***
Ещё со школы. Мы проводили вместе много времени. Как настоящие лучшие подруги. Знаешь, как оно бывает? Вместе гуляли, вместе играли, вместе списывали домашнее задание. Над нами даже подшучивали всегда над обеими сразу. Представляешь? Мы этим очень гордились. Так вместе выросли и покинули родителей. Нужно было найти собственный дом и, конечно, мы решили его снимать тоже вместе. Это казалось отличной идеей. И поначалу всё и шло отлично. Теперь мы могли общаться ещё больше. Я получила собственную кухню, которую могу обставить на свой вкус, в которой могу делать всё так, как хочу. Лира получила большую комнату, которую можно полностью обклеить плакатами и заставить шкафами с фигурками и в которой можно свободно собирать свои посиделки. Не слишком высокие мечты. Но мы мечтали именно об этом. Знаешь? Когда покупаешь вещь, которую давно хотела, радуешься, аккуратно прикасаешься, бывает, и хвастаешься, какая она замечательная. Но проходит время, и начинаешь замечать недостатки, где-то не так удобно, как представляла, что-то не так красиво. Так и тут. Свершилось, мы стали жить под одной крышей, и спустя какое-то время наши привычки и увлечения стали… раздражать. Ну. По крайней мере, меня раздражали. Да. Сейчас вспоминаю и не уверена, что во мне что-то не устраивало Лиру. Стыдно это признавать. А ведь я злилась. И на её легкомысленность. И на какие-то книги и журналы, разбросанные в зале. И на этот кружок, который, бывало, разбредался по дому, в плащах и с палками. Злилась. И молчала. Лучшие подруги ведь не должны ссориться. Лучшая подруга не должна злиться. И я начинала злиться ещё и на себя, и раздражение накапливалось. Я терпела, но во время одного из собраний этого кружка они зачем-то стащили с кухни все кастрюли. С моей кухни! Мои кастрюли! И я взорвалась. Глупо звучит, да? Глупо. Сейчас это глупо. А тогда я ворвалась к ним, в комнату Лиры, и всерьёз орала про эти дурацкие кастрюли. И про их кружок, и про журналы, и про саму Лиру. Сейчас понимаю, что нужно было раньше поговорить. Просто поговорить. Установить какие-то правила. Но тогда произошло то, что произошло. Ужасно. И само по себе, и вспоминать об этом.***
— Ужасно, — повторила Бон-Бон и опустила глаза. Некоторое время они молчали. — Вот почему вы тогда разъехались, — наконец, решилась Пинки. — Да. Несколько дней мы не виделись. До твоей вечеринки. — До вашей примирительной вечеринки, которую я для вас устроила. — Ну да, — Бон-Бон мягко улыбнулась и чуть подалась вперёд. — Я не знаю, как у тебя это получается. Но я тебе очень благодарна. Сами мы, наверно, так и не смогли бы встретиться и поговорить. — Не стоит. Вечеринки — это всё моё. А помочь друзьям я готова вообще в любой момент. — Знаешь, мне нужно ещё кое-что тебе рассказать. Помирились мы не на самой вечеринке. Да, мы делали вид, что уже всё хорошо. На самом деле мы так и дулись друг на друга. Но просто не хотели портить праздник. Как-то не сговариваясь, обе. А потом… — Вы обе одновременно захотели ускользнуть и столкнулись у задней двери, где уже, наконец, нормально поговорили и помирились. Та-дааам! Бон-Бон несколько секунд хлопала глазами. — Ты это знала? — Ну конечно! Я организовала вечеринку для вас, а, значит, обязана за вами приглядывать. — Само собой. Чему я удивляюсь? — Бон-Бон помотала головой. — Но всё-таки. По тебе нельзя было сказать, что ты видишь наше притворство. — Вы обязаны были помириться. Я это просто знала. Чуть раньше, чуть позже, неважно. Ну сама подумай. Вы же наилучшие подруги. Вы даже притворяться и сбежать с вечеринки решили вместе, без слов. — Да, всё так, — Бон-Бон усмехнулась. — Получается, у тебя не было строгого плана? Всё было на воле случая? — План? Это же дружба! Просто есть вещи, которые можно делать, и которые нельзя. Но если тебе кажется, что нужно что-то, или что-то не так, или чего-то очень хочется, сделай. Друг поймёт. Это и делает каждую дружбу особенной. — Как и пирог. — Точно! Как и пирог. Бон-Бон задумалась. — Знаешь? Я всегда хотела положить больше корицы.