Я милого узнаю...

      Румпельштильцхен решительным шагом подошел к двери своего антикварного магазина и вдруг замер, заглянув внутрь через окно. Белль стояла возле дальнего прилавка и с наслаждением нюхала одинокую розу, положенную, очевидно, неким тайным воздыхателем на порог помещения. Этим тайным воздыхателем был он, но почему-то ему казалось, что стоит узнать об этом ей, то роза закончит свои дни в мусорном ведре. Но, тем не менее, выглядела девушка весьма довольной жизнью. Голд еще немного поколебался, войти ли ему в своем облике или опять прибегнуть к образу Крюка. Забавно, но, если бы кто-нибудь раньше сказал ему, что его любимая жена будет доверять этому пиратишке больше, чем собственному мужу, а от последнего и вовсе начнет шарахаться, он бы рассмеялся этому человеку в лицо и даже, пожалуй, заехал бы тростью по какой-нибудь части тела. Но жестокая реальность гласила, что теперь оно так и есть. Что ж, если Белль будет разговаривать только с Джонсом, он станет им.       Дверной колокольчик зазвенел, оповещая о приходе посетителя. Белль, все еще не выпуская из рук цветок, осторожно повернулась. К ней также осторожно подходил Крюк.       «Он напряжен» — отметила про себя она.       «Она обеспокоена» — заметил он.  — Киллиан, — начала Белль, — ты хорошо спрятал кинжал?  — Да, он в надежных руках. А теперь осталось одно дело. — Киллиан выдержал паузу, приблизившись на расстояние нескольких шагов, — Дать пиратскую клятву. Что мы будем молчать о том, что происходило тогда. Только так мы сохраним тайну кинжала.       Белль подозрительно смотрела, как Джонс бережно кладет ее руку себе на грудь, придерживая ее крюком, а свою руку кладет на ее, но решила пока не комментировать этот момент.  — Даю слово. — произнес Крюк, как-то совершенно не по-крюковски нежно заглядывая в глаза девушке.  — Даю и я. Что буду молчать. — ответила Белль, кажется, не совсем понимающая причину такого взгляда. А еще он слишком долго для обычной дружеской клятвы держит руку на ее сердце.  — Даю слово.  — Даю и я. Что уйду с тобой навсегда.       Крюк вдруг как будто опомнивается и поспешно делает шаг назад, снимая руку с груди девушки. Его взгляд падает на розу в хрустальной вазе.  — Подарок от тайного поклонника? — кивает он на цветок.  — Да. — улыбается Белль, — Подхожу, лежит у входа.  — Можно спросить: у вас все серьезно?       Он надеется на отрицательный ответ. Или на то, что его бывшая (?) жена хотя бы задумается над ответом.  — Мне как-то это в новинку… — неопределенно отвечает она, избегая его взгляда, — В остальном — не знаю.  — Ты выглядишь другой. — отмечает Киллиан и пытается радостно улыбнуться.       Поразительно, как какие-то шесть недель способны изменить человека. Убрать из глаз тот сияющий блеск, что появлялся каждый раз, когда она слышала его голос или смотрела ему в лицо. Правда, сейчас он был в чужом облике, но неужели она не почувствовала его, если продолжала бы так же любить?       Выходит горькая недоулыбка.  — Так приятно, — продолжает Белль, и ее собеседник мысленно вздрагивает от следующих произнесенных слов, — Наконец-то быть с человеком, не выдающим себя за кого-то другого.       Вот оно. За кого-то другого. Он столько раз причинял ей боль недоверием, врал, недоговаривал. И теперь уже она делает ему больно, пусть и неосознанно. Что ж, похоже он заслужил это. А еще ему кажется, что его судьбу кто-то проклял, раз на ней, должно быть, написано вечно терять близких людей.  — Так с ним теперь все, с Румпельштильцхеном?       Он уже не надеется услышать другой ответ.  — Не думаю, что смогу его когда-нибудь забыть, но… С Уиллом мне сейчас хорошо.       Это практически приговор. У ЛжеКрюка хватает сил только на то, чтобы сказать «Рад за вас» и пожелать спокойной ночи. Ему хочется унять эту жгучую боль где-то внутри грудной клетки и поэтому он спешит выйти на улицу.  — Если это все, что ты хотел мне сказать, то я очень разочарована в тебе, Румпельштильцхен. — эти слова настигают его уже на пороге, заставляя вздрогнуть и прирасти к месту. Где он допустил ошибку?  — Я две минуты назад говорила, что мне приятно быть с человеком, который не выдает себя за другого. А тебе не хватило смелости придти ко мне в своем облике. — она должна сердиться, но в ее голосе не проскальзывает ничего подобного. Только усталость.  — Как давно? — вполголоса интересуется мужчина, не оборачиваясь. Он тоже устал. Раздается стук каблуков по паркету. Она делает несколько шагов к нему.  — Как давно я поняла, что это ты? — говорит Белль, — Ну, сомнения зародились еще тогда, когда я пыталась призвать тебя с помощью кинжала. Я ведь приказала встретиться со мной лицом к лицу. И ты повернулся ко мне. А окончательно удостоверилась, когда во время клятвы ты смотрел на меня. И слишком долго держал мою руку у себя на груди. Может, уже повернешься?       Мужчина, тяжело вздыхая, поворачивается.  — Пойдем в подсобку. — предлагает она, подходя еще ближе и беря его за руку, — Здесь все прекрасно просматривается с улицы.       Тот непонимающе смотрит на нее, но нехотя следует за ней.  — Может, уже примешь, наконец, свой облик?  — Зачем? — совсем теряется он.  — Затем, что я хочу смотреть в глаза Румпельштильцхену, а не Киллиану Джонсу.       Один взмах рукой — и перед ней снова ее муж. Голд продолжает озадаченно смотреть на нее. Белль несколько секунд молча оглядывает его, отмечая незначительные изменения во внешности, вдруг улыбается, подходит к магу вплотную и заключает в объятья.  — Ты немного похудел. — выдыхает она куда-то ему в плечо.       Совершенно сбитый с толку Голд осторожно приобнимает жену в ответ. Все происходящее кажется ему нереальным.  — Я рада, что ты вернулся.  — Значит, с Румпельштильцхеном еще не все? — осторожно интересуется мужчина с надеждой в голосе.  — Посмотрим на твое поведение. — загадочно отвечает девушка и прижимает мужа к себе еще крепче.