Роковая ошибка

      Рита смотрела на совсем свежую могилу, усыпанную цветами, венками, перевязанными лентами «от друзей», «от Смерчей» и отдельно «от Бати и Багиры». Фотография еле виднелась сквозь цветы, живые и мертвые. Живые повяли, утратили свою свежесть и стали мертвыми, а мертвые — те, что по своей природе никогда не жили, стойко стояли, только немного выцвели.       Багира мелкими шагами подошла к могиле. Каждый раз, когда она приходила сюда, в горле вставал ком, проглотить который ей не удавалось долго. Она молча смотрела на фотографию, на которой был запечатлен живой Бизон. Борька Тарасов, который был для нее как брат, а она — его «сестрёнка».       Сколько они пережили вместе? Не счесть тех операций, передряг, ранений. И такая внезапная смерть. Рита смотрела на это пухлое, улыбчивое лицо, которое на протяжении существования и «Тайфуна», и «Смерча» одаряло их своим светом; Бизон всегда всех подбадривал, верил в хэппи энд. И тогда он тоже в него верил.       Багира закусила нижнюю губу. Она до сих пор не верила в это. Не верила, что прошло уже девять страшных дней без него. Боря Тарасов, Бизон, ее лучший друг, на которого всегда можно было положиться, в котором она ни разу не усомнилась и была права.       Он до самой последней минуты оставался тем, кем был всегда: Бизоном, настоящим бойцом, которого не сломила даже боль, даже осознание того, что он вот-вот умрет.       Он шутил, говоря Ритке, что они еще повоюют, хотя прекрасно знал, что воевать они будут без него. Слабое касание ее ладони; он даже попробовал её сжать. Но не смог; пальцы застыли на ее ладони, холодные пальцы, касание которых она будет чувствовать еще долго.       Багира до конца верила в чудо. Верила, что сейчас войдет врач и скажет: «Он поправится, всё будет хорошо», — но врачи говорили об обратном, они говорили, что с такими травмами Боря вряд ли доживет до конца дня. Поэтому старалась насмотреться на него, запомнить его лицо, глаза, но с каждой секундой понимала: ей не хватит целой жизни, чтобы насмотреться, не то что сделать это за считанные минуты.       Она шутила, удерживая подступившие слезы, понимала: нельзя реветь при нем. «Нельзя!» — стиснув зубы, твердила она самой себе, а слезы предательски блестели на глазах. И Бизон это видел и знал, что скоро уйдет с этого света, но не хотел расстраивать «сестренку».       — Повоюем еще, — кряхтя, еле сказал Борис и попытался улыбнуться через силу.       Каждое слово давалось через боль. И он понимал, уже не раз лежа на больничной койке с разного вида ранениями и травмами, понимал: сейчас ему не выкарабкаться…       — Конечно, повоюем! — сжала его ладонь Багира. А дальше туман… писк приборов, онемевшая, обмякшая, расслабленная ладонь Бизона, закрывшиеся навек глаза, синеющие губы и умиротворение, застывшее на лице капитана третьего ранга.       «Всё… — подумала Багира, смотря на то, как Бизона накрывают белой простыней, а ее выводят из палаты, говоря: „Пойдемте, пойдемте!“ — и придерживая Кошкину за плечи. — Конец…»       Смутно помнила, как увидела в коридоре бегущего к ней Батю. Он взял ее за плечи, чувствуя, что сейчас ей сложно даже стоять, что она мало что осознает сейчас. А Булатов и без слов всё понял. Сердце больно кольнуло. Казалось, у Вани забрали часть жизни, неотъемлемую часть.       — Всё… — обреченно сказала Багира ровным, ничуть не содрогнувшимся голосом.       И сейчас Кошкина смотрела на могилу, а перед глазами стоял тот день, самый страшный день ее жизни.       — Зачем ты туда полез? — строго в очередной раз спросила Кошкина, хоть и знала: не могло быть иначе. — Почему не дождался ребят?!       Но ответа не было. И не будет никогда.       День был ясный, солнечный, теплый. Лишь легкий ветерок обдувал Борю. Выходной. Долгожданный выходной, в который Бизон решил просто отдохнуть: прогуляться, подумать о насущном, да и просто посидеть перед телевизором, понимая, что завтра будет очередной трудовой день, который невесть что им принесет: горе, радость, неовотрепку. А пока об этом можно было не думать, радоваться новому дню и тому, что на его выходной выпал такой погожий день.       Оголенные предплечья подвергались воздействию ярких солнечных лучей и в то же время их обдувал теплый ветерок. Вокруг гармония. Привычная городская суета, которая не вызывала раздражения. Наоборот, вызывала в нем какую-то радость. С утра он светился от счастья, настроение было отличным или из-за того, что сегодня выходной, или из-за погоды, но кап-три чувствовал себя с утра просто чудесно.       Подходя к автобусной остановке, заметил странную суету там. Люди размахивали руками, выкрикивали что-то, кто-то уходил прочь не оглядываясь.       Профессиональное чутье сработало; Бизон почуял неладное и ринулся к толпе, плюнув на свой выходной. Поравнявшись с вскрикивающей толпой, Боря увидел, что на асфальте лежит черная спортивная сумка, из которой доносилось тиканье часов.       «Хоть бы раз это реально оказались часы!» — прощаясь с выходным, подумал Тарасов.       Сказал людям отойти на безопасное расстояние, достал из кармана мобильный. Быстро набрал Багиру, сообщив ей о находке. Кошкина отрапортовала, что на место отправлена группа, что Бизон, в общем-то, пропустил мимо ушей. Он смотрел на таймер и понимал: все равно им не успеть, надо действовать самому.       Люди позади шептались, но Борис чувствовал, на довольном от него расстоянии.       «Понятливые попались», — усмехнувшись, подумал Бизон и вновь обратился к бомбе.       Время утекало с каждой секундой; нужно было принимать решение, а механизм, как всегда кстати, подсунули замудреный. Бизон еще раз крикнул, чтобы все отошли, а лучше и вовсе спрятались в ближайших зданиях. На место ушедших в считанные секунды приходили новые зеваки, которых кап-три приходилось тоже отгонять.       — Детский сад, — со злостью подумал Тарасов, глядя на бомбу, — да чтоб этим террористам в аду гореть!       От его решения сейчас зависела и его собственная жизнь, и жизнь людей, их здоровье. Две минуты, одна. Наконец, он принял решение. Потянулся к проводам. Секунда…       Прогремел взрыв…       К Рите подошла Ума. Леся молчала. Лишь положила шесть живых цветов на могилу.       — Привет, командир, а говорил: «Что со мной сделается?». Вот и сделалось… — томно сказала Уманова.       Рита смотрела на Лесю, явно не ожидавшую увидеть здесь хоть кого-нибудь, оттого Уманова растерялась и говорила абсолютно не то, что хотела, что тяжелым грузом лежало на душе, что медленно убивало. И Багира это понимала. Видела, что Олеся сама не своя после трагедии. И сейчас Ума вместо того, что хотела, говорила то, что считала нужным говорить при Багире; остальное — потом, когда она будет здесь одна.       — Как ты меня называл? «Солдат удачи»? — закусив губу, продолжала Ума. — Ты знаешь, как без тебя в группе скучно? Умереть можно…       При этих словах Багира, словно услышав в них что-то двусмысленное, резко глянула на Уму.       Смерть Бизона для этой много повидавшей в своей жизни совсем ещё молодой девушки стала очередным ударом судьбы, как смерть матери, как детдом… Она вновь потеряла то, что не сможет вернуть; боль глушила все чувства. Сильная и непробиваемая Леся сломалась… Бизон, ставший ей отцом, которого она никогда не знала, ставший для нее опорой и подмогой… Теперь его нет.       Ума сглотнула. Подошла к могиле ближе, присела около небольшого холмика земли, провела ладонью по фотографии, сметая с нее пыль. Улыбнулась в ответ на улыбку Бизона с той самой фотографии.       При взгляде на это у Багиры щемило сердце, но она, как и Леся, не могла ничего сделать.       Бизон до конца оставался бойцом. Когда Рита вошла к нему в палату, первыми, немного невнятными и путаюшимися были слова: «Никто не пострадал?». В его потухшем взгляде Кошкина видела разочарование в самом себе, словно говорившее: «Я не смог…».       Багира обернулась, услышав шаги позади себя. Не была удивлена тому, что в нескольких метрах от нее стоял Булатов. Приблизился. Ума поднялась, хотела поздороваться по форме с контр-адмиралом, но он махнул на это рукой, давая понять, что не та ситуация.       Уманова потупила взгляд. Слова, которые так больно жгли душу, она скажет позже, и только ему, никому более. Не сказав больше ни слова, направилась на выход с кладбища; Батя махнул Багире, показывая, чтоб помогла ей. Кошкина кивнула, отправляясь вслед за Лесей.       Иван стоял прямо, ровно, как на построении и смотрел на усыпанную цветами могилу того, кого без сомнения мог назвать лучшим другом. Тот, без кого он никогда не видел ни «Смерч», ни «Тайфун», ни свою жизнь. Боря Тарасов, весельчак. Тот, с кем они прошли и огонь, и воду, и медные трубы.       Батя не знал, что говорить, как и не знал: слышит ли его Бизон. Он молчал. Сказал что-то про офицерский долг, про службу Родине, а на сердце лежали совсем другие слова. Молчал снова. Слишком много времени они с Бизоном жили бок о бок, слишком резко его не стало, слишком скоро все закончилось…       День был ясный, солнечный, теплый. Ярко светило солнце, и лишь теплый ветерок колыхал ленты на могильных венках…