ему ли было привыкать к тому, как снисходительно смотрели многие на его возраст? И да, он прекрасно знал, что не вышел комплекцией и казался даже моложе, чем был на самом деле. Он давно разучился обижаться, не по рангу это было. Но... слова его задели, очень больно задели. - Намного ли вы старше меня? - заметил он, и выражение на лице пирата вновь изменилось: теперь уже от нескрываемого удовлетворения, что к нему обратились на «вы». Пытаясь подавить в себе почти детскую обиду, Сонмин вдруг понял, что потерял контроль над ситуацией: его соперник перехватил инициативу и теперь сдвигал его обратно на носовую часть корабля, где продолжалось большое сражение. Краем глаза Сонмин увидел, что из его команды остались только двое, но и они уже устали и почти сдались. Они проиграли. Другой бы, наверное, на его месте отступил. Но Сонмину нечего было терять, кроме чувства собственного достоинства. Призвав на помощь второе дыхание, во время очередного выпада соперника он отпрыгнул назад, тем самым вынудив того «провалиться» всем корпусом вперед, а затем ловким приемом вышиб его шпагу и толкнул на палубу. Через мгновение Сонмин уже держал шпагу у его горла. Возможно, если бы пират сразу же начал молить о пощаде, Сонмин смог бы убить его сразу, без колебаний. Но тот молчал. Он смотрел на Сонмина снизу вверх, и на его лице были горечь и гнев: как же, он проиграл сопливому мальчишке, которого поначалу и в расчет не взял. Теперь его жизнь была в руках этого мальчишки, и он едва ли не рычал от беспомощной ярости. Как бы Сонмину хотелось узнать, что еще прячется за этим лицом... Впрочем, времени на сантименты не было. Они проиграли, и пусть это будет первый и последний пират, которого он убьет своими руками: он служил своей Империи и сделал все, что мог. Сонмин рывком дернул шпагу вверх, занося ее для удара... - Стойте!!! - раздался крик кого-то из пиратов. - Капитан!!.. Сонмин не смог перебороть любопытство и на мгновение обернулся, чтобы взглянуть на того, кто крикнул, и узнать наконец, хотя бы перед смертью... Пираты стояли как вкопанные, наконец-то дав передышку двум оставшимся в живых матросам, и смотрели в сторону Сонмина. Но не на него, а на того человека, что лежал у его ног. Сонмин вновь посмотрел ему в лицо, исказившееся еще большей гримасой отчаяния, и всё понял. Понял достаточно быстро, чтобы увидеть, что Канин собрался сделать: он попытался подняться, чтобы замершая в воздухе шпага наконец прошла сквозь его горло. Чтобы снять все вопросы разом. Чтобы у его команды не осталось никаких сомнений, и они порвали дерзкого мальчишку в клочья. Сонмин быстро отвел шпагу в сторону, бросился на колени рядом с капитаном пиратов и обхватил его шею рукой, чтобы вновь приставить к ней шпагу, но теперь уже ребром. Он прекрасно понимал, что ничего не кончено: Канин физически был гораздо сильнее его и мог в одно мгновение высвободиться из его хватки. - Не смейте! - прошептал ему на ухо Сонмин. Он и сам не понимал, почему сказал это. Как его слова могли переубедить человека, за мгновение до этого готового расстаться с жизнью? Но Канин даже не пошевелился. Сонмин начал осторожно подниматься с колен, заставляя его тоже встать. - Выводите ваш корабль обратно в море! Я приказываю! Команда «Камелии» продолжала стоять без движения. Двое матросов со «Звезды Империи» переводили дух, выставив вперед себя шпаги. Никто не шевелился, и Сонмин решил повторить приказ, но Канин его опередил: - Кто вы такой, чтобы отдавать приказы моей команде? - спросил он. Сонмин сжал руку вокруг его шеи еще крепче, чтобы та не дрожала, хоть это и было тяжело, учитывая разницу в их росте. Он чувствовал, что человек, к горлу которого он приставил шпагу, мог одним движением сломать ее. Но тот ждал ответа, потому что тоже хотел узнать. Хотя бы перед смертью. - Я — адмирал Империи, Ли Сонмин, - ответил Сонмин и добавил, потому что это показалось ему очень важным: - Вас взял не юнга. - Мне стоило догадаться, - ответил Канин и едва заметно улыбнулся; Сонмин увидел его улыбку лишь искоса. - Вы слишком хороши даже для офицера. Пираты оставались в нерешительности еще с минуту. Потом, как понял Сонмин, их капитан подал им знак, и нехотя они начали расходиться. «Камелия» начала пробираться обратно к морю. Матросы со «Звезды Империи» встали по обе стороны от Сонмина. - Ваше превосходительство... - начал один из них. - После, - чересчур грубо оборвал его Сонмин: от напряжения ушибленные руки ныли еще сильнее, и ему приходилось прилагать всю силу воли, чтобы не разжать их раньше времени. - Капитан, прикажите поднять белый флаг. Это было неожиданно даже для самого Сонмина: он больше не пытался отдавать приказы команде «Камелии» сам. Конечно же, только идиот не мог не понять, что команда слушалась только одного человека. Но... Сонмин понимал, что уступает право управления собственным судном Канину по другой причине. Что это была за причина? Достоинство, с которым капитан признал свое поражение? Что-то еще? Канин больше не пытался ни вновь броситься на шпагу, ни просто вырваться, а лишь пристально следил за курсом своего корабля. Когда возле последней преграды «Камелия» оказалась в опасной близости от одного из каменных выступов, он крикнул: - Левее! Рулевой, ветер стихает. Что ты делаешь? - Прости, капитан! - донесся глухой голос с кормы. - Выравниваю. Сонмин едва дышал. Даже догадываясь о дальнейшей судьбе и судна, и команды, капитан пиратов продолжал печься о них. А ведь, пропади «Камелия» на рифах, кто-то из них мог бы хотя бы умереть свободным... Что это было? Пиратская хитрость? Чувство долга?.. Ветер, действительно, стихал. Дождь почти прекратился, осталась лишь легкая морось. Волны в море были уже гораздо ниже, и «Звезду Империи» уже не трепало, как бесполезное бревно. С имперского флагмана раздался нестройный рёв голосов: там увидели белый флаг. На Сонмина разом, подобно волне, накатило осознание того, что он сделал. Как будто бы ледяная трясина поглотила его целиком, а потом с силой вытолкнула наружу. Ему снова повезло. Повезло, как никогда. Повезло даже с погодой: не утихни шторм, черта с два им удалось бы пришвартовать «Камелию» к «Звезде». Но ветер стих. Два корабля слились в единое целое, и пираты один за одним сходили на имперский флагман, где немедленно отправлялись в трюм. Как ни была сильна накрывшая Сонмина эйфория, он не мог не отметить, насколько послушно эти свободолюбивые ребята сдавались команде «Звезды». Не было ни одной попытки к бегству. Сонмин искоса смотрел снизу вверх на профиль человека, который сумел подчинить их и привязать к себе настолько крепко. Капитан Канин выглядел невозмутимым и ни на мгновение не потерял самообладания. Когда наконец пришла его очередь покинуть корабль, даже матросы «Звезды», беспощадно вязавшие каждого до него, не осмелились к нему прикоснуться: Канину лишь указали, куда уйти, и, даже не дрогнув, он отправился за своей командой самостоятельно. Сонмин, мокрый, счастливый, не чувствующий усталости, покинул «Камелию» последним, быстро отдал распоряжение, чтобы захваченное судно закрепили тросами для буксировки и чтобы туда отправилось несколько человек со «Звезды», и наконец предстал перед боцманом и коммандером. Особо теплого приема он не получил. Боцман исподлобья оглядел его на предмет ранений и только потом позволил себе по-отечески улыбнуться и пробурчать что-то вроде: «Поздравляю, ваше превосходительство». От коммандера Сонмин не дождался даже этого. Чо Кюхён с силой впихнул в его руки китель и, сжав зубы, проскрежетал: - Не разбрасывайтесь формой, адмирал. Ее не за красивые глаза выдают. - Вы считаете, что у меня красивые глаза? - не смог удержаться от подколки Сонмин, но Кюхён лишь одарил его испепеляющим взглядом и молча удалился. Именно тогда Сонмин почувствовал, как же сильно он устал. Устал настолько, что едва чувствовал собственные ноги. Шатаясь, он буквально дополз до своей каюты, насколько мог аккуратно сложил на кресле китель, лишь мельком углядев, что брошенные им на палубе сапоги уже стоят под ним же, и не раздеваясь упал на койку. Сонмину снился Доль-Марин, его родной город. Доль-Марин вызывал любовь и ненависть, он манил и завораживал: злой, беспощадный и безмерно родной город-порт на юге Империи. С моря Доль-Марин начинался Нижним городом: это была страна портовых верфей, причальной гнили, рыбной требухи и хронической нищеты — как материальной, так и духовной. Нижний город был приютом шлюх, вместилищем винных паров, грязи и вони. В Нижнем городе все решали деньги и сила. Нижний город был зажат между морем и скалой, отвоевывая крохи пространства и у того, и у других, и заканчивался там, где каменная гряда становилась отвесной, не отдавая больше ни пяди. Оттуда и до самой вершины скал не было ничего, кроме голого камня. А там, где возвышалось плато, начинался Верхний город. Верхний город принадлежал знати и богачам. Это было царство успеха и процветания, красивых и чистых домов, высокомерных мужчин, ухоженных женщин, умытых и сытых детей. Но даже в самом Верхнем городе люди делились на богатых и очень богатых. Еще дальше от моря над Верхним городом, над плато, возвышались Холмы: там жили самые богатые и самые влиятельные, там стоял дом губернатора, там располагалось Адмиралтейство — именно на Холмах была сосредоточена вся власть над Доль-Марином. И, что занятно, в Верхнем городе, и в особенности на Холмах, все тоже решали деньги и сила. Вот только другие деньги и другая сила. Нижний и Верхний города были связаны между собой одной-единственной дорогой: извилистым серпантином, проложенным, а где-то и выбитым в скалах между редкими выступами. Другого пути наверх и вниз не было. Сонмину снилось, что он поднимается вверх по дороге в Верхний город. Где-то далеко, за его спиной, пенилось и клокотало море, а он шел наверх. А навстречу ему вниз спускался другой человек. Сонмин не мог разглядеть, кто он, и торопился, чтобы наконец понять. Идти было тяжело. Он не понимал, почему ноги как будто что-то сковало, и посмотрел вниз: на ногах были кандалы. Но это было так естественно — идти вверх, не обращая на них внимания. Это было сложно, но Сонмин не представлял, как это — не стремиться наверх? Человек, идущий ему навстречу, приближался, и Сонмин уже почти мог различить его лицо: открытое и мужественное. «Почему он идет вниз, если я иду вверх?» - не понимал Сонмин. Может, потому что спускаться проще? Человек шел широким шагом, не останавливаясь и не замедляясь. Его ногам ничего не мешало, но его руки... Руки были связаны. Только когда они поравнялись, Сонмин узнал его: это был капитан Канин. Они оба остановились: человек со скованными ногами и человек со связанными руками. Они изучали друг друга, задаваясь немыми вопросами. Сонмин протянул руку, чтобы развязать путы на руках Канина... и проснулся. Несколько мгновений он все еще переживал свой сон, который помнил так отчетливо, будто бы это произошло с ним наяву. Потом он встряхнулся и сел. Воспоминания о предыдущей ночи пришли сразу же. «Везунчику» снова было, чем похвастаться! Сонмин не любил хвастаться, и что-то волновало его — нечто, что не давало ему полностью насладиться и этой победой. Адмирал умылся, обулся и накинул китель, но не стал застегивать. Ему показалось, что тот стал ему маловат. «То ли я располнел на имперских харчах, то ли адмиральские погоны жмут», - бодро рассмеялся он про себя, выходя из каюты. На палубе было почти что безлюдно, паруса были наконец-то подняты заново, и Сонмин, ухватившись за борт, на мгновение замер, наслаждаясь видом безмятежной морской глади и ласковым утренним солнцем. - Ваше превосходительство... - раздалось сзади перепуганное бормотание. Сонмин обернулся. Перед ним стоял молоденький матрос со шваброй наперевес и нерешительно хлопал глазами. Паренек, видимо, не мог себе представить, как будет драить палубу, рискуя от переусердия задеть грязной тряпкой адмиральские сапоги. - Ничего, продолжай, - усмехнулся Сонмин. Матрос нерешительно отдал ему честь и продолжил, хотя было видно, что он старается держаться от него подальше. Мальчик Сонмину понравился. Мальчик... этот мальчик был моложе его года на три, вряд ли больше, а разница между ними была столь велика, что один боялся другого, а другой считал его едва ни не ребенком. - Как твое имя? - Лау. Генри Лау, ваше превосходительство, - вздрогнул паренек. - Генри Лау, - повторил Сонмин, и его вдруг охватило странное желание, блажь по сути. Спросить у мальчика, который был всего лишь на пару лет его моложе, но жил совсем в другом мире. - Скажи мне, Генри Лау, что ты думаешь о пиратах? Генри вспыхнул и остановился, боясь оторвать взгляд от палубы. - Пираты... пираты — преступники. Они наносят ущерб Империи и должны быть уничтожены. Сонмин печенкой почувствовал фальшь. - Хорошо, - ответил он. - А теперь не то, чем вас пичкает коммандер, боцман или еще кто-то, а честно. Не бойся, тебе ничего не будет. Я даю слово. Что ты думаешь о пиратах? Генри поднял голову и посмотрел Сонмину в глаза. Сонмин отчетливо видел, что парень ему поверил, и чувствовал, как по его собственному телу пробежали мурашки от осознания тягот ответственности, когда тебе верят. - Они помогают людям, - сказал Генри. - Они никогда не нападают на обычных рыбаков. Они дают деньги и еду тем, кто нуждается. Я знаю, я видел эти семьи. Я из Нижнего города, я знаю многих там. В Нижнем городе пиратов не считают преступниками. Сонмину показалось, что воротник кителя царапает ему шею. - А остальная команда тоже так думает? - тихо спросил он. Генри Лау вдруг изменился в лице. Он смотрел за спину Сонмина, и тот обернулся: сзади стоял коммандер Чо. - Никак нет, ваше превосходительство, - глухим голос отчеканил матрос. - Разрешите вернуться к работе. - Разрешаю, - ответил Сонмин, глядя на недоумевающее лицо коммандера. Пытаясь избавиться от осадка от прерванного разговора, Сонмин сохранил молчание, и первым заговорил коммандер. - Общение с чернью, - оценивающе кивнул тот. - Очень благородно, ваше превосходительство. - Вам недостает благородства, чтобы поступать так же? - невпопад пробормотал Сонмин. Их отношения с коммандером складывались настолько непросто, что Сонмин мог позволить себе подобные укоры только в такие моменты: когда мысли его были заняты чем-то совершенно другим и он был совсем не сосредоточен. - Да уж куда мне до вас, - настолько еле слышно пробормотал Чо Кюхён, что Сонмин вполне мог и не расслышать. Но он расслышал. И промолчал. Из ниоткуда рядом с ними на палубе появился вездесущий боцман. - Ваше превосходительство, будут распоряжения? Сонмин смотрел на спокойную морскую гладь. - Что с тем матросом, которого мы оставили на рифах? - спросил он, и боцман вздрогнул. - К сожалению, погиб. Море было чересчур спокойно. - Когда мы прибудем в Доль-Марин? - спросил Сонмин. - Вряд ли скоро, - вклинился в беседу коммандер Чо. - На море мертвый штиль. Мы в дрейфе, в лучшем случае мы будем там через два-три дня. Сонмину стало нехорошо. Он любил море и ценил море неспокойное выше любых материальных благ. Спокойное море его пугало. - Да, - сказал он, повинуясь внутреннему голосу, наитию. - У меня будут распоряжения. Капитану пиратов, Канину... выделите ему каюту. Охрана — один... нет, два матроса покрепче. Боцман замер лишь на мгновение. Потом отдал честь и удалился. - Разделить команду и капитана, - удовлетворенно кивнул Кюхён, когда они вновь остались вдвоем. В голосе слышалась неприкрытая издевка. - Мудро. Море было слишком спокойным. Сонмина затошнило. Их отношения с коммандером Чо Кюхёном были слишком непростыми. Накануне, в разгар бури и погони, ему казалось, что все было иначе. Но вот море успокоилось, и все вернулось на круги своя. - Не можете простить мне, что «Камелию» взял я? - чересчур резко спросил адмирал. - Места себе не нахожу, - ответил Кюхён. Они были один на один. Парень, которому несказанно повезло, и парень, который хотел брать все по праву рождения. Сонмин заперся в своей каюте до вечера, только чтобы не встречать его язвительного взгляда. На море стоял мертвый штиль. До Доль-Марина было два-три дня пути. Ужин подали по часам. И еды было, как всегда, слишком много. Сонмин не вышел комплекцией, ему не нужно было пяти блюд, чтобы наесться. А вино из личных погребов губернатора Доль-Марина казалось просто излишеством. Сонмину было тошно. В кой-то веки собственное одиночество во власти показалось ему невыносимым. Перекатывая вино в бокале, адмирал маялся. Наконец Сонмин сдался и вызвал матроса из своей личной охраны. - Ваше превосходительсво? - Капитана пиратов разместили? Матрос помедлил секунду. - Да, капитану Канину выделили каюту на верхней палубе. - Пусть его приведут, - Сонмин вглядывался в оттенки рубинового вина. - Ваше превосходительство? - Пусть его приведут, - повторил адмирал. - Я приглашаю его на ужин. Сделайте лицо попроще, матрос. Высокомерие вам не идет, поверьте. Чего Сонмин не позволял себе никогда, так это унижать тех, кто был ниже его по рангу. И вот, то ли из-за Чо Кюхёна, то ли из-за мертвого штиля в море, то ли по какой-то иной причине он позволил своему раздражению взять вверх над принципами. И теперь его уже затошнило от самого себя. И все же... почему какой-то матрос мог сомневаться в праве капитана, пусть и пиратов, на ужин с адмиралом Империи?.. Адмирал был уже в достаточной степени пьян, когда дверь в его каюту открылась, и конвоиры ввели человека, к горлу которого еще накануне Сонмин приставлял свою шпагу. И стало проще. Открытое лицо капитана, как будто подсвеченное изнутри, разом развеяло все мелкие печали. Унылую, непомерно огромную для маленького Ли Сонмина каюту наполнили свет и тепло. И даже раздражение как будто бы растворилось в бокале вина. Сонмин знаком приказал конвою удалиться. Те подчинились не сразу, многозначительно косясь на крепкого пирата. Сонмину было даже смешно. Он не видел опасности. Когда они остались вдвоем, Сонмин пригласил Канина за стол. Но тот не торопился сесть, недоуменно оглядываясь назад на закрывшуюся за конвоирами дверь каюты. - Вы совсем не боитесь? - спросил он, но Сонмин лишь пожал плечами. - Боюсь? Канин с улыбкой посмотрел на него и наконец присел. - Да. Вы не боитесь меня? В конце концов, я пират. А у вас тут столовые приборы острые, - Канин поднял нож, лежавший возле его тарелки к лицу, внимательно рассмотрел лезвие, опробовал его пальцем и положил обратно на стол. - Должно быть, я слишком беспечен, - признал Сонмин и по ухмылке пирата понял, что тот полностью с этим согласен. – Но я думаю, что мне повезет. Меня даже прозвали «Везунчиком». - Знаю, слышал, - отозвался Канин. - И был вполне уверен, что либо это правда, либо ваше звание, как и многие имперские титулы, куплено. Но я видел вас в деле, адмирал: к везению это не имеет никакого отношения. А за мысли о втором я даже готов принести вам извинения. - Благодарю, - едва ли не зарделся Сонмин. - За комплимент? - ухмыльнулся Канин. - От меня? Вам легко польстить. - Нет, - покачал головой Сонмин, невольно улыбаясь, потому что противостоять улыбке капитана было невозможно. - За извинения. Как бы странно это ни прозвучало, для меня это важно. Канин слегка пожал плечами и приступил к еде. За этим Сонмин наблюдал особенно пристально: ведь ничто так не выдает воспитание, как манера есть. Возможно, высокой речи капитан пиратов и нахватался у кого-то другого, хотя и в этом Сонмин сильно сомневался, но уж выбору столовых приборов для конкретного блюда он точно не мог обучиться в порту. Любопытство Сонмина было полностью удовлетворено: ни на мгновение не усомнившись, Канин не только сделал правильный выбор, но и во множестве мелочей, вроде обращения с салфеткой, проявил безупречное знание этикета. Его движения были несуетливыми, уверенными и абсолютно естественными. Это были не приобретенные по случаю знания: он очевидно учился этому с младенчества. Уж Сонмин-то, до сих пор пасующий перед десертными вилками, очень хорошо чувствовал эту разницу. Канин почувствовал на себе его взгляд и замер. Сонмин поспешно отвел глаза и пробормотал: - Вы будете вино, капитан? - Благодарю, - задумчиво ответил Канин, и Сонмин поскорее схватился за кувшин, чтобы не выдать своего смятения. Но по лицу капитана он прекрасно понял, что тот его заметил. Неловкое молчание длилось несколько минут, в течение которых Сонмин задавался вопросом, только ли ему слышен гулкий стук собственного сердца. Наконец Канин заговорил: - Адмирал, позвольте мне задать вам вопрос. Почему вы удостоили меня таким неожиданным приглашением? И, хоть мне и безусловно приятно было сменить трюм на каюту, я не могу понять, почему вы так распорядились? - Почему вы решили, что распорядился я? – невпопад спросил Сонмин. - Не думаю, что это могло бы придти в голову коммандеру, - ответил Канин, и Сонмин был снова поражен: этому человеку хватило лишь беглого взгляда накануне ночью, чтобы раскусить Чо Кюхёна. - Вы правы, - признался Сонмин и остановил взгляд на пальцах Канина, небрежно сжимающих ножку бокала с вином. Любой парень из Нижнего города, не задумываясь, схватился бы за его верхнюю часть: без долгой практики удерживать бокал за ножку не так уж и удобно. Вместо ответа на самый первый вопрос пирата Сонмин заговорил именно об этом: - Вы ведь не могли этому научиться у своей команды. Канин тоже посмотрел на бокал и рассмеялся. - Так вот в чем дело. Я никогда не задумывался, что могу так легко себя выдать! Да, вы тоже правы: я много чем отличаюсь от своих ребят, - в его голосе звучали нежность и грусть, будто бы Канин искренне сожалел об этом. – Я не рос среди таких же, как они, в порту. Я не знал все прибрежные пещеры, как свои пять пальцев, с самого раннего детства. Не воровал вместе с ними яблоки у торговок. Не ходил в море с отцом-рыбаком. - Вы… сожалеете об этом? – недоуменно спросил Сонмин. - Сожалею, - признался Канин. – Трудно быть хорошим капитаном для людей, чьей жизни ты совсем не знаешь. Я родился в богатой семье в Верхнем городе Доль-Марина, и мое детство было безоблачным. Вам непросто будет понять меня, адмирал, но, поверьте, каждый божий день я спрашиваю себя: а в праве ли я управлять теми, чьих тягот мне никогда не приходилось разделять? Они снова надолго замолчали. Насупившись, капитан пытался понять, чем была вызвана его вспышка откровенности. А Сонмин боролся с ураганом мыслей и чувств, которые вызвали у него слова Канина. Если бы только капитан знал, как, на самом деле, просто было Сонмину его понять… - Вы располагаете к откровенности, адмирал, - сказал Канин извиняющимся тоном. – Мне до сих пор не доводилось с кем-либо говорить о своем прошлом, я увлекся. Простите. Сонмин залпом осушил свой бокал и поставил его на стол. - Не стоит извиняться, капитан. Я, наоборот, благодарен вам за откровенность. Признаюсь, еще со вчерашнего дня мне не давал покоя вопрос: кто вы такой. И моя догадка подтвердилась: вы не просто пират. - Не могу сказать, что считаю это комплиментом, - усмехнулся Канин. – Я бы предпочел, чтобы все было просто. Вино разыгралось в крови юного адмирала, и он уже не стеснялся задать следующий вопрос: - Что же произошло, что все стало непросто? - Вам хочется знать? – с сомнением уточнил Канин. – Такие истории в Верхнем городе не любят вспоминать. Мне было пятнадцать, когда мой отец имел неосторожность перейти дорогу губернатору. Отец узнал о таможенных махинациях его превосходительства и, будучи честным и недалеким человеком, решил призвать его к ответу. Вы по-прежнему хотите это слушать? Сердце Сонмина стучало как ненормальное. Он знал губернатора Доль-Марина: харизматичный, властный человек, сосредоточивший в своих руках власть над главным портом Империи, лично сообщил Сонмину о присвоении ему адмиральского чина. Не поддаться обаянию губернатора было очень сложно, но что-то неуловимо отталкивающее в нем не позволило Сонмину проникнуться искренней симпатией. Какой отличный был повод усомниться в собственных душевных качествах… Сонмин хотел всей душой любить Империю и ее слуг. Как удивительно было сейчас узнать от такого человека, как Канин, почему у него это не вышло… - Хочу, - глухо ответил он. – Продолжайте, капитан. Канин, с удивлением наблюдавший за метаморфозами на лице адмирала, кивнул. - Очень скоро мы лишились почти всего, что имели, - продолжил он. - Губернатор не стал обвинять отца в клевете: он прекрасно понимал, что этим лишь привлечет еще больше внимания к своему делу. Нет, он поступил тоньше: всего лишь пара личных просьб нужным людям, и вот уже богатый человек стал нищим. Вы знаете, для того, чтобы избавиться от неугодного человека, достаточно просто лишить его положения, и все сразу от него отвернутся. Пытаясь спасти хотя бы наш дом, отец взял ссуду, но не смог расплатиться, и, когда его арестовали за долги, никто, из тех, кого он считал своими друзьями, не пришел на помощь. Тогда мне пришлось оставить мою младшую сестру на попечение чужих людей, а самому спуститься в Нижний город, чтобы отработать долг отца. Канин замолчал. Сонмин пристально смотрел на него, пытаясь угадать, что за мысли и воспоминания проносятся в его голове. Каково это было: мальчику, выросшему на всем готовом, спуститься с небес на землю? Оказаться среди грязи и нищеты Нижнего города? Работать среди обычных смертных? - Вряд ли вы сможете понять, каково это было, - вторили слова пирата мыслям Сонмина. - Мальчишке, не знавшему физического труда, оказаться среди тех, для кого это было условием выживания. Я на год ушел в море, чуть богу душу не отдал. Упрямился, пытался показать норов. Но из меня быстро выбили дурь. Знаете, как учат таких ленивых дурачков, когда они спускаются с небес на землю? Лучше вам не знать, адмирал. Когда я вернулся в первый раз, мне даже не удалось подняться наверх. Я передал деньги с одним из портовых. Долго переживал, что он их прикарманит. Мне потребовалось еще два года, чтобы понять, каким дураком я был. Там, в Нижнем городе, никто не ворует у нуждающихся. Какие бы слухи ни распространялись с подачи губернатора: все, что эти несчастные, ничего не имеющие за душой люди отнимают, - они отнимают только у зажравшихся богачей. Вам неприятно это слышать, адмирал? Но это правда. Должно быть, выражение лица Сонмина было слишком красноречивым. Но его возмущение было вызвано вовсе не подорванной верой в сильных мира сего и уж точно не тем, кто именно их обличал. - Мне... это не неприязнь, капитан. Это... - Сонмин влил в себя еще полбокала. - Что было дальше? Вы вернули долг? - Когда я наконец-то заработал необходимую сумму, это уже не имело значения. Мой отец к тому времени скончался в тюрьме, а в нашем доме жили другие люди. Я пытался найти свою сестру, но никто не говорил мне. На самом деле, меня не пустили на порог ни одного из тех домов, где когда-то мы были желанными гостями. И, правда, я уже сильно изменился тогда: в пропитанном с ног до головы солью моряке никто из них уже не видел себе ровню. Но это, Сонмин прекрасно видел, не угнетало его так сильно, как могло бы. И правда, мальчишке, прошедшему сквозь воду и огонь, было ли дело до того, примут его эти лицемеры или нет? Гораздо больше, должно быть, его беспокоило другое. - Вы нашли свою сестру? - спросил Сонмин, отчаянно желая услышать эту историю до конца и не менее отчаянно надеясь, что конец этой истории не причинит ему еще больше боли, чем ее начало. Канин горько усмехнулся и налил себе еще вина. - Тем вечером я напился в порту. Мне некуда было идти, и у меня было много денег. Слишком много — все, что я копил, для того чтобы вернуть назад свою прежнюю жизнь. Но... вернуть ее назад было уже невозможно. Я, кажется, угощал весь кабак. Вроде бы даже поднимал тост за здоровье губернатора, - Канин невесело хмыкнул. - Я плохо помню тот вечер, и это мучает меня. Из кабака я отправился в бордель. Возможно, даже вы слышали про это заведение - «Приют угрей». Даже его название скабрёзно... По телу Сонмина пробежал холодок. Он, действительно, знал это место, слава о котором распространилась далеко за пределами Доль-Марина. А Канин продолжал: - Мне привели девушку. Я даже не могу вспомнить, показалась ли она мне красивой. Я был безнадежно пьян и просто хотел пуститься во все тяжкие, чтобы хоть ненадолго забыться. Я провел с ней ночь. И только с утра, проспавшись, я узнал ее, - в глазах пирата стояли слезы, и у Сонмина сжалось сердце. - Ужас, стыд, омерзение... и зудящая мысль: а она? Неужели она не узнала меня? Да, за три года я сильно изменился, но неужели... Неужели же все мужчины стали для нее на одно лицо?.. Я думал тогда... думал, лучше бы она умерла... Лучше бы я убил ее собственными руками до того, как уйти в море... Канин избавил Сонмина от испытующего взгляда, который было сложно выдержать, отвернулся и задумчиво глотнул вина. Свое прошлое он уже давно похоронил: и в прямом, и в переносном смысле. - Это ужасно, - помолчав, сказал Сонмин, сжимая свой бокал. - Такого не должно происходить. - Именно так я и решил, - сказал Канин. - Я снова ушел в море и стал тем, кто я сейчас. Я решил сделать все, что в моих силах, чтобы то, что произошло с моей семьей, больше никогда и ни с кем не происходило. Чтобы стереть границу между Нижним и Верхним городом. Доль-Марин должен быть единым. Надо однажды оказаться по другую сторону границы добра и зла, чтобы такой, как мы с вами, адмирал, понял это. - Что есть добро, капитан? Что есть зло?.. - пробормотал Сонмин, поддаваясь действию вина. Канин взглянул на него исподлобья. - Я не перестаю удивляться вам, адмирал. То, как вы вели себя вчера... ваше приглашение на ужин... Я был уверен, что вы выставите меня после моего рассказа о неприглядных делах губернатора, а вы по-прежнему любезны и, кажется, даже расположены ко мне. Это и самого Сонмина ставило в тупик. Задумавшись еще лишь на мгновение, Сонмин спросил: - Канин... это ведь прозвище? Как ваше настоящее имя? - Его не стоит вспоминать, - покачал головой капитан пиратов. - Я постарался забыть все, что связывало меня с Верхним городом. - Но как же вы сможете достичь своей цели, если забудете, кто вы?.. - сказал Сонмин, не рассчитывая на ответ. Канин и не стал отвечать. На самом деле, слова адмирала застали его врасплох, но... признавать правоту адмирала Империи, не видевшего того, что видел он?.. - Я завидую вам, адмирал, - признался Канин, пытаясь высокомерной улыбкой избавить разговор от излишней серьезности и наконец-то прогнать так нежданно-негаданно нахлынувшие воспоминания, которыми отчаянно захотелось поделиться с этим наивным мальчишкой. - Вы молоды, вы не знали грязи, нищеты и унижений, вы можете позволить себе быть идеалистом. Как странно, что такое звание дали человеку, не имеющему никакого представления о реальной жизни... - А почему вы решили, что я его не имею? - сдержанно спросил Сонмин. Высокомерие собеседника не могло не раззадорить его, и он подыграл капитану в смене болезненной для него темы. Канин рассмеялся. - А что вы видели в своей жизни, адмирал? - спросил он. - Дайте, я угадаю: безмятежное детство в огромном светлом доме на Холмах, любящие родители, лучшие игрушки. Возможно, ваш отец был суров, и иногда вас могли пороть за непослушание, но... что-то мне подсказывает, что вы были послушным мальчиком. Потом Школа Адмиралтейства, где вы были отличником и образцом для подражания. Вами восхищались профессора, вас ставили в пример, вам прочили большое будущее, не правда ли? Вы все время посвящали учебе и даже, наверное, нос на улицу не высовывали. Вряд ли ходили по балам, вряд ли ухаживали за девушками. У вас, возможно, до сих пор не было женщины. Я почти уверен. Потом карьера в Адмиралтействе: быстрый взлет, свой корабль, военные успехи, высокий чин. И все среди самых родовитых, самых знатных, самых состоятельных людей. Я не удивлюсь, если я первый «плохой» парень, которого вы встретили в своей жизни. По мере того, как Канин рассказывал историю его жизни, как он себе ее представлял, Сонмин непроизвольно расплывался в улыбке. Накатили воспоминания: не всегда хорошие, но неизменно светлые, ведь теперь он стал тем, кем стал. Значит, ни одной капли пота и ни одной слезы не пролилось зря. - Боюсь разочаровать вас, - сказал он Канину, - но вы не самый плохой парень, которого я встречал. Поверьте мне, вам есть чему поучиться у некоторых чинуш из Адмиралтейства. Канин расхохотался. - А вас не так просто поставить в тупик! - одобрительно сказал он. - И вы начисто лишены снобизма, для людей вашего круга это редкость. - Моего круга? - переспросил Сонмин, и на мгновение им овладел тщеславный восторг от мысли, как изменится в лице этот самоуверенный морской волк, когда узнает всю правду о нем. - Знаете, капитан, вы не первый, кто принимает меня за человека, родившегося на Холмах, но именно от вас удивительнее всего это слышать. - Я не прав? - Канин недоверчиво наклонил голову. Сонмин мог и промолчать. Откровенность капитана вовсе не обязывала его открывать тому душу. Но... он никогда и ни с кем не говорил об этом. И ощущение, что он все дальше и дальше от своего прошлого, совсем не приносило ему облегчения. Он не мог и не хотел забывать. - Я родился в порту, - сказал адмирал и улыбнулся, увидев неподдельное удивление на лице собеседника. - А если точнее: в «Приюте угрей». Вы удивлены? «Мальчик с Холмов», над которым вы посмеиваетесь, - сын шлюхи. Канин молчал. У него не было слов. Сонмин выждал, запоздало испугавшись, что тот воспримет его признание так же, как воспринял был любой другой аристократ. Не даром же он всю свою сознательную жизнь скрывал правду. Но Канин молчал, и Сонмин не видел на его лице ни брезгливости, ни осуждения. Поэтому Сонмин продолжил: - В портовом борделе не появляются дети, от них избавляются. Но я выжил – наверное, с этого и началось мое везение. Мне сказали, что моя мать умерла во время родов, но я не знаю наверняка и до конца, наверное, не верю. Иногда мне кажется, что она просто не хотела, чтобы я знал, кто она. Я вырос там, в «Приюте угрей». Все девушки относились ко мне одинаково, я думаю, им, обреченным продавать себя, пока они не покроются морщинами, либо не подхватят какую-нибудь смертельную заразу, - каждой из них - хотелось иметь ребенка. Я был их общим сыном, со мной нянчились все, как одна, пока я был младенцем. Потом, когда я подрос, я стал чем-то вроде мальчика на побегушках. Исполнял их мелкие поручения, наводил порядок, носил спиртное клиентам. Я был частью «хозяйства». Вы правы: я был послушным, исполнительным ребенком. Только поэтому мадам терпела мое присутствие. Вам все еще интересно? Канин молчал. Сонмин вспоминал свое детство. Странно: он должен был содрогаться от этих воспоминаний, но они даже доставляли ему удовольствие. Если призадуматься, это было счастливое время: он был при деле, он был любим. По крайней мере, симпатии окружавших его женщин — грязных портовых проституток! - не оставляли у него сомнений в этом. Как так, вдруг задался вопросом он. Сонмин никогда, ни разу не задумывался об этом. Каждое мгновение собственной жизни, каждое обстоятельство он воспринимал как должное, не давая им оценок. Сейчас, впервые рассказывая историю своей жизни другому человеку, он наконец-то позволил себе посмотреть на нее по-новому. Он бередил старые раны, которые никогда не считал ранами. Почему? Потому ли что воспринимал их как данность, как испытания, которые в том или ином виде достаются каждому человеку? - Как... спокойно вы об этом рассказываете, - нарушил молчание Канин. - Правда? - Сонмин был почти что растерян. - Я никогда не считал это поводом для переживаний. - Как получилось, что мальчик, прислуживающий в борделе, стал адмиралом Империи?.. - спросил Канин, и Сонмин понял, что сам никогда не задавался таким вопросом. Он проживал свою жизнь, как она проживалась. Но начальный и конечный пункт его жизненного пути, озвученные пиратом, действительно слишком контрастировали друг с другом. Как же, и правда, так получилось?.. - Мне сложно объяснить, - признался Сонмин. - Послушание было частью меня. Я не перечил девушкам, был учтив с посетителями, и я никогда бы не осмелился ослушаться мадам... но... Мне было восемь, когда моя жизнь изменилась. Однажды у нас появился новый клиент. Заезжий моряк из дальней провинции. У него были деньги. Много денег. По нашим меркам — состояние. Он швырнул мадам кошелек, набитый золотом: конечно же, она была готова прогнать всех посетителей и отдать ему всех девушек разом и себя впридачу. Но он не хотел женщин. Он указал на меня. Канин резко выпрямился, но Сонмин даже не заметил этого. Перед его глазами стояла мадам с кошельком в руках. Ее нельзя было попрекнуть в полной бесчувственности. Конечно же, при других обстоятельствах она прогнала бы моряка прочь... Но кошелек был слишком туго набит. Она подбрасывала его в руке, прикидывая вес... Сонмин на всю жизнь запомнил этот жест: рука, подбрасывающая кошелек, набитый золотом, рука, отмеряющая его стоимость. Он так и не смог забыть, как, поразмышляв лишь несколько мгновений, мадам кивнула. - Вам было восемь?!.. - переспросил Канин, с трудом сдерживая ярость. - Вы же, должно быть, даже не понимали, что он собирается сделать с вами!.. - Вы снова обольщаетесь на мой счет, капитан, - невесело усмехнулся Сонмин. - За те восемь лет я достаточно насмотрелся. Я прекрасно понимал, что он собирается сделать. Иногда мне кажется, что я мог бы и... но я не переставал думать о том, как мадам пересчитывала те деньги... Иногда я думаю, что впервые в жизни ослушался ее только потому, что решил, будто меня переоценили... Было удивительно, как бокал, сжимаемый сильной рукой Канина, не лопнул. Сжав зубы, тот водил глазами по каюте, лишь бы только не смотреть на адмирала. - Но с тех пор, как видите, моя жизнь круто изменилась, - заметил Сонмин, опасаясь не столько за хрусталь, сколько за руку Канина. Тот помедлил мгновение, глубоко вздохнул и разжал пальцы на бокале. - Удивительная история... - задумчиво сказал он. - О хорошем парне, который выбился из грязи в князи, и о плохом, который опустился на дно... - Похоже, у нас с вами разные глубиномеры, капитан, - не задумываясь, ответил Сонмин. - Мой показывает, что вы все еще на плаву. Канин наконец-то улыбнулся, отчего Сонмину вновь стало тепло, и спросил: - Что помогло вам сохранить чувство юмора, адмирал? После такого? - Везение, - легко ответил Сонмин и тоже улыбнулся. - Когда я сбежал, мадам отправила за мной настоящую погоню. У нее большая власть в Нижнем городе: она подняла полпорта для моей поимки. Когда меня загнали на самый дальний восточный пирс, где негде укрыться, мне оставалось либо сдаться, либо прыгнуть в море. - И вы выбрали второе, - с одобрением констатировал Канин. - Вернуться я уже не мог, - согласился Сонмин. – Я спрыгнул, и мне снова повезло: я ударился головой о якорь одной из пришвартованных шхун. - Вы и это называете везением?! – в недоумении перебил его Канин. - Как это ни парадоксально, меня спасло именно это, - объяснил Сонмин. – По чудесной случайности недалеко от пирса проходила прогулочная яхта. С нее увидели, как маленький мальчик спрыгнул в море и не вынырнул на поверхность, только поэтому они спустили за мной шлюпку: капитан был очень сердобольным человеком. Если бы я выплыл, то в лучшем случае выиграл бы еще ночь, вряд ли больше. - С вашей логикой не поспоришь... - пробормотал Канин. - Эта яхта, на которую вас подобрали, видимо, принадлежала человеку из Верхнего города? - Да, он был с Холмов, - кивнул Сонмин. - Действительно, это везение, - был вынужден согласиться Канин. - И все же... он всего лишь подобрал мальчишку с... простите, сомнительным прошлым. Только не говорите мне, что он сразу же усыновил вас! - Ну, что вы, - рассмеялся Сонмин. - Такого не могло произойти даже со мной! Господина Чо в тот момент не было на яхте, он прибыл лишь через три дня. Все это время капитан выхаживал меня после того, как я чуть не утонул. Капитан был чудесным человеком!.. Он очень хорошо ко мне относился... Когда господин Чо узнал, что на борт подобрали портового оборванца, он хотел меня вышвырнуть, но капитан заступился. Убедил господина Чо взять меня юнгой. Признаться, это у меня получалось куда лучше, чем прислуживать в «Приюте угрей»!.. - Не сомневаюсь. Но ведь не из-за этого он вас облагодетельствовал? Ведь без его помощи вы бы так и остались в лучшем случае рядовым матросом, не правда ли? - Правда, - кивнул Сонмин. - Мне снова повезло. Сам господин Чо появлялся на яхте редко, но тем летом там постоянно проживал его сын. Он был моложе меня, вздорный, капризный паренек. Однажды он неосторожно играл на палубе и упал в воду. Оказалось, что мальчик, которому прямая дорога в Адмиралтейство, не умел плавать! По случайности я оказался рядом и помог ему выбраться. Эта часть истории, похоже, особенно понравилась Канину. - Вы снова пытаетесь скромничать, адмирал, - не удержался он от того, чтобы поддеть Сонмина. – Назовите вещи своими именами: вы спасли этому мальчишке жизнь. Сонмин замер на секунду и кивнул. - Да, господин Чо счел именно так. Канин даже не стал это комментировать. - И как же юный аристократ принял свое спасение от портового нищеброда? – продолжил он, расплываясь в улыбке и продолжая прикладываться к вину. - Ему было непросто, - коротко ответил Сонмин, не уточняя, как молодой наследник еще долго вымещал на нем свою «благодарность», но тоже улыбнулся. – Господин Чо взял меня воспитанником и, когда пришло время, оплатил мое обучение в Школе Адмиралтейства. - Что-то подсказывает мне, что ваш приемный брат тоже ее окончил, но это что-то также подсказывает, что ваши с ним пути сильно разошлись, - не без удовлетворения предположил Канин. - Не так уж и разошлись. Но вы правы: мне повезло больше. - И снова вы говорите о везении. Вы невозможны! И снова это было правдой. Каждое свое достижение Сонмин списывал на везение, а в каждом провале считал виноватым самого себя. Канин читал его, как раскрытую книгу. Это пугало. Это волновало. Сильнее, чем Сонмин мог допустить. - Спасибо за то, что разделили со мной ужин, - чересчур сухо сказал он и, поставив локти на стол, сложил руки, чтобы спрятать за ними лицо. Ему казалось, что оно слишком выдает его чувства. - Думаю, вам пора. - Звучит, как издевка, - пробормотал Канин, не скрывая удивления по поводу внезапной перемены в настроении Сонмина. Сонмину стало стыдно, но... извиняться?.. Перед кем? - Прошу простить меня, - сказал он. - Кажется, я выпил больше, чем стоило. Канин ничего не ответил, и Сонмин кликнул охранника, чтобы тот вызвал конвой. Канин молча поднялся и направился к двери каюты. - Вы, кстати, были правы еще кое в чем, - неожиданно для самого себя сказал Сонмин. - У меня, действительно, никогда не было женщины. После детства, проведенного в портовом борделе, сложно пробудить в себе интерес к плотским утехам с женщинами. Канин обернулся и пристально посмотрел на него. Хорошие парни из Верхнего города редко попадают в портовые бордели. А вот для пиратов такое времяпрепровождение вполне обыденно. Но сам Канин был в борделе только один раз. Ему хватило. - Спасибо за ужин, адмирал. Доброй вам ночи. Ночь была совсем недоброй. Сонмин, способный спать как убитый в сильнейший шторм, не мог уснуть в полный штиль. То ли, действительно, просоленное морем тело требовало бури, то ли не давало покоя что-то еще. Сонмин прогонял и прогонял в голове свой разговор с Канином. Как же они оба обманулись!.. Сонмин был уверен, что глава пиратов — неотесанный головорез из Нижнего города, а Канин ожидал встретить холеного маменькиного сынка с Холмов. И все же... что-то в нем удивило пирата еще раньше? Как он сказал? «Я видел вас в деле, адмирал: к везению это не имеет никакого отношения». Почему же эти слова так тронули его? Почему похвала государственного преступника, за чью голову была назначена баснословная награда, так польстила ему?.. И почему именно от этого человека он услышал то, что постоянно беспокоило его?.. Под утро Сонмин задумался, имеют ли мечты Канина хоть какой-то шанс на исполнение... Он уснул только с рассветом, а проснулся, когда уже было за полдень, и все равно не выспался. А от того, что его, как особу высшего звания, не осмелились потревожить и не разбудили раньше, его настроение только ухудшилось. Щеголяя легкой небритостью и синяками под глазами, он вышел на палубу и столкнулся лицом к лицу с коммандером. - Ваше превосходительство, - поприветствовал его Чо Кюхён и, не дождавшись ответа, задал, видимо, очень волнующий его вопрос: - Как прошел ужин? Сонмин давно уже научился спокойно относиться к нарочито вежливому обхождению коммандера. Сколько воды утекло с их первой встречи, сколько всего он добился. Он обошел Чо Кюхёна во всем, в чем мог, хоть это было и последним, к чему он стремился. И с каждым его достижением Кюхён становился все язвительнее, как будто бы пытаясь каждым словом, каждой своей интонацией напомнить о разнице между ними. Сонмин приложил все усилия, чтобы перебороть невольное раздражение, и сказал: - Капитан Канин — интересный собеседник. Вы не знали, что он родом из Верхнего города? Кюхён усмехнулся. - Это многое объясняет, - сказал он, и Сонмин не понял тогда, что же Кюхён имел в виду. А глаза коммандера сузились и он спросил, почти что зло: - Наш заслуженный гость еще не предложил тебе место своего помощника, если ты его отпустишь? То, как в приватных разговорах коммандер Чо позволял себе переходить на «ты», было самым невыносимым. Сонмин знал, откуда он родом, и Кюхён знал это тоже. И напоминал, напоминал, всегда напоминал об этом. - Вы забываетесь, коммандер, - вяло ответил Сонмин. - Разумеется, - не полез за словом карман Кюхён. - Меньше, чем на Владыку всея Океана, ты не согласишься. Сонмину хотелось его ударить, но это было запрещено всеми писаными и неписаными законами. Адмирал Империи не мог даже отчитать коммандера имперского фрегата. Не по рангу им было устраивать мелочные разборки. - Уступаю этот титул тебе, - кое-как выдавил из себя Сонмин и собрался вернуться в каюту, но следующие слова коммандера заставили его остановиться. - Вы неважно выглядите, ваше превосходительство, - насмешка и пренебрежительность начисто пропали из голоса Чо Кюхёна. Теперь с Сонмином говорил коммандер имперского фрегата, а не заносчивый мальчишка с Холмов. Хотя даже для коммандера имперского фрегата внезапная озабоченность самочувствием адмирала была чересчур внезапной. - Вы нездоровы? - Все в порядке, - ответил Сонмин, хотя ему, как никогда, хотелось поделиться тем, насколько все было не в порядке. - Это просто штиль. Я тяжело переношу спокойное море. Коммандер нерешительно кивнул и ушел первым. День прошел, как в тумане. Сонмин бесцельно бродил по фрегату, отдавая малоосмысленные приказания. Казалось, корабль намертво застрял в одной точке. Казалось, время вокруг остановилось. Сонмин ощущал себя маленькой песчинкой глубоко на дне спокойного до тошноты океана. Он чувствовал себя слабым, беспомощным и мучительно ожидал вечера, чтобы еще раз, еще хотя бы раз почувствовать себя живым. Он распорядился привести Канина еще до того, как подали ужин, потому что не совладал с нетерпением. И, почти не отдавая себе отчета в том, что делает, привел себя в порядок перед этим ужином с особой тщательностью. И улыбка капитана снова оживила его. - Простите, что опять потревожил вас, - сказал Сонмин, когда Канин снова появился на пороге его каюты. - Не стоит. Я очень надеялся, что вы пригласите меня снова. Наш вчерашний разговор многое разбередил, но... мне это было нужно, и я искренне благодарен вам. Сонмина не покидало ощущение, что за кувшином вина встретились два друга, которые могут часами говорить о чем угодно. Он наполнил бокалы, уже даже не спрашивая, и Канин, благодарно кивнув, тут же осушил свой. Какое-то время они просто молча ели, и Сонмину даже не хотелось начинать разговор — ему и так было спокойно,тепло. - Я не спал почти всю ночь, - нарушил молчание Канин и тряхнул головой, будто бы сам поражался. - Я думал о том, что вы мне рассказали. Это... я даже не ожидал, что это так сильно потрясет меня. Понимаете, в своей жизни я увидел больше, чем может увидеть человек из Верхнего города, и узнал больше, чем доведется узнать любому человеку из Нижнего города. До сих мне казалось, что мой опыт уникален. И вот я встретил вас. Я не могу избавиться от мысли, что вы пережили и знаете гораздо больше, чем я. - Не думаю, что это так, - отозвался Сонмин. - Мой мир сначала ограничивался «Приютом угрей», потом прогулочной яхтой богача, а затем Школой Адмиралтейства. Мне кажется... мне кажется, что вы правы, и я совсем несведущ в жизни и в том, что происходит за пределами моего крошечного мира... Канин задумчиво наблюдал за ним. - Вас, похоже, начинает посещать мысль о том, чтобы выйти за его пределы, адмирал? Поверьте мне: не стоит. Это может быть слишком больно. Вы многого добились, и вы заслужили право больше никогда не вспоминать свое детство. - Но я хочу его помнить... - печально сказал Сонмин. - Без него я бы никогда не смог оценить того, что имею теперь. Канин покачал головой. - Вы заслужили полное право не списывать всё, чего добились, на везение. Вы могли отдаться тому моряку. Вы могли закрыть глаза, когда тот мальчишка, что наверняка обращался с вами, как с мусором, свалился в воду. Да, господи, вы могли просто сдаться позавчера, когда мы встретились с вами в море! Никто не осудил бы вас, отпусти вы «Камелию» из-за бури. Смиритесь: вам никогда не везло. Всего этого вы добились сами. К горлу Сонмина подступил ком. Он и хотел бы согласиться, но не мог даже слова вымолвить. - А что вы тогда скажете про себя, капитан?.. - наконец почти прошептал он, и Канин уверенно покачал головой: - Это другое. Мне не повезло... - пират осекся, осознав, что сказал, и ухмыльнулся: - Поймали. Снова поймали. - Вы могли бы быть на моем месте, сложись все иначе. А я не оказался бы даже на вашем. Одному из нас повезло, а другому нет. Вино снова исчезало с невероятной скоростью. - Везение или нет, - задумчиво сказал после очередного глотка Канин, - в конце концов, мы оба оказались на тех местах, которые мы заслужили. И на свое я не жалуюсь. Я не жалею, что выбрал такой путь. - Но далеко ли вы дойдете им?.. - вырвалось у Сонмина, опьяневшего не столько от вина, сколько от голоса Канина. Необдуманные слова тут же напомнили им обоим, чем закончится их путешествие. Канин вздохнул и почти беспечным тоном сказал: - Все пути ведут в одно и то же место. Как бы мы ни прожили свою жизнь, мы оба умрем, адмирал. И когда мы умрем, нам обоим воздадут почести. Разница лишь в том, что в вашу честь будут палить пушки всего имперского флота, а мою кончину отметит черный флаг над тюремной башней Доль-Марина, - по мере того, как Канин говорил, беспечность исчезла из его голоса, а лицо нахмурилось. - Мне иногда снится, как меня вешают. Неприятный сон, никому не пожелаю. Даже нашему дорогому губернатору, хотя, если меня спросить, то по нему веревка плакала еще до моего рождения. Канин испытующе смотрел на Сонмина, ведь, что бы он до этого ни говорил о губернаторе, впервые за оба их разговора он сказал такое. Как облагодетельствованный мальчик из Нижнего города отнесется к таким словам? Но Сонмин не был ни возмущен, ни шокирован. Канин всего лишь сказал вслух то, о чем Сонмина до этого даже боялся помыслить. - Мне никогда не нравился губернатор, - признался он. - Но еще больше мне не нравится, как люди ведут себя с ним. Мой благодетель, господин Чо, долгие годы казался мне олицетворением силы и власти. Я всегда был уверен, что он не склонится ни перед кем. Но потом он представил меня губернатору на одном званом ужине. Этот гордый, уверенный в себе человек лебезил перед кем-то... заискивал... Он расхваливал меня, перечислял все мои достижения в Школе Адмиралтейства, а сам... посматривал мне в глаза и как будто умолял: только не выдай, кто ты на самом деле, только не подведи меня... Я не мог придти в себя, наверное, несколько месяцев. Не занимался ни чем, кроме учебы, засиживался ночами в библиотеке... Чтобы не подвести. Чтобы человек, который дал мне все, не выглядел плохо перед губернатором. Сонмин думал, что его слова вызовут одобрение Канина, ведь тот не скрывал своей ненависти к губернатору, и было за что. Но Канин лишь нахмурился еще больше. - Не могу сказать, что я осуждаю вашего опекуна, - сказал он. - Там, наверху, все привыкли жить в соответствии с определенным порядком. Противостоять этому порядку опасно: я вам рассказал о своем отце и чем обернулась его попытка. Сонмин не мог не согласиться с этим, но и не мог не думать о том, что это неправильно. - Вам не кажется, что это не более, чем оправдание трусости?.. – спросил он. – Я согласен: почти каждому человеку есть что терять в жизни, и боязнь потерять заставляет примиряться с действительностью. Но неужели же никто из этих людей не задумывается о том, что мог бы не молчать, не терпеть?.. - Задумывается, я уверен. Но задумчивость почти никогда не побуждает к действиям. Это вечная дилемма: стоит ли вылезать из своего комфортного, уютного мирка, чтобы отправиться на борьбу со злом, если это зло тебя не коснулось… - сказал Канин. - Вы отправились бороться злом, капитан, - мягко напомнил ему Сонмин. - Но меня оно коснулось, - возразил Канин. – Как раз мне было нечего терять. Сонмина угнетал этот разговор. Если бы, в соответствие с ожиданиями коммандера, капитан пиратов попытался увлечь его своим миром, своей борьбой, он бы с легкостью поверил, что Канин всего лишь выторговывает себе свободу. Но тот уже второй вечер объяснял Сонмину, почему ему не стоит даже задумываться об этом неровном и скользком пути. Это могло быть тонкой хитростью очевидно неглупого человека. Это могло быть расчетливой игрой или искренним желанием скрасить время их путешествия разговором с кем-то, с кем у Канина обнаружилось что-то общее. Это могло быть чем угодно... И Сонмина угнетало, что ему были безразличны, возможно, и правда, корыстные мотивы Канина: что бы ни двигало пиратом, его слова находили слишком сильный отклик в душе адмирала. И сам он вызывал слишком сильные чувства. - Вас все устраивает в вашей каюте, капитан? – поспешил Сонмин сменить тему, прежде чем мысли завели его слишком далеко. - Немного странный вопрос, - чрезмерно бодро отозвался Канин. – Но благодарю: меня все устраивает. Правда… Он не стал договаривать, и Сонмин радостно ухватился за возможность продолжить эту зыбкую тему. - Да, капитан? Что-то не так? Канин вздохнул. - Я просил разрешения побриться, но ваш боцман мне отказал: сказал, что не выдаст мне бритву, даже если получит на это ваш приказ. Сонмин рассмеялся. - Ну, это он все же преувеличил: пока что он еще ни разу не ослушался моих приказов. - Возможно, до этого не было подобных ситуаций, - предположил Канин, и Сонмину стало не до смеха. Конечно же, никто в здравом уме не выдал бы бесценному пленнику возможное орудие для самоубийства. Вполне вероятно, что боцман действительно бы не подчинился, приди в голову беспечного «Везунчика» эта нелепая мысль. - Хорошо, - сказал Сонмин уже серьезно. – Я распоряжусь, чтобы вашу просьбу исполнили, если вы пообещаете… Закончить фразу он не нашел в себе сил, но это и не понадобилось: - Я даю слово, - твердо сказал Канин, и Сонмин ему поверил. Конец ужина получился довольно скомканным: Сонмин боялся выпить лишнего, а Канин раздумывал о чем-то своем, лишь изредка бросая на адмирала пронзительные взгляды исподлобья, от чего тот чувствовал себя, как на раскаленной сковороде. Лишь когда с едой было покончено, Сонмин решился спросить о самом для него важном: - Капитан, почему вы мне сдались? - Я не сдавался, - легко бросил Канин, но Сонмин прекрасно видел, как тот отвел взгляд. - Вы победили меня в бою и взяли в плен. Разве не так было? - Не так, - покачал головой Сонмин, не отрывая от него взгляда. - Вы могли одним движением руки свернуть мне шею, как цыпленку. Вы готовы были броситься на мою шпагу, только чтобы ваша команда не сдавалась. Почему вы позволили мне взять вас?.. На дне бокала Канина оставались считанные капли. Он смотрел сквозь хрусталь на то, как они искрились, и улыбался. - За годы в море я почти убедил себя в том, что на службе Империи стоят только выродки и негодяи, - медленно сказал он. - Я был уверен, что не дам пощады ни одному из тех, кто разрушил мою жизнь и продолжает разрушать другие. А потом... на моих глазах адмирал Империи с горсткой матросов ринулся брать пиратский корабль. Канин рывком опрокинул в себя остатки вина, поставил на стол бокал и поднялся. - Я думаю, я должен идти, адмирал. Если повезет с ветром, уже завтра мы прибудем в Доль-Марин. Вас ждет прием у губернатора, вам нужно выспаться. Он не оставил Сонмину даже выбора. Даже не вызвав конвой, а отправив с Канином собственного охранника, Сонмин был вынужден остаться наедине со своими мыслями. Если с ветром повезет, уже завтра «Везунчик» станет героем Империи, собственными руками поймавшим главу доль-маринских пиратов. Злопыхателей и завистников станет еще больше. Возможно, будут и те, кто восхищался им искренне, но Сонмину никогда не узнать наверняка, кто есть кто. Потому что, даже если он оступится и непостоянная слава обернется против него, и те, кто лицемерил, и те, кто был искренним, отвернутся. Побоятся вылезти из своего комфортного, уютного мирка, не решатся потрясти существующий порядок вещей. Ради этого он старался изменить свою жизнь? Ради этого из кожи вон лез, что сравняться с обитателями Верхнего города? Чтобы так и не узнать себе настоящую цену? Чтобы вечно быть преследуемым одной и той же картиной: рука, взвешивающая кошелек с золотом?.. Сон не шел. Сонмин и хотел бы отвлечься от грызущих его мыслей, но они не отпускали. Не утешала даже мысль о том, что пламенные речи Канина, которыми тот два вечера потчевал «наивного мальчика», могли быть ложью. Даже если его история в чем-то и была выдумкой, в его словах было слишком много правды. Но, что хуже, Сонмин верил Канину. Верил каждому ему слову, взгляду и вздоху… И мысль о том, что уже завтра он отдаст его в руки тюремщиков, была самой невыносимой. Отчаявшись заснуть, Сонмин поднялся и, не обуваясь, вышел на палубу. До одури сухое дерево соприкасалось с босыми ступными и напоминало о штиле. Даже на воздухе было слишком душно. Сонмин повторял самому себе, что всего лишь выполняет свой долг и не ему решать, виновен ли Канин в приписываемых ему преступлениях. Но... кровь, пульсирующая в висках, продолжала вколачивать в его разум невыносимую мысль, что решить это нужно именно ему. Потому что иначе... Двое матросов, дежуривших у каюты капитана пиратов, отдали честь и лишь безмолвно переглянулись, когда Сонмин молча толкнул дверь и зашел внутрь. Как он и думал, Канин тоже не спал. Полулежа на койке, капитан глядел в иллюминатор, и Сонмину было достаточно одного лишь взгляда, чтобы понять, что никакое чувство долга не сможет заставить его сделать то, чего он делать не хотел. Канин заметил его. - Адмирал? - спросил он, присаживаясь. - У меня есть имя, - ответил Сонмин и почти не услышал собственного голоса за гулким уханьем, с которым колотилось в грудной клетке его сердце. Он подошел к койке, поставил колено между раскинутых ног Канина и склонился над ним, упираясь дрожащей рукой в стену. - Сонмин. - Что вы...? - только и успел начать Канин, прежде чем Сонмин поцеловал его. Канин мог остановить его в любой момент, но не останавливал, как будто бы выжидая: на что Сонмин решится? На что хватит его хваленой отваги, за которую он нахватал кучу императорских побрякушек? Сонмин коснулся губами его губ и на мгновение замер, а потом решительно ворвался языком внутрь, вжимая голову Канина в стену и пытаясь изо всех сил удержать равновесие и не потерять остатки разума от пьянящего вкуса. А еще от того, что руки Канина схватили его за плечи. Это длилось недолго. В тот момент, когда Сонмину показалось, что он теряет сознание, руки Канина буквально отшвырнули его, и он лишь чудом удержался, не полетев спиной на пол. Глаза пирата лихорадочно горели, и Сонмин наконец-то увидел всю его боль, всю горечь утрат проступившими на красивом, мужественном лице. - Щенок!.. - почти прорычал тот. - Что тебе еще нужно от меня? Ты взял меня живьем, ты триумфально сдашь главаря пиратов с рук на руки губернатору. Ты достиг всего, чего хотел в жизни! Тебе остается только жениться на одной из губернаторских дочек и забыть о Нижнем городе навсегда! Что ты хочешь от меня сейчас?.. Сонмин тяжело дышал, держа руку у сердца. Чего же он хотел?.. Что еще ему было нужно, кроме возможности обрести настоящего себя?.. - Ты говорил, что я пережил больше, чем ты, - ответил он. - Но я не знал в своей жизни самого важного. Любви. И мне невыносима мысль, что я так никогда ее не узнаю. Не лишай меня этого, прошу тебя. Руки Канина безвольно опустились на его колени. Он выдохнул, запрокинул голову и покачал ей. - С чего ты взял, что это будет любовь? - спросил он, не глядя на Сонмина. - Быть может, я дам тебе то, что ты хочешь, а потом потребую свободу в обмен. - Тебе не придется, - шепотом ответил Сонмин и начал расстегивать свою рубаху. - Я и так отпущу тебя. Всё, что ты хочешь, всё, что я могу тебе дать, - всё это твое. Ты можешь уйти прямо сейчас. Но… задержись, хотя бы ненадолго. И Канин посмотрел на него. Вид худого и мускулистого тела был невыносимо притягателен. И все же Канин смотрел не на его тонкую шею, так и молящую о прикосновении, не на его бедра, по которым беззвучно соскользнула грубая парусиновая ткань. Он смотрел Сонмину в глаза, безотрывно следящие за ним. - Ты так веришь мне?.. - спросил Канин. Обнаженный Сонмин подошел к нему почти вплотную, и Канину пришлось приложить всю силу воли, чтобы не поддаться искушению прижать его к себе. - Я верю в то, что чувствую, - еле слышно ответил Сонмин, коснулся рук Канина, и тот послушно поднял их вверх, позволяя стянуть с себя рубаху. Ладони Сонмина гладили плечи Канина, и Сонмин наклонился к нему и снова прикоснулся к его губам, пытаясь растянуть это мгновение до бесконечности, чтобы воспоминание о нем никогда не стиралось. Руки Канина скользнули по его спине и остановились на талии. А потом поцелуй прервался, и Канин встал. Обхватив руками лицо Сонмина, он посмотрел ему в глаза. Канин всегда думал о себе, как о человеке сильном. Были сомнения, иногда собственная сила казалась ему мыльным пузырем, который лопнул бы при малейшем давлении. Но оболочка пузыря сохраняла целостность, а люди тянулись к нему и признавали его власть и старшинство. И вот он повстречал мальчишку из Нижнего города, который превосходил его и силой, и смелостью. И этот мальчишка отдавал себя ему, не боясь ни трибунала, ни губернатора. И понимая, что он должен оттолкнуть его и что он не может этого сделать, Канин чувствовал себя по-настоящему слабым. - Я не знаю такой силы, которая смогла бы противостоять тебе, - наконец сказал он и поцеловал Сонмина сам. Руки скользили по обнаженной коже, покрытой капельками пота. Губы скользили вслед за руками... Время перестало существовать. Их пальцы сплетались, а потом снова выскальзывали, даря друг другу ласки. Каждый поцелуй казался последним, каждое прикосновение — прощальным. Но время не существовало, и все продолжалось. И нежность, и боль, сменившаяся удовольствием... Они существовали друг для друга, друг в друге. Они любили... Прикоснувшись щекой к щеке Сонмина, Канин выдохнул лишь несколько слов: - Ким Ёнун. Мое настоящее имя — Ким Ёнун... Что-то огромное, почти бесконечное, поглотило их. Первое, что понял Сонмин, проснувшись: поднялся попутный ветер. Было совсем светло, «Звезда Империи» неслась на всех парусах, и отведенное им время неумолимо сокращалось. На секунду Сонмина парализовало от ужаса, но он постарался справиться с собой и начал будить Канина. - Вставай! Поднялся ветер! Канин открыл глаза, потянулся и посмотрел в иллюминатор. Не дожидаясь, пока тот окончательно стряхнет с себя сон, Сонмин начал суетливо одеваться. - Да, - наконец сказал Канин. – Я знаю. Ветер поднялся еще ночью. Он продолжал лежать, и Сонмин, подстегиваемый волнением, не сразу понял, что он сказал. - Поднимайся, у нас мало времени, - поторопил он и лишь через мгновение замер. Ему показалось, что кровь в его венах замерзла и превратилась в густое месиво, царапающее сосуды кристалликами льда. – Ты понял еще ночью?.. Продолжать не имело смысла. Сонмина разрывало от отчаяния, злости, беспомощности и… любви. Он не хотел так просто сдаваться. - Поднимайся, - твердо сказал он. – Ты уходишь, и чем скорее, тем лучше. Канин внимательно посмотрел на него, кивнул и наконец-то подчинился, хоть и сделал это неторопливо и без особого рвения. Убедившись, что он готов, Сонмин рванул на себя дверь каюты… и увидел того, кого хотел видеть меньше всего на свете. Коммандер стоял прямо напротив двери, перекинув через скрещенные на груди руки адмиральский китель и смотрел на Сонмина с такой злобой, которую тому раньше никогда не доводилось видеть. У Сонмина перехватило дыхание, он отвел взгляд, не сразу замечая, что возле каюты нет охраны. У ног Чо Кюхёна стояли сапоги, которые тот раздраженно пнул в сторону Сонмина. - Приведи себя в порядок, - глухо сказал он и швырнул Сонмину китель. Неловко натягивая одной рукой сапог, Сонмин попытался подавить все то, что он давно хотел сказать заносчивому коммандеру. - Распорядитесь подготовить шлюпку, коммандер, - приказал он, но Кюхён не пошевелился. - Ты не успеешь, - ответил он. Кровь застывала, наполняя все тело холодом. - Я не спрашивал вашего мнения о своих планах, - пробормотал Сонмин. - Выполняйте приказ. - Каковы бы ни были твои планы, у тебя не выйдет. Мы в двух милях от Доль-Марина, они уже знают, навстречу нам выслали катер Тайной полиции. За ним. Ты не успеешь. Сонмин замер. Кюхён перевел взгляд за его спину, но, выдержав лишь мгновение, опустил глаза и молча ушел. Сонмин каждой клеточкой своего тела чувствовал за своей спиной Ким Ёнуна, который, конечно же, прекрасно всё слышал. - Ну что, теперь ты убедился, что твой глубиномер неисправен? - усмехнулся Канин, и Сонмин в отчаянии обернулся. На лице Ёнуна не было ни следа разочарования, и Сонмин понял, что тот ни секунды не верил, что спасется. И всё, что было ночью, всё, что Ёнун дал ему, - всё это было дано не в обмен на свободу. - Да, - сказал Сонмин. - Теперь я вижу, что ты на самом гребне волны. Канин отвернулся, и Сонмину показалось, что он не хочет смотреть ему в глаза. - Думаю, у меня еще есть время побриться, - сказал пират. Сонмина передернуло. - Ты дал мне слово! - глухо сказал он. - Что толку печься о сохранности шеи, если меньше чем через час она познакомится с веревкой? - рассмеялся Канин, но потом добавил серьезнее: - Нет, я так с тобой не поступлю. Я дал слово. - Поступи по-другому. Ты можешь взять меня в заложники. Мы уйдем вдвоем, ты будешь свободен. Всё было неправильно, невыносимо неправильно. Канину даже не надо было отвечать на это отчаянное и до прекрасного наивное предложение, но он ответил: - И далеко мы уйдем? Ты хочешь проверить, что для них ценнее: твоя жизнь или моя смерть? Я не хочу. Дело было не только в этом. Даже при таких обстоятельствах капитан пиратов не собирался сбегать, оставляя свою команду. Но Канин сказал именно это, и от такого болезненного признания отчаяние только усилилось. - Но я везунчик, ты забыл?.. – прошептал Сонмин, потому что горло сдавило и голос не слушался. - Да, - согласился Канин. - Никогда не встречал никого удачливее тебя: ведь тебя полюбил я. Но удачей не делятся. Слушай, позволь мне хотя бы умереть чисто выбритым?.. - Посмотри на меня... Время, обманчиво остановившееся ночью, теперь стремительно убегало в никуда. И Сонмину был нужен лишь один взгляд, чтобы осознание происходящего стало хоть чуточку менее болезненным. - Если я скажу тебе, что всё к лучшему, ты мне поверишь?.. И Сонмин хотел верить, но желание обнять спутывало все мысли. Прислонившись лбом к затылку Ёнуна, он просто запоминал, пытался удержать это неуловимое чувство, которое не сможет оживить ни одно воспоминание и которое можно пережить, только прикасаясь к любимому человеку. - Так не должно быть... - прошептал он. - Я должен был спасти тебя... Я должен был... Но Ёнун не ответил. Сонмин не помнил, кто именно выволок его на палубу встречать отряд Тайной полиции. Он помнил лишь, что ноги его не слушались, будто бы скованные кандалами. До этого он никогда не имел с ними дело, но чувствовал, — так же на уроне подсознания, как и антипатию к губернатору, - что ничего хорошего общение с ними не приносит. И одного взгляда на них в этот момент было достаточно, чтобы смутное чувство неприязни превратилось в ненависть. Их было всего лишь трое. Смешно: он, возможно, смог бы и в одиночку с ними справиться, а вместе с Канином и подавно, но... против них были бы не только эти трое. Вся команда «Звезды Империи» должна была бы остановить явно потерявшего рассудок адмирала. Может, кто-то бы и усомнился, может, даже многие, но... многие ли решились бы вылезти из своего комфортного, уютного мирка и нарушить привычных порядок вещей?.. Старший из троих офицеров Тайной полиции приблизился к Сонмину. Высокий, худосочный мужчина с лицом коршуна взглянул сверху вниз на едва стоявшего на ногах юношу, и по его лицу скользнуло что-то вроде усмешки. - Примите мои поздравления, ваше превосходительство, вы совершили настоящий подвиг. Казалось бы, он говорил обычным голосом, и ничто в его интонациях не давало повода подозревать его в неискренности. Но Сонмин понял сразу: этот человек знает о нем всё, презирает его за это и ненавидит за то, что поймать главу пиратов, о чем Тайная полиция в течение долгих лет только мечтала, удалось именно ему. И, если Сонмин оступится, этот тип уничтожит его без каких-либо сожалений. - Я всего лишь выполнял свой долг перед Империей, - ничего не выражающим голосом ответил Сонмин. Собеседник удовлетворенно кивнул. - Мы заберем его сейчас же, - сказал он. - Позже прибудут другие - забрать остальных пленников. Вам приказано оставаться в порту до дальнейших распоряжений. - Я хочу говорить с губернатором, - сказал Сонмин. Офицер изучил его особенно пристально и в этот раз даже не попытался скрыть ухмылки: - Не думаю, что я тот, кто сможет исполнить ваше желание, ваше превосходительство. Мы отбываем немедленно, распорядитесь доставить капитана пиратов. Ничто не могло заставить Сонмина отдать этот приказ, но это и не понадобилось: команда расстаралась самостоятельно. Если бы не чья-то рука, предусмотрительно удерживающая его, он бы что-нибудь сделал... что-нибудь, после чего ему уже нечего было бы терять, кроме чувства собственного достоинства... Но Сонмин всего лишь беспомощно смотрел, как Канину связывают руки и препровождают на катер. Канин нарочно избегал его взглядов, так будто бы его не было. Последние два дня, разбередившие в Сонмине слишком много, казались лишь сном, игрой воображения и в то же время самым реальным, что когда-либо с ним происходило. Он должен был что-то сделать. Хоть что-нибудь. Когда катер отбыл и Сонмину оставалось лишь провожать взглядом спину человека, который стал для него смыслом жизни, ему показалось, что ворот кителя душит его. Из последних сил, отчаянно пытаясь восстановить дыхание, он рванул его, и лишь стук упавшей на палубу пуговицы отрезвил его, и он наконец-то рванулся к борту фрегата. И в этот момент Канин наконец-то обернулся. Он улыбнулся ему так, что можно было и позабыть о том, что происходило на самом деле. «Если я скажу тебе, что всё к лучшему, ты мне поверишь?» - спрашивали его глаза. «Пусть так... пусть всё к лучшему... но я не могу тебя потерять...» - отвечали ему полные боли глаза Сонмина, но Канин всего лишь кивнул и вновь отвернулся. И Сонмину стало еще больнее. - Ты сейчас обвиняешь себя, - услышал он за своей спиной голос Кюхёна. – Зря. Я мог разбудить вас раньше, но не стал. - Почему? – Сонмин не особо задавался вопросом, зачем он спрашивает, когда это уже не имело значения. Кюхён помедлил. - Потому что на войне и в любви все средства хороши, - наконец ответил он. - Так между нами война? Тоскливый крик кружащих над ними чаек заглушал слова. - Нет, - совсем тихо сказал Кюхён. - Послушай, если тебе нужно кого-то обвинять, обвиняй меня. В его смерти буду виноват я и такие, как я. Был ли хоть кто-то виноват?.. Неожиданная попытка Кюхёна избавить его от чувства вины, его еще более неожиданное признание… все было таким ненужным и неуместным… - Не надо. Я уверен, что ты понял, где я провел ночь, когда было уже слишком поздно. Ты тоже не успел, - сказал Сонмин и добавил, понимая, что не верит собственным словам: - Никто не виноват. И... он не умрет. Его будут судить. Его не могут так просто убить без суда. Я буду говорить с губернатором. - Ты слышишь самого себя?.. - Кюхён пытался заставить свой голос звучать резко, но тот слишком дрожал. - Что ты сможешь сделать?.. С кем поговоришь?.. Кто будет тебя слушать?!.. - Если придется, я дойду до самого Императора. Я не допущу, чтобы... - Ненавижу тебя... - перебил его Кюхён, и Сонмин, хоть его и пожирали мысли о совсем другом человеке, не мог не повернуться к нему. - Я тебя просто презираю!.. Как можно после всего, что с тобой было, так верить в людей?.. Всегда, всю свою жизнь... и когда я тебя бил, и когда тебя били другие, ты всегда пытался увидеть во всех лучшее! Я боялся, что ты станешь, как все, но ты стал даже хуже. Разуй наконец свои глаза! Ты знаешь меня! И ты знаешь, что там, наверху, - все такие же, как я! Его не будут судить! Пойми ты, его уже давно осудили!.. Сонмин смотрел, как по лицу Кюхёну против его воли стекают слезы, и не понимал, как мог так ошибаться. Во всем. С самого раннего детства он прощал Кюхёну все обиды, все удары, все наговоры, списывая это на обычную детскую зависть — ведь он украл у него внимание отца. Кюхён никогда не упускал возможности доказать ему, что мир никогда не будет добр к такому, как Сонмин. Но мир был к нему добр. Слишком добр. Настолько, что он поверил, будто может поделиться своим везением с кем-то еще. Полицейский катер уже давно пристал, и Сонмин отсчитывал минуты до того момента, как тюремный экипаж доставит пленника наверх, в тюремную крепость. - Коммандер, распорядитесь приготовить все орудия к залпу. По моему приказу, - глухо сказал он Кюхёну. Он снова повернулся лицом к берегу, но все равно чувствовал взгляд опухших от слез глаз Кюхёна затылком. - Ты понимаешь, что ты делаешь? - спросил Кюхён. Сонмин лишь кивнул. И спустя вечность он услышал: - Слушаюсь, ваше превосходительство. Взгляд Сонмина был прикован к флагштоку тюремной башни в Верхнем городе, а душа ныла от боли, которой он до этого никогда не знал. Вся его жизнь от рождения в «Приюте угрей» и до этого момента была просто мертвым штилем. Позволяя судьбе вновь и вновь одаривать себя, он не думал о том, что за везение надо платить. Он, поднявшийся с самого дна на самый верх, не имел права почивать на лаврах. Это было неправильно, дико и несправедливо, что парень из Нижнего города и парень из Верхнего города могли пересечься только в этой точке, за которой были только боль и безысходность. Сколько еще мальчишек должно было сгнить заживо в портовой клоаке?.. Сколько еще хороших, стоящих ребят должно было развратиться властью и вседозволенностью?.. Выждав, сколько хватило сил, Сонмин поднял руку. Все пушки уже были готовы, и оставалось только дождаться знака, чтобы, как только над остроконечной башней тюремного замка взовьется черный флаг, мерную тишину погрязшего в боли города нарушил грохот тридцати разорвавшихся в воздухе снарядов. А погода снова менялась. От штиля не осталось и следа: в гавани поднялся сильный ветер, предвещая новую бурю, и команду адмирала уходить обратно в море коммандер расслышал лишь со второго раза.