Нет времени для зла

«Здравствуйте, это «БигХит». У нас новость для всех поклонников группы «Бантан сонёндан». В связи с тем, что состояние голосовых связок Чон Чонгука, который некоторое время назад две недели провёл в плену у неизвестных лиц, оказалось хуже, чем предполагалось после его выписки из больницы, компанией было принято решение о реорганизации состава группы. Чон Чонгук, во избежание дальнейшего травмирования голосового аппарата, отныне будет участвовать в деятельности группы как танцор и продюсер, а в дату ранее объявленного камбэка вам будет представлен новый – восьмой – участник группы, который станет четвёртым вокалистом. Мы надеемся, что это изменение найдёт понимание среди фанатов группы, а новый участник обретёт своё место в сердцах арми. Мы бы хотели, чтобы вы доверяли нашим решениям сегодня так же, как доверяли пять лет назад, когда мы представили миру «Бантан сонёндан». С уважением, «БигХит» *** «Спасите! Пожалуйста, спасите меня!..» - билось внутри сознания пульсирующей болью, и Чонгук зажмуривался, чтобы не видеть лицо того, кто его бил, потому что ещё и видеть было невыносимо. Хватало и шипящего голоса в ушах: «Ненавижу тебя… Ненавижу тебя… Ненавижу!..» на каждый удар по животу и лицу. Верёвка держала надёжно, хотя тут больше подходило определение «безнадёжно»: без надежды на побег, без надежды на спасение, без надежды на жизнь. Чонгук знал, что шансов закончить бесконечные истязания в состоянии жизни у него немного: мучитель не раз повторял, что итоговое наказание будет страшнее прежних. ЗА ЧТО его наказывают, за что издеваются, беспомощный парень не понимал, да и объяснить было некому: мерзкий шёпот умел произносить только ругательства. Чонгуку оставалось лишь кричать внутри себя мольбу о спасении, будто включив в мозгу маячок SOS, посылающий сигналы по всем каналам. Только вот в ответ раздавалась пустая пугающая тишина, а сигналы глушил зловещий шёпот… «Хочу, чтоб ты умер!.. Ненавижу! Умри, умри!..» Новый удар отправил пленника в темноту… *** Чонгук проснулся, тяжело дыша, весь мокрый от пота, и пару минут просто смотрел в сумрачный потолок, пытаясь вспомнить, что ему снилось, но образы опять ускользали. Это был уже, вроде бы, другой сон, не тот, что снился в первые дни в больнице. От того кошмара было действительно страшно, новый же морально выматывал, словно высасывая силы к сопротивлению и желание двигаться дальше. Справа сопел Чимин, съехавший головой на подушку донсэна, с другой стороны на соседней кровати раскинулся Хосок, всегда спящий в странных неудобных позах. Чонгук, чтобы отвлечься от неприятного сновидения, несколько секунд пытался оценить, насколько возможен нормальный сон со свисающими с кровати рукой и ногой (по примеру хёна), но эксперимент провалился, и остатки сна улетучились. «Попить молока, что ли?» - подумал парень, аккуратно поднимаясь с постели, чтобы не разбудить чутко спящего Чимина. За окном занимался рассвет, расписание группы в этот день начиналось рано, но Чонгук не смог заставить себя и дальше лежать в кровати и погружаться в непонятную пучину уныния. Еда вполне подходила, чтобы отвлечься от печальных мыслей, поэтому парень осторожно выскользнул за дверь и прокрался в столовую, зажигая боковой свет. И замер. На диване у стены заворочался кокон из одеяла. С одного из краёв показалась светлая макушка и сонные глаза макнэ, тут же взволнованно раскрывшиеся с узнаванием вошедшего. - Хён, прости, - Дэхви торопливо сел на диване, прикрывая обнажённые плечи краем одеяла. – Я не хотел мешать. «Чему мешать?» - не понял Чонгук, но, как обычно, ответа не дождался. Он потянулся к холодильнику, отрывая листок-стикер для заметок с дверцы. «Почему ты спишь здесь?» - Да там просто… Кровать… - замялся мальчишка, не решаясь продолжить фразу. «Неудобная?» - Ну, немного неудобная, да, - опустил голову Дэхви, будто смущаясь из-за своей критики. Чонгук хмыкнул. «Вот именно, ужасная кровать! Не могу на ней спать вообще! Я ещё в первую ночь к хёнам переехал!» - листочек был протянут младшему с улыбкой на пол-лица и облегчением. Правда, Чонгук сам не понимал, почему ему вдруг стало спокойнее. Пара фраз младшего – и противный кошмар отступил, так и не завладев душой парня. - А я думал, хён, что тебя из-за меня переселили… - проговорил Дэхви виновато, читая записку. – Так неловко было. «Не-е-е-ет. Я сам уехал. Надо попросить менеджера-хёна купить туда нормальный матрас, а не это недоразумение». - Тогда ты сможешь снова жить там, а я и здесь посплю, здесь вполне удобно! – Дэхви убеждённо похлопал по искусственной коже обивки крошечного кухонного диванчика. Чонгук покачал головой, улыбнувшись. Перебираться снова в свою одиночную камеру желания не было. Хёны говорили, что он сам выбил себе право жить отдельно (путём победы в КНБ), но Чонгук всё никак не мог понять своих мотивов. «Мне нормально с хёнами. Не хочу обратно переезжать, столько возни», - ответил он и отошёл к холодильнику за коробочкой молока. Следовало дописать что-то вроде «Живи себе спокойно, эта комната теперь твоя», но рука не повернулась. - Хён, - тихонько произнёс ему в спину Дэхви. – Ты на меня не обижаешься? Чонгук замер у открытой дверцы. Во-первых, ему понравилось, что его называют хёном. Это было почти волшебное слово, придающее уверенности и значимости адресату. А во-вторых, Чонгук знал, что обижается. Обижается, завидует и всё-таки хочет быть единственным макнэ в группе. В столовой повисла тишина. Дэхви терпеливо ждал, а Чонгук молчал даже внутри, глядя на коробку молока перед ним и не решаясь двинуться, чтобы взять её с полки. Он не мог сообразить, какое действие будет верным. Сказать прямо? Сбежать от ответа? Завуалировать слова под вежливую уклончивость? Два последних варианта Чонгук отмёл сразу. Оставался первый. Молоко, наконец, покинуло недра холодильника. Чонгук почувствовал, как его руку морозит чуть влажная от конденсата коробка. На листке с блока для записей оставались мокрые пятна, пока парень писал то, что хотел высказать. «Я хочу быть прошлым собой. Я хочу петь. Хочу танцевать. Я мечтал об этом с детства. Я главный вокалист самой офигенной группы. Я смотрел видео, слушал записи. Я на них хорошо пел, лучше, чем в те времена, что остались в памяти», - листок кончился, Чонгук взял новый, капнув на него уже другой влагой, скопившейся на ресницах. – «Да, я злюсь, что я – это не ты. У тебя всё впереди. А я даже то, что позади, не помню, - он вытер глаза, чтобы слёзы не мешали видеть текст. – И это раздражает. Я не могу смириться, понимаешь? Не получается, потому что ты всё время напоминаешь о том, кем бы мог быть сейчас я…» Он отодвинул бумажки в сторону собеседника и закрылся рукой от младшего, чтобы тот не видел его лица. Дэхви зашевелился сзади, сел рядом на соседний стул, читая записки, и притих. Чонгук шмыгнул носом и скосил глаза на младшего. Тот сидел, завернувшийся в одеяло, уставившись в листочки неподвижно, а по щекам его катились слёзы. - Директор сказал… - наконец сдавленно произнёс он, - что так будет лучше… для группы… И я согласился. Хён, я глупый, да? Чонгук кивнул, снова вытер слёзы и обнял младшего за плечи, утешая. Это вышло как-то естественно и просто, будто его подсознательный хён велел позаботиться о несчастном ребёнке без разбора, виноват тот в чём-то или нет. - Что мне делать, хён? – прошептал мальчишка, замирая под его рукой. – Я не знаю, как быть. Если разорвать контракт, я не смогу выплатить деньги… Мама не сможет… Там очень большая сумма. Чонгук улыбнулся сквозь слёзы, непроизвольно и криво, произнеся про себя «Вот дурачок…», и крепче прижал к себе макнэ, вздыхая. В коридоре раздались шаркающе-ленивые шаги Юнги – Чонгук уже выучил походку каждого мембера. Дэхви рефлекторно придвинул бумажки с признанием старшего к себе, прикрывая их ладонями, отчего у бывшего макнэ на душе разлилась благодарность.. - Вы в курсе, что сейчас четыре утра, а вставать нам сегодня в пять? – сонно поинтересовался зевающий хён, падая на стул напротив и переводя взгляд с одного лица на другое. Оба парня виновато молчали. - Нет, меня разбудила не ваша болтовня, - успокоил их Юнги расслабленно. – Если бы это, обоих бы прибил сразу. Чонгук улыбнулся: хён, несмотря на внешнюю неприступность, был очень чутким внутренне, сразу разобравшись в мыслях младших. А свои угрозы он в жизнь не воплощал никогда. - И что мы тут сидим? – поинтересовался Юнги, оценивающе разглядывая мокрые физиономии. – По какому поводу печаль? На сайт компании, что ли, залезли? Оба помотали головами непонимающе, а Дэхви робким шёпотом спросил: - А что там, на сайте? - А там про тебя миру объявили. Ну, то есть, не именно про тебя, а про восьмого участника. Так что пока по улицам можешь спокойно ходить. А вот через две недели… Кажется, тебе понадобится ещё больше охраны, чем нам. Дэхви закусил губу и опустил взгляд. «Его теперь из-за меня все ненавидеть будут, наверное…» - понял Чонгук, всё ещё обнимая расстроенного младшего и поглаживая через одеяло по плечу. - Если не сломаешься, станешь одним из мемберов, - вдруг произнёс Юнги. – А то наш Гукки уже совсем взрослым вырос, ему бы какого-нибудь малыша для заботы надо, - и он снисходительно глянул на обнимающую мальчишку руку. Чонгук упрямо хмыкнул, написал на листке: «А если и да?» - и шутливо прищурился. Юнги засмеялся и ответил: - Да мне-то без разницы. Главное, до камбэка комментарии в интернете не читайте, окей? Здоровее будете. Оба. И макнэ синхронно кивнули.