Vultures

      Томас мог бы претендовать на право самого обычного служащего Отдела Информации, добросовестно выполняющего свои должностные обязанности, если бы не пара судебных обвинений в посягательстве на разум. И оба обвинения звучали как: «Посягательство на верховенство знания, посредством осознанного стремления затуманить разум», видимо, с намёком на то, что алкоголь якобы вызывает отупение.       Как ни странно, но всё закончилось достаточно сносно, поскольку оправдание, вернее, объяснение своей алкогольной зависимости подсудимый в первый раз назвал «способом посмотреть на привычный мир другими глазами», а во второй раз объяснил тем, что «алкоголь повышает его работоспособность во всех смыслах».       Оба высказывания, по сути, были для него правдой, а ещё он просто любил выпить. Власть вполне устраивал такой ответ, ведь он подтверждал человеческое стремление ко всестороннему изучению мира, но начальство Томаса по-прежнему оставалось недовольным. Парень получал как минимум один выговор за «приход на рабочее место в нетрезвом виде» каждую неделю, но его это вообще никак не волновало. Он приходил на работу всегда вовремя, с точностью до минуты, молча прикладывал ладонь к биометрической доске, отмечающей время прибытия сотрудника и проходил к себе в кабинет, находящийся в самом дальнем углу четвёртого этажа. На двери в помещение висела небольшая табличка с потёртой, едва различимой надписью «База данных».       Само помещение напоминало скорее кладовку, нежели чьё-то рабочее место. Небольшая комната вдоль стен которой стояли крупные, под самый потолок высотой, металлические стеллажи с расположенными внутри серверами с небольшими электронными экранами, на которых изображались алфавитные указатели. Порой одна буква могла занимать несколько ячеек сервера и ещё делить половину ячейки со следующей. Все сервера делились на два типа:       Сервера первого типа, располагавшиеся по обеим сторонам помещения, являлись основной базой данных, и в них располагались сведения обо всём, что только было известно человечеству.       Второй тип – личности. Стеллажи с данными этого типа располагались вдоль стены позади рабочего стола Тома. В них содержалась информация о всех зарегистрированных жителях города, а между собой стеллажи делились по секторам, которые на электронных экранах именовались просто: #1 или #12, просто в зависимости от номера сектора.       Секторов было 14, нумеровались они по мере отдалённости от центра города и располагались кольцами. Старая бумажная карта города, висевшая на двери, прямо напротив рабочего стола, изображала собой действительно круглый город, поделённый разноцветными кольцами на сектора. Самыми крупными из них были сектора со второго по шестой. Фактически, они образовывали собой центр города, в то время как первый сектор, находящийся в сердце карты покрывался одним единственным зданием – Отделом Власти. Свободный доступ в первый сектор был запрещён, туда можно было попасть только по особому приказу, который зачастую не означал ничего хорошего. Все жители первого сектора были синтетами – человекоподобными роботами из органических (никто никогда не упоминал, была ли эта органика синтезирована или снята с людей) материалов, обладающих полным сознанием и возможностью развития. В первом секторе проживало пятнадцать тысяч синтетов, выполняющих все виды работ исключительно внутри сектора, покидать который они не имели права, хотя на самом деле и не могли, они просто были лишены чувства и даже мысли о свободе. Их жизнь – это служба Власти до самой смерти. Список жителей выглядел как набор греческих символов с порядковыми номерами от единицы до пятнадцати тысяч.       Впервые синтеты появились спустя пять лет после «Переворота» в качестве замены людей, работающих на опасных производствах. Вторая волна была направлена на замену людей в здравоохранительных органах, дабы снизить все потенциальные потери среди полицейских. Через десять лет после «Переворота» синтеты стали совершенно обычным и повсеместным явлением. К настоящему моменту сфера их применения начиналась на замене ребёнка в семьях, которые не могли позволить себе настоящего, и заканчивалась проституцией, в которой они пользовались большим и большим спросом. Но порой встречались и те, кто были совершенно свободны и жили своей жизнью подобно людям. Такие появлялись, когда их хозяева умирали или в том случае, хозяин сам освобождал синтета, давая ему свободу. Их не любили, поскольку отношение было в-первую очередь как к рабам, никто не хотел видеть равного себе в искусственно выращенной подделке. Это умаляло чьи-либо чувства.       Но не чувства Томаса, ему было просто всё равно. Его вообще мало волновало и всё, что его тревожило – необходимость до дома живым во время комендантского часа.       И таким образом, он, сидя за своим столом, выполнял работу посредника: отвечая на запросы о тех или иных личностях, к которым он давал направление и предоставлял доступ, а, так же, занимался фильтром и отслеживанием действий горожан в сети. Тот самый человек, который наверняка знает, что ты смотришь синтет-порно, пока мамы нет дома.       Более того, он даже знал, где ты живёшь и как тебя зовут.       Если первая часть была несложной и вполне посредственной, то вторая вызывала трудности из-за просто гигантского количества запросов, каждый из которых нужно было проверять на предмет доступа к опасной информации, которой нужно было уметь пользоваться.       Это создавало небольшой парадокс, когда власть знаний ограничивала доступ к знаниям, но, всё-таки, именно к тем, которые могли вызывать деградацию человека, склонить к противоправным действиям или вызвать в нём инакомыслие. Существовал целый реестр информации, которая котировалась от подозрительной до вредной, порой даже в пределах одного и того же объекта. Та Та же самая обычная синтет-порнография не была в их числе, поскольку это знание могло потенциальной пригодиться подростку в будущем, но порнография с элементами изнасилования уже вызывала подозрение.       Рабочий день начинался в девять часов утра и заканчивался с девяти до одиннадцати часов вечера, в зависимости от того, как рано приходил ночной сменщик. Работа пятидневная и однообразная, а результаты работы как таковые не учитывались, главным было отсидеть свой рабочий день на месте и сделать хоть что-нибудь в образовательном плане. Начальство всегда знало, чем заняты их сотрудники и, хотя в той кладовке висела какая-то древняя лампочка, которая еле-еле светила, камера в тёмном углу, висевшая слева от двери, всё равно всё видела. Ночной сменщик даже не подозревал о ней, потому каждый рабочий день Тома начинался с краткого обзора деятельности своего коллеги за ночь. Образовательный минимум выполнен. Последующие два действия были традицией уже на протяжение двух лет: первое – нагло открыть бутылку пива, или чего покрепче, на рабочем месте, второе – показать хмурую физиономию камере в углу комнаты, в знак приветствия своего наблюдателя.       И только потом начиналась работа.       Минимум контакта с людьми, безграничный доступ к чужой частной жизни, вплоть до подключения к веб-камерам граждан и, конечно, возможность пить в одиночестве, когда никто не мешает.       Сегодня было не исключением. Томас, сбросив плащ на вешалку, сел за стол, сделал пару нажатий на экране и включил запись камеры с ночной смены, человек, наблюдающий за происходящим по ту сторону камеры, естественно, знал, чем занят сотрудник, но ничего не мог сделать, ведь всё это делалось в исключительно познавательных целях. Наблюдать за своим коллегой, попутно отпивая из бутылки – это часть познавательного процесса и не более.       Недовольный взгляд камере, в знак пожелания наилучшего дня, и работа действительно началась.       Парень провёл пальцем по второму экрану и бесконечные запросы в сети то и дело начали лезть на экран. Зачастую всё это можно было свободно одной рукой убирать в корзину проверенного мусора: порно, порно с неграми, советы беременным, рецепты приготовления вишнёвого пирога, интернет-магазины со всяким хламом, кто-то интересуется породами собак, снова какие-то сомнительные интернет-магазины, кто-то интересуется покупкой автомобиля, а вот здесь кто-то хочет узнать всё о членистоногих, кому-то стали интересны новости, а здесь опять порно. И всё это велением одной руки летит в корзину.       В следующий момент экран забивается ещё большим количеством запросов, большинство из которых повторяют только что отправленные в хлам.       – Я ненавижу эту работу. – подумал Том, сделав несколько глотков из бутылки и опустив взгляд на стол.       «Нет стимула работать лучше, чем бутылка хорошего абсента, но это тоже сойдёт.» - гласила мотивирующая записка, прикреплённая к поверхности стола.       Левый монитор продолжал играть запись работы ночного сотрудника, который с лицемерной настойчивостью послушно выполнял свои обязанности, хотя все прекрасно знали, что мужики за камерами спят по ночам и им вообще было пофиг, чем там занимаются остальные.       Правый монитор продолжали покрывать бесчисленные запросы внутри сети, люди хотели настойчиво порнографии, рецептов и советов.       – И кому это только интересно. – пробубнил парень хриплым голосом и сделал несколько глотков пива, между делом продолжая сбрасывать запросы в утиль.       Хрипота его голоса была практически натуральной, за исключением того, что Том много курил, а ещё ненавидел свою работу, что не могло не убавлять ноты радости в его голосе.       В тусклом свете лампы были вполне различимы крупные синяки и мешки под глазами парня, так же он не был побрит и носил довольно выдающуюся щетину. Он редко расчёсывал свои длинные волосы из-за чего они постоянно были в неопрятном виде, но кого бы это действительно волновало и в довершение образа – он ненавидел свою работу. Томас мог бы претендовать на право самого обычного сотрудника, но он был слишком задолбан для этого, а ещё ненавидел свою работу. Его портрет никогда не будет украшать доску сотрудников месяца, потому что у него непрезентабельный вид, плохая репутация и он ненавидит свою работу.       Помещение «базы данных» было своего клеткой, все прекрасно это понимали, но никто не хотел признавать этого, чтобы не выставить себя жертвой или, напротив, надзирателем. Всё должно быть в рамках приличия и не ущемлять возможности других.       «Отдел Информации – это самая важная ячейка Империи. Быть сотрудником ОИ – значит быть самым важным гражданином Империи. Парень, тебе стоит гордиться тем, что ты достоин работать здесь!» – сказал какой-то усатый пожилой мужчина Томасу, когда тот первый раз пришёл сюда по поводу трудоустройства.       – Да-да, конечно. – думал про себя он, вспоминая тот диалог и попутно отхлёбывая из бутылки посреди рабочего дня. – Я настолько важная шишка, что могу спокойно пить среди рабочего дня и ничего не бояться. Эта крепость неприступна. – он отпил ещё раз и поставил бутылку между двух экранов. Работа монотонно продолжалась. Движение руки и бесполезные запросы летят в мусорку. Ничего нового. Ночной коллега по ту сторону экрана, по-прежнему, со всей упорностью выполняет свои должностные обязанности, а его дневной коллега, сгорбившись и опираясь головой на левую руку, продолжает безразлично отправлять сетевые запросы в корзину.       Основная проблема работы в ОИ заключалась в том, что тебе нельзя покидать рабочее место не на секунду. Никого не волнует, что человеческий организм имеет естественную потребность в мочеиспускании, особенно при употреблении большого количества жидкости, но в настоящее время даже это было не совсем актуально. Медицина всё-таки достигла нового уровня своего развития. Аугментации тела и имплантация стали повседневной практикой и, естественно, Тома это не обошло стороной. Ещё при рождении, по желанию его родителей, парню были проведены несколько имплантаций, в частности вживлялись имплантаты нервной системы и различных отделов головного мозга, но в сравнение с тем, как сейчас себя видоизменяют люди – это было практически отсутствием каких-либо модификаций. Конечно, с его заработной платой он запросто мог позволить себе в любое время пойти и заменить хоть всё тело разом, но, по его мнению, это бы было совершенно лишней тратой сбережений и всё, что он добавил себе за сознательную жизнь – ещё парочку нейроимплантов для того, чтобы медленно пьянеть и быстрее соображать в любых ситуациях. Минимум гарантирующий выживание. А ещё из-за устаревания тех имплантатов, что были вживлены ему после рождения, у него была слабо развитые эмоции и мимика, а также он страдал мигренями. Жить это не мешало, да и не то, чтобы новое поколение имплант ему действительно было нужно.       Рутина продолжалась несколько чёрно-белых часов, пока на левом экране не начались интересные подробности: ночной коллега заснул. Просто вырубился и воткнулся лицом меж двух экранов.       – Если в конце смены я обнаружу своим сменщиком синтета или другого парня, – подумал Том, – значит этот сидит где-нибудь в тюрьме или чего похуже. За твою удачу, коллега. – он отпил из бутылки пару глотков и продолжил заниматься своей работой.       Рутина возобновилась с новой силой. На левом экране стоп-кадр: спящий ночной работник. Не то, чтобы на него было приятно смотреть, просто парень знал, что начальство удалённо может просматривать его рабочий стол. И что оно видит? Запись спящего сотрудника.       – За твоё здоровье, коллега. – отпил ещё раз.       На правом экране по-прежнему появляются совершенно не несущие смысловой нагрузки запросы, которые рука-фильтр тут же отправляет в мусорку. Запросы советов, рецептов, популярных марок аэромобилей, порнография, беременность у синтетов…стоп. Том тут же вслух перечитал последний запрос. Синтетов не должны волновать такие проблемы. Парень открыл запрос и произвёл подключение к месту запроса. На экране появилось изображение девушки-синтета.       – Снова? – чуть повышая голос выдал парень, – С каждым днём становится всё хуже и хуже. – раздражительно произнёс он, сделал пару больших глотков и начал потирать переносицу, чтобы перевести дух.       На экране было изображение избитой девушки-синтета, чёрная смолянистая кровь стекала из рассечённой брови вниз по щеке, а где-то чуть сочилась из разбитой, непрерывно дрожащей нижней губы. У неё были ярко заметны синяки и следы побоев на лице. Избитая еле сдерживала все свои эмоции, держась одной рукой за щеку, чтобы приостановить кровь. Вывод напрашивался сам по себе – её изнасиловали. Этот случай был не первым в трудовой практике: за последние два года подобное случалось, но последние полгода эту сцену можно видеть чуть ли не каждую неделю. Один и тот же сценарий – избитый и наверняка изнасилованный синтет. Если все вокруг предпочитали считать их расходным материалом или рабами, то парень так не думал. Во многом это подчёркивал тот факт, что его единственным другом детства являлась девушка-синтет, которая закончила так же, как и все эти бесчисленные жертвы человеческой гордыни и похоти. Только она этого не пережила. Томас даже далеко не был причастен к происходящему, но это событие уже долгие годы тяготило его, вызывая беспорядочные приступы агрессии по отношению к людям и формируя социопатию. Скорее всего, травма действительно нанесла непоправимый ущерб его психике, но как он говорил – ему всё равно.       Рабочие часы всегда длятся бесконечно, притом, что сотрудник может не знать, который сейчас час, потому что экраны лишены индикатора часов, в помещение нет настенных часов, более того – в помещении нет окон. Ничто не может даже намекнуть тебе, как долго ты сидишь в этой клетке. Но дневного коллегу спасали наручные часы, которые он носил на правой руке. Сейчас ровно девять-тридцать вечера. Скоро должен прийти ночной сотрудник…или его синтет-замена. – пробубнил под нос парень, следом отпив из бутылки, с которой упало всего пару капель. Запасы алкоголя исчерпаны. Дальше работать было невозможно.       Благо, кто-то постучался в дверь.       – Войдите. – отрезал Томас, обратив взгляд сквозь экраны на дверь. Его рука на автомате продолжала сбрасывать запросы в корзину.       Следом за металлической дверью внутрь вошла слегка смуглая девушка, приятная на вид, с собранными в низкий хвост тёмными волосами. Она была одета в серый рабочий комбинезон.       Это могло означать только одно – нужно выпить за упокоенную душу бывшего коллеги.       – Я здесь новый? Сотрудник. Эпсилон-5. Зовут. – механическим, слегка искажённым голосом проговорила она, тупым взглядом уставившись в сервер находящийся позади рабочего стола.       Поправка. Девушка-синтет. Основная проблема, которую до сих пор почему-то не смогли решить – это заторможенность развития речи. Изначально синтеты не умеют говорить им приходится учиться буквально с нуля. Вот конкретно данный экземпляр уже получил свои ценные указания – работать. Даже имя дали. Чёрт возьми. Не так всё должно было случиться, не так. – думал он, смотря на своего нового сменщика. Ему была противна ситуация, вернее, то, кто перед ним – очередной безмозглый раб. Ему захотелось выпить. Чего-нибудь крепкого и как можно скорее.       Парень кинул пустую бутылку в стоящую под столом корзину, поднялся из-за стола и направился к выходу. Прямо перед дверью он хлопнул сменщицу по плечу, пожелав продуктивного труда и крепкого сна, снял с вешалки плащ и следом же вышел наружу. Синтет ещё несколько минут стояла совершенно неподвижно, тупо смотря через открытую дверь, в спину уходящему парню с тёмными растрёпанными волосами.       Длинный коридор с редкими, от самого пола, больше человеческого роста, окнами; висящими через каждые двадцать метров лампами, жёлтыми гладкими стенами и коричневым однообразным деревянным полом. В противоположной от окон стене располагались кабинеты, на дверях висели таблички с названиями помещений: «Кладовая», «Офис охраны», «Газета», «Печать», «Цензура» и тому подобные. Отдел Информации занимался всем, что было связанно с информацией, в частности, занимаясь её оборотом и регуляцией, занимаясь и выпуском газет, и общей печатью, и цензурой всех сфер, начиная колонками газет и заканчивая кинематографом.       Обычно здание уже был пусто в это время суток, за исключением трёх вещей: охраны, надзирательного поста и «Базы данных», которая была единственным не охранным элементом, работающим двадцать четыре часа и семь дней в неделю. Благо, что рабочий график был два через два, иначе бы Том давно совершил самоубийство или был бы устранён за сон на рабочем месте уже через несколько рабочих дней.       Парень поспешно двигался по коридору, надевая на себя тёмный плащ, после чего спрятал руки в карманы. Тишина, стоявшая в здании, нарушалась частыми ударами ботинок по дереву. Каждый этаж был абсолютной копией других десяти этажей, разница заключалась лишь в названиях отделов, но исключением планировки являлись двенадцатый, тринадцатый и два подземных этажа здания, поскольку являлись сверхсекретными и закрытыми и доступ к ним был только у…а чёрт знает, у кого действительно был доступ в эти места. Лишние вопросы никто никогда не поощрял. Прежде чем выйти из рабочих помещений здания, нужно было приложить руку к биометрическому сканеру, означающему окончание твоего рабочего дня, и пройти через металлоискатель, наконец – ты оказывался в вестибюле здания.       Прямо напротив входа, за полукруглым столом, в окружении шести мониторов, находясь в полудрёме сидел толстый усатый мужчина лет пятидесяти. Работа была ему была очень интересна, об этом говорила уткнувшаяся в ладонь голова, которая совершенно не понимала, что в вестибюле есть камеры, которые оценивают уровень его работоспособности. Как только значение работоспособности сотрудника падало ниже пятидесяти процентов – тебя приглашали на встречу с начальством, которое задавало весьма щепетильные вопросы о твоей жизни за пределами рабочего места, притом, что ты не имел права соврать. Притом, что они всё знали и без твоих неразборчивых ответов, придурок.       Ложь – худшее из преступлений против знания.       Ложь – абсолютное отрицание ценности знания и умышленное сокрытие таковой.       По результатам этой встречи решалась твоя дальнейшая судьба. Всё могло закончится от больничного до штрафа, увольнения или, того хуже, тюремного заключения. В Отделе Информации помимо всего прочего, в случае увольнения или тюрьмы, назначали промывку мозгов, чтобы сотрудник не вынес какой-либо информации. Не говоря о самих серверах и прочих источников информации, в строгой секретности держали даже планировку здания. Хотя, пожалуй, о планировке подземных этажей, а также верхних пяти этажах не знали даже охрана и надзирательный пост.       Вестибюль был выполнен в достаточно консервативном стиле: высокий потолок, множество пустого пространства, напольное покрытие из чёрного мрамора и четыре крупных колонны из того же мрамора. Перед колоннами стояли огромные строгие статуи четырёх человек, занимающих высшие должности в ОИ. Стоило человеку войти в здание, как он тут же понимал куда именно он попал. Четыре великих стоика, на чьих достижениях держится всё настоящее общество, презрительно смотрят на тебя, обычного таракана, и тебе нигде не скрыться от их взглядов.       Не задерживаясь, парень поспешно пересёк помещение, открыл стеклянную дверь и вышел наружу. За его спиной, тридцатиэтажное здание Отдела Информации чёрным прямоугольным монолитом возвышалось над Четвёртым Сектором, оно, к слову, являлось далеко не самым крупным зданием в районе и уступало множеству небоскрёбов местных магнатов.       Томас достал из кармана плаща мятую пачку сигарет «Ignis» и закурил. На улице стояла довольно тёплая для этого времени года погода, было безветренно. Информационное табло висевшее на ближайшем фонарном столбе гласило «-2 градуса цельсия». Снег валил обильными крупными хлопьями и из-за отсутствия ветра казалось, словно он парит в воздухе. Парень простоял в свете фонаря ещё несколько секунд, пытаясь отбросить все мысли рабочего дня, и направился прочь от ОИ, в направлении Третьего Сектора.       Том не любил главные улицы из-за гигантского и нескончаемого потока людей, но ещё больше его раздражал шум, которым были наполнены главные улицы. Потому он всегда двигался переулками и безлюдными улицами, которых, на самом деле было множество, но всех их объединял один фактор – бездомные. Они были повсюду, во всех тёмных углах, за всеми крупными мусорными баками и в каждой дырявой коробке. Такой была участь тех, кто не выдерживал ежегодную индексацию человеческого развития – их выкидывали на улицу без права возвращение в строй общества. Они, по мнению Власти, деградировали и ничем не лучше бездомных животных на улицах – вот там им и место. Если твой коэффициент развития даже на одну сотую не изменился за 365 прожитых тобою дней – ты провёл их абсолютно впустую. Этих бездомных в широких массах называли «недолюдьми». Если человек не развивается – он «недочеловек». А в том случае, если коэффициент развития становился отрицательным относительно прошлого года – человек отправлялся в карцер, где должен был «подумать над своим поведением», но, как показывала практика, никто из карцера не возвращался. Их либо убивали, либо делали первоклассным материалом для создания новых синтетов (Во всяком случае, так гласили некоторые слухи). Зачастую, коэффициент становился отрицательным после года жизни на улице в качестве «недочеловека», фактически, это была отсрочка неизбежного. Им просто давался лишний год, прежде чем стать биоматериалом. И так каждый год. Постоянный приток материалов позволял налаживать выращивание синтетов, а те, в свою очередь, никогда не разочаровывали Власть. Синтет, выращенный ради службы своей Империи, был идеальной марионеткой, беспрекословно выполняющей любой приказ Власти.       Такова была жизнь каждого, кто ещё не находится на улице.       – Жизнь – вечная ходьба по лезвию бритвы, которая готова в любой момент перерезать тебе глотку за то, что ты оказался недостаточно «развитым» в глазах системы, да? А мир просто погружённая в бесконечный хаос машина, перемалывающая кости одним лишь для того, чтобы произвести на свет куда более послушных и беспрекословно приспособленных. – опустошённым голосом пробубнил себе под нос Том, проходя мимо парочки бездомных в рваной одежде, которые пытались согреться друг о друга телами, и вместе с тем укрывались дырявым синтетическим одеялом. Они доживали свои последние дни перед ежегодной индексацией.       Длинная череда тёмных улиц и переулков, освещённых только блеклым светом неоновых вывесок на различных магазинах электронной техники, секс-шопах или барах, последние к настоящему моменту уже закрывались. Ночь давно перестала быть временем суток, когда человек мог прийти в бар и выпить после рабочего дня, большинству из жителей города через шесть часов подниматься на работу и идти на производство, чтобы в итоге остаться живым ещё один день. Притом, не смеем забывать о развитии, иначе дорога на улицу гарантирована. Рабочий день большинства людей начинался в девять часов утра и продолжался двенадцать часов, а то и больше.       Томас брёл по улицам около часа, шагая из переулка в переулок, сменяя одну сигарету другой, пока наконец не достиг своего места назначения. Это был небольшой непримечательный тупик на западе Третьего Сектора, темнота которого разбавлялась еле различимым свечением неоновой вывески-указателя. Это был выход в подвальное помещение.       Над входом в подвал висела небольшая фиолетово-синяя неоновая надпись «Маринер 11».       Он бросил сигарету на снег и придавил её ногой. Парень медленно спустился по ступенькам вниз и вошёл внутрь. Помещение напоминало самый обычный подвал с голыми бетонными стенами, покрытыми различными плакатами, постерами и любительскими-фотографиями. В воздухе едва слышно играла не очень популярная электронная музыка, но местному бармену она была очень даже по душе. Освещение представляло собой тройку крупных ламп, расположенных по периметру комнаты, а, так же, было несколько мелких неоновых вывесок возле барной стойки. Помимо барной стойки здесь было только несколько барных стульев, оставшееся пространство было пустым, но его было не так уж много, что не создавало ощущения пустоты. Этот подвал было своего рода баром «для своих» и расчёта на большую проходимость не было, более того, вряд ли кто-то посторонний знал о существовании этого бара.       Иных посетителей, как обычно, в это время суток не было.       Электронное табло часов, висевшее за барной стойкой, показывало ровно десять-двадцать.