Nothing else matters

      Просыпаться каждое утро рядом с ней было подобно чему-то... необычному. Тому, у чего есть свое название, которое, среди прочих слов, просто не могло найтись. Или ждало, пока его найдут. Вайзли не понимала, совершенно не знала, почему то, что она спит рядом с ней, так будоражило её. Что-то неизведанное всегда привлекало юную (лишь внешне) девушку, но в первый раз это неизведанное пугало её саму. А ведь Вайзли не должна бояться, она должна Знать, она должна Понимать.       Она лежит в таком положении уже больше часа, смотря на черты лица, которые вызывали у нее больше чувств, чем пустое безразличие. Белая кожа. Нет, не алебастровая, а просто белая, хоть девушка... нет, все же женщина перед ней и была уроженкой Португалии, страны, где всегда ярко светит солнце. Прямой нос. Такой, что до него хотелось дотронуться пальцем, но от этого шага Вайзли остановила сама себя, вновь подпирая рукой щеку. Пухлые губы, которых, опять-таки, хочется коснуться. Насыщенный, яркий их цвет только манил ближе, еще ближе, насколько это было возможно.       Девушка не понимала, что с ней происходит. Впервые в жизни она испытывала конфуз от происходящего. Нужный ответ не приходил к ней в руки, как это было всегда, стоило ей только начать «проживать» вновь. Хотя на деле – всего лишь вспоминать то, сколько лет она уже живет на земле. Вайзли была многими: мужчинами, женщинами, у которых была в жизни разная роль, заканчивающаяся в момент пробуждения Ноя. Но это... первая жизнь, в которой седовласая не могла найти ответ. Не могла спросить об этом других – от психопатов ждать чего-то вразумительного вряд ли можно. А сама она понять, к сожалению, не могла.       Сколько длится её состояние? Год? Два? Может, больше? И каждое утро она ощущает что-то непонятное, сжимающееся в груди. Не страх, не тревога, которые стали верными спутниками Вайзли. Другое. То, что нужно было познать.       Они договорились, что если седовласая проснется раньше, то она должна будет поцеловать её. У брюнетки чуткий сон, она проснется от этого касания губ. Изначально для юной девушки такое было дикостью, но после поняла – все в порядке. Словно так и должно быть. Словно она... меняется? Дело было в том, что сейчас, конкретно в этот день, девушка этого делать не хотела. Не хотела будить. Она чувствовала, что он должен стать переломным.       Но для чего?       И вновь Вайзли понимает, что смотрит слишком долго на этого странного человека. На эту странную женщину. Когда седовласая говорит «странная», это не значит, что подразумевает что-то плохое. Вообще, быть «странным» это ни разу не плохо. Это значит просто быть другим. И эта женщина была другой. Настолько, что от этого было больно в груди.       Почему?       Этот вопрос Вайзли задавала себе сотню раз, когда искала ответ в темных глазах, которые в один момент становились золотыми, но от этого не переставали привлекать ее внимание. Она искала ответ в чертах лица, да даже в этой маленькой родинке под глазом, которую брюнетка всегда прикрывала, словно стеcнялась её. И не находила.       Девушка поняла, что касается мягкой щеки женщины. Просто она задумалась настолько, что не уследила за тем, когда ее рука словно зажила своей жизнью. А может, она просто не хотела сопротивляться желанию? Ладонь легко ложится на щеку на сей раз полностью, подарив ей пару касаний. Далее плавно, словно играя, Вайзли повела кончиками пальцев вниз, до изгиба шеи, чувствуя бархат кожи подушечками. Здесь она задержалась, сделав круговой жест по коже. Словно откликнувшись на то, что тела коснулись, брюнетка перевернулась на спину, но спать, к большому счастью Вайзли, продолжила.       – Ох, боже, она вновь не застегнулась... – прошептала сама себе под нос девушка, опустив взгляд на красивую грудь. Седовласая видела многое за свою жизнь, но такие красивые формы – никогда. Или ей так казалось? Губы начало саднить, а рука отказывалась идти дальше, по своей импровизированной дорожке, словно Вайзли боялась обжечься. Пересилив себя, она коснулась тыльной стороной пальцев ключиц, очаровательных ямок... очаровательных? Разум подсказал, что все верно. Значит, эта женщина чарует её, Мудрость? Может ли такое быть? Пальцы от ямки идут ниже, на грудь, точнее, между ними. Девушка не поняла, почему она не может коснуться их, хотя... нет, не может. Она просто ведет рукой дальше, прочь от притягательной груди, манившей своей невозможно-возможной правильностью. По коже живота на бедро... шрам. Как и по груди. Этим чувствам Вайзли уже не удивлялась. Гнев. То, что она подавляла в себе веками, вырывалось на свободу, стоило ей только увидеть эти длинные белесые полосы. Девушка знала, как брюнетка мучилась и лишь в последнее время ей стало легче. Она видела эти срывы, эти рыки боли, которые отдавались в тиши комнаты. Без слез.       Вайзли никогда не простит Чистую Силу за то, что она посмела сделать.       Седовласая убрала руку и положила ее рядом на постель. Хватит, уже достаточно. В эту же секунду темные глаза открылись, с ноткой хитрости смотря на ту, что все же разбудила её.       – Мы договаривались на поцелуй в щеку... ты ведь помнишь? Но такое мне тоже вполне по нраву, – хрипло после сна проговорила брюнетка, потянувшись к Вайзли за обещанным. А та, не видя причин держать обещание не исполненным, коснулась мягкими губами щеки, частично утолив свое желание.       Желание..?       – Доброе утро, Тики, – проникновенный шепот на ухо, как и всегда, и, всего через секунду это должно закончиться. Но девушка поняла, не хотела. Тут же в голове будто щелкнуло. Все пазлы стали едиными, а кусочек головоломки, которую Мудрость собирала долгие годы, стал единой картиной со всеми остальными.       – Так вот... что это такое. – Такой же тихий шепот остановил Микк от того, чтобы подняться с постели и оставить свой личный приятный кошмар в одиночестве. Она легла обратно, внимательно смотря в глаза Вайзли.       – Мм? – а на губах – доброжелательная, мягкая улыбка. Та, которую она дарила только своей возлюбленной и больше никому. Да, Тики давно поняла, что испытывает к этой девушке двойственные чувства. Изначально – страсть, которая мешала думать, командовала, чтобы Микк забрала себе объект своей симпатии и, утолив голод, отпустила. Но нет... все не так. После года упорного ожидания брюнетка поняла, что влюбилась. Впервые за свои жизни. Кто же знал, что Ной сможет полюбить другого Ноя? Никто. Вот и Тики была совершенно растеряна. Однако, увидев Мудрость вновь, поняла: может, все не потеряно? Эти заинтересованные взгляды она бросает на нее явно не из простого желания «понять».       Из задумчивости вывела теплая рука, осторожно коснувшаяся руки женщины и то, как несмело ее тронули теплые сухие губы говорило о многом.       – Что-то случилось, Вайзли? – спокойно произнесла она, уже привычно удерживая свою похоть подальше от седовласой. Не сейчас. Как и всегда.       Девушка помотала головой, продолжив прижиматься губами к руке. Мудрость выглядела так, словно поняла то, чего раньше не могла постичь. От этого сердце Микк сильно стукнуло в груди. Кажется, у людей это зовется «пропустить удар».       – . . .люблю. – Эти слова стали настоящим ударом для Тики, которая их не ожидала услышать. Ком в горле мешал говорить, который встал не из-за слез, а из-за чего-то другого. Ей пришлось беззвучно переспросить.       – Люблю тебя. – Уже тверже сказала Вайзли, с решительностью поднимая взгляд и смотря в глаза брюнетке. Теперь-то она все поняла. Поняла, что это был за гнев, поняла, что это было за чувство, поняла, почему Ной её так будоражит. Просто она полюбила, никогда раньше не познав этого чувства. Впервые столь сильно и столь непонятно.       – Вайзли, ты... – тихо проговорила Микк, закусив губу, а затем приблизилась, нежно касаясь ими давно желанных губ. Каждое утро она помнила их нежность, долго оглаживая щеку пальцами, словно это было какое-то наваждение. А теперь это наваждение даже не сопротивлялось, хотя такое было раньше. Вайзли просто подалась вперед, явно намекая на то, что разрывать поцелуй не надо.       – Что же ты делаешь, чертовка. – Сухо усмехнулась женщина, касаясь лбом плеча девушки и слушая, как сердце громко и настойчиво отбивает ритм в уши. Как давно она ждала этих слов. Чертовски долгих три года. Три года для Удовольствия – вечность. Для любящего Удовольствия – еще больше.       А седовласая понимала и не торопила. Она знала, что сейчас нужно время, чтобы Тики все осознала. Точнее, она прочитала это неверие в ее мыслях. Поэтому... Вайзли легла на кровать, отстранившись от брюнетки, мягко улыбаясь при этом. Пальцы коснулись наглухо застегнутой рубашки и стали одну за одной расстегивать пуговицы под удивленным взглядом женщины.       У седовласой была одна проблема: она очень долго могла анализировать себя, а после взять и моментально понять, что за чем. Она понимала, что Тики сдерживала себя в руках слишком долго, чтобы не дать ей того, чего она хочет. А раз она... любит, то почему бы и нет? Девушка давно ловила себя на мысли, что хочет того, что будет происходить сейчас.       Забавно, многие людишки так берегут себя для единственного или единственной и даже со своей половиной продолжают кичиться, а для Мудрости это было совершенно не важно. Потому что она встретила Тики и ей было этого достаточно. Она и так прождала слишком... долго.       Рубашка открывает все больше, Микк жадно сглатывает, стоит ей только соскользнуть с груди. Боже, дай ей терпения не сорваться сейчас и не сделать больно Вайзли, которая, видимо, решилась полностью ей отдаться. Смело, безрассудно (возможно, так считала только Тики), но столь нужно.       Брюнетка ложится сверху на Вайзли, касаясь губами шелка кожи, даже не пытаясь насытиться: ей всегда будет мало, особенно под этим внимательным, испытывающим взглядом седовласой, которая словно ждала того, что будет. А женщина не спешила... она наслаждалась. Она нежно целовала шею девушки, смакуя вкус ее кожи, потиралась носом о щеку, словно пыталась оставить на ней свою метку, а после вновь перешла на мягкие покусывания и поцелуи губ.       Как считала Тики, главное – должным образом подготовить. В ее опыте были и женщины, и мужчины, но сейчас она волновалась и это выдавало ее с головой. Хоть все и должно быть в порядке, а пальцы не должны так сильно дрожать, но увы. Пожалуй, эта девушка сводит её с ума сильнее, чем те шрамы, оставленные на теле Чистой Силой. Настоящее безумие.       – Черт побери тебя, Вайзли, – зашептала Ной в губы, целуя на сей раз напористо, страстно, все так же нежно. Мудрость впервые в жизни решила пустить все на самотёк, ведь из всех просчитанных ей за несколько секунд вариантов были одни лишь положительные. Стоило слегка шершавым подушечкам пальцев коснуться живота седовласой, как все посторонние мысли просто ушли из головы. Она действительно боялась обжечься, но ведь сейчас по-другому, сейчас эти пальцы сами обжигают её. Эти ладони терпеливо ласкают тело, а внимательные золотые глаза наблюдают за малейшим изменением в лице. Так же они видели, как румянец коснулся щек Вайзли, стоило только одной из рук накрыть грудь. Просто накрыть, даже не тронуть особенно чувствительную зону, только коснуться мягкой кожи.       – Я не знала, что ты столь чувствительна, – искушенно прошептала Тики, прекратив нависать над девушкой и просто ложась рядом на бок. Она легко усмехнулась, стоило ей только увидеть непонимание в глазах седовласой. И пусть. Сейчас она все поймет. Кончики пальцев не спеша скользили по телу, начиная от плеч и заканчивая внешней стороной бедер.       Сейчас не нужно было слов. Микк понимала, что Вайзли начинает возбуждаться даже от таких простых ласк и это действительно было так, словно бальзам пролили на душу. Она не собиралась набрасываться, рвать одежду, грубо метить «своё». По крайней мере, сейчас, когда перед ней явно невинная девушка, которая глубоко внутри себя хочет, но боится близости. А ещё ничерта не понимает в своих желаниях, но... Удовольствие на то и Удовольствие, чтобы учить подобным вещам, не так ли?       Указательный палец обводит ореол соска оформившейся груди, а затем цепляет сам сосок. Тики ловит дрожь Вайзли губами, припав ими к так полюбившемуся ей ранее изгибу шеи и оставляя поцелуй. Все время ее действий за ней наблюдает пара внимательных золотых глаз, которая временно закрывается при малейшем намёке на блаженство. Чуть усмехнувшись, Микк приближается к уху девушки и шепчет, заправляя за него длинную белую прядь:       – Закрой глаза и постарайся расслабиться. Почувствуй, – что-то сдавленно от смущения пробормотав, та кивнула и медленно закрыла глаза. Буквально через секунду одну из грудей накрывает рот, зубами сжимает твердеющий с каждой секундой сосок. Ну же, давай... Седовласая не открывает глаз, а женщина ловит каждый вздох, потому что знает, что сейчас будет. С губ Вайзли срывается стон. Достаточно тихий, но не настолько незаметный, чтобы его нельзя было различить средь других звуков. И именно этот стон заставляет Тики улыбнуться, лизнув поверхность чувствительной кожи и заставив Мудрость покрыться мурашками от того, насколько горячим был её язык. Мимолетно коснувшись промежности рукой, брюнетка с удовлетворением почувствовала на пальцах влагу и растерла ее, вновь опускаясь к уху:       – Ты течешь. – То, как вздрогнула седовласая значило только одно: ей определенно нравилось, что Удовольствие все озвучивала. Однако, открывшиеся глаза интонационно говорили о несколько обратном.       – Боже, Тики, просто... черт, как же это сложно! – седовласая сбилась, а щеки её раскраснелись ещё ярче, от чего Микк испытала эстетическое удовольствие, сглатывая вновь. Не каждый день увидишь столь смущеннную Вайзли, на самом деле. А у той будто закончились все слова, которые она хотела сказать. В горле резко пересохло и она, уже более сипло, продолжила, – Возьми меня и хватит уже... говорить всё это. – Приглушенный голос, упавший до бубнежа, разлетелся по помещению достаточно быстро. После поистине хитрой улыбки, девушка поняла, что все это время её банально дразнили. Вот же, Удовольствие, наслаждается даже этим.       Губы женщины коснулись живота, после ниже – пупка, а Мудрость закусывала губы, вновь закрывая глаза. Всё же... идея о том, чтобы не смотреть была достаточно хороша. Нужно чувствовать, ведь иначе какой во всем этом толк?       … А может, она просто очень сильно смущалась? ***       Лежа на том же месте на постели, Мудрость испытывала что-то вроде умиротворения. Даже несмотря на то, что всего пару секунд назад только-только смогла успокоить бешеное дыхание в подушке, а ласковые губы до сих пор касались её плеч. Усталость брала свое и брюнетка отчетливо это чувствовала, поэтому даже не говорила про второй заход. Пока что. Вайзли тоже о нём не говорила, но улавливала что-то подобное в мыслях Тики, потому что это было больше, чем очевидно.       На губах показалась мимолетная улыбка и это не скрылось от леди, пусть она и предпочла не отрываться от спины девушки, обводя губами каждый сантиметр, засос и царапину, оставленную ей.       Вайзли, в свою очередь, удерживала порывы мурлыкнуть от удовольствия: все же, Микк всегда была мастером ласк и именно поэтому их первый, так сказать, опыт, прошел безболезненно.       Брюнетка тихо усмехнулась и шлепнула ту по ягодице, ловя уже в который раз удивленный и возмущенный взгляд.       – Что? Просто захотелось, – и тактично (то есть, достаточно быстро) поднялась с постели, в два шага оказавшись у ванной. Мудрость порывалась было подняться и ответить женщине той же монетой, но не успела до хлопка двери, а потом ей стало банально лень. Она тихо рассмеялась, кое-как принимая сидячее положение и облокачиваясь спиной о стену. Даже такое хамское, по мнению самой седовласой, поведение, все равно приятно отдавалось теплом в душе.       – Видимо... я счастлива? – сама себе задала вопрос она, поднимая взгляд на потолок и еще раз проговаривая это слово. Счастлива? Недавно это слово ей казалось непостижимым, а теперь само пришло на ум. Почему не раньше? Почему именно сейчас? Вайзли не могла дать себе ответа на эти вопросы, но вполне искренняя, мягкая улыбка, вновь показавшаяся на губах, сделала все за нее. Да, Вайзли была действительно счастлива. Без всяких размышлений о том, «почему же». Хватит.       Это счастье заключалось для неё в одном человеке, который никогда не поддавался логическим расчётам, предпочитая жить так, как велит ему собственное желание. Вайзли провела рукой по своим спутанным белым волосам, пытаясь привыкнуть к этому легкому ощущению в груди, словно она нашла решение тому, чего так... долго, так мучительно не понимала. А остальное не важно.       Она тихо поднялась с кровати, на слегка подрагивающих ногах приближаясь к ванной и проникая туда без особых проблем: дверь не заперта. Уже через минуту она будет обнимать объект своих долгих размышлений, а через две из душевой раздадутся мелодичные стоны.       Да, остальное и правда... не важно. Ведь есть только они.